"Никто не узнает, что ты там побитый сидишь". Бывший политзаключенный о жестких условиях в "Витьбе"
Николай (имя изменено в целях безопасности) провел в заключении почти два года. В июне мужчина вышел на свободу из витебской колонии № 3 по истечении срока. Чтобы снова не оказаться за решеткой, бывший политзаключенный был вынужден уехать из Беларуси. Николай рассказал "Вясне", как заключенных лишают права на медицинскую помощь и заставляют выполнять тяжелую работу, о доносах за беларусский язык, избиениях заключенных, а также о жестких ограничениях для политических.
- Иллюстративное фото
"Приговор еще не вступил в силу, а меня уже в колонию завезли"
Мужчину обвинили в участии в послевыборных акциях протеста в Минске и приговорили к лишению свободы. Сразу после суда и еще до рассмотрения апелляционной жалобы его перевели в витебскую колонию № 3. То есть, на тот момент его приговор еще не вступил в законную силу.
"Если кого-то переводят на этап, то еще дают время, чтобы собрать вещи. Дают бумагу, чтобы подсчитать и записать все вещи, которые у тебя есть. А меня просто за несколько минут схватили и сказали, что нужно быстро собрать вещи. И увезли в колонию. Там я только час пробыл на карантине, даже еще не понял, где нахожусь. Я вообще не понял, что происходит и считал, что это незаконно. То есть приговор еще не вступил в силу, а меня уже в колонию завезли.
А они там тоже не понимали, что со мной делать, потому что я же еще не осужден. Один из сотрудников мне сказал, что это странно, но форс-мажорная ситуация. Поэтому меня посадили в одиночную камеру. Самое тяжелое, когда так сидишь, это незнание, сколько еще сидеть и где ты находишься. В итоге меня продержали в ПКТ два месяца".
"Сразу делают все, чтобы сломать человека"
После рассмотрения апелляции Николая перевели на карантин.
"Ты заезжаешь на карантин и они сразу делают все, чтобы сломать человека. Исправительная колония №3 — "красная". Не "черная", где воры правят, а красная. Тем более там много милиционеров. Все подчиняются руководству колонии".
По словам Николая, заключенных, приезжающих в колонию, заставляют подписывать бумаги, что человек соглашается делать все, что скажет администрация.
"Я вообще не понимаю, почему вас не расстреливают"
Мужчина говорит, что добиться качественной и своевременной медицинской помощи в колонии невозможно.
"В колонии нет никакой медицинской помощи. Есть анальгин, если уж совсем "финиш". Могут какую-то капельницу поставить, но там тоже непонятно, что в той капельнице.
И все то, что говорят люди про зубы, — правда. Они их там не хотят лечить. Если ты заболел в колонии, то ты ничего с этим не поделаешь, и никто не поможет".
Кроме того, бывший политзаключенный рассказал, что в витебской колонии удерживаются два парня, осужденных по политическим мотивам за комментарии, которые имеют серьезные психические заболевания, поэтому требуют особого досмотра.
"В колонии работает психолог. Отряд как-то шел на промзону и подошли к психологу спросить, почему обычные узники могут снять профучет "как склонные к самоубийству", а политические не могут. А он говорит: "Я вообще не понимаю, почему вас не расстреливают".
"Я, наверное, просто умру здесь": кто из политзаключенных находится в особом риске за решеткой
"Всего за один день три человека, кажется, умерли"
7 мая 2023 года в витебской колонии № 3 умер 61-летний политзаключенный блогер и общественный активист из Пинска Николай Климович. Мужчина имел инвалидность II группы вследствие заболевания сердечной системы, перенес инсульт и сложную операцию на сердце. Несмотря на это, пинский суд назначил ему заключение. В неволе Николай выдержал чуть более двух месяцев.
В колонии находился и Николай. "Вясна" спросила его, было ли ему известно о смерти политзаключенного.
"Я слышал о смерти Климовича. Я тогда уже в отряде был. Полагаю, он мог не выдержать этап. Ведь там тоже особое отношение к политическим. У политических у всех за спинами наручники, с сумками. Вот когда говорят что в поездах "люди как селедка напихались" — там в прямом смысле так. Если кабинка на четыре человека, а пихают туда 20, то это действительно так, а еще и с этими сумками огромными. Поэтому, если у человека слабое сердце, он может не выдержать. А после этот карантин — тоже стресс. Там в общей сложности в то время за один день три человека, кажется, умерли".
"В колонии многих избивают"
"Вясна" часто фиксирует факты применения физической силы в отношении политических заключенных. Чаще всего избиения и пытки применяют при задержании, но над некоторыми продолжают издеваться и в местах заключения. Николай говорит, что в витебской колонии это тоже случается.
"В колонии многих избивают, не только политических. Если сотрудникам что-то не нравится, или как-то не так ответишь, то они, конечно, могут побить. Например, тех, кто сидит в ШИЗО. Ведь какая разница, если к ним не пустят даже адвоката. Поэтому никто не узнает, что ты там побитый сидишь".
"Мы поднимаем руку и они подсчитывают, сколько экстремистов и террористов"
К политическим в колонии отношение особое, даже спортом не позволяли заниматься. К тяжелой атлетике политзаключенных не допускали, а в определенный момент даже забрали гири и запретили заниматься на турниках.
Однажды Николай отказался выступать на концерте в клубе при колонии, за это его лишили звонка по скайпу. Бывший политзаключенный рассказывает, что вообще их отряд лишали звонков. Они могли не звонить родственникам месяцами, при том, что разрешено каждую неделю.
"Были случаи, когда приходили к человеку и говорили: "Надо нарушение сегодня выписать, скажи, что там тебе сегодня сделать".
Помимо этого, мы поднимаем руку и они подсчитывают, сколько экстремистов и террористов. Убийцы и наркоманы с белыми бирками ходят, а мы — с желтыми. Некоторые первое время думали, что с таким особым отношением нас скоро и расстреливать начнут. Ведь зачем, когда идем в столовую или на промзону, все время поднимать руку. На 40 человек нас было 10 человек впереди — экстремисты.
Люди фактически сидят ни за что. Написал "таракан" — и восемь лет дают. А есть убийцы, которым семь лет дали за убийство человека. Очень жаль этих людей, там же все: писатели, поэты, художники, айтишники, бывшие сотрудники. Есть с кем поговорить интересно. С нами сидел Дмитрий Юртаев, а в библиотеке его книги стояли.
Бывает, говорят, что в тюрьме друзей нет. Неправда. Мы все дружили".
"Сошел с ума здесь по-беларусски разговаривать?"
Беларусский язык в колонии администрация не одобряет. По словам Николая, один из сотрудников порвал картинки и тексты, написанные по-беларусски.
"Говорит мне: "Да ты что, сошел с ума здесь по-беларусски разговаривать?" В колонии есть люди, которые делают доклады, так называемые стукачи, они рассказывают администрации, чем те экстремисты занимаются. И могут прийти посмотреть сумку твою, искать нарушения. А там даже с первого нарушения могут отправить в ШИЗО. А если есть три серьезных нарушения, то могут раскрутить до двух лет (по ст. 411 УК).
И это касается не только того, что ты там по-беларусски разговариваешь. Там просто напряженная ситуация из-за ужасных условий и то, что там мало места и каждый день одно и то же".
"Язык как протест". Как (не)живет беларусский язык в заключении
"Так холодно, что можно умереть"
Николай говорит, что в помещении камерного типа (ПКТ) для узников создаются ужасные условия.
"В камеру не попадает солнечный свет, так как там железные "реснички". Зимой там дикий холод, так как открыта форточка. Так холодно, что можно умереть. Поприседаешь — согреешься на час.
В ШИЗО я не сидел, но когда ходил по продолам, то видел условия, в которых содержат. В камерах ШИЗО нет матрасов. Некоторые спят на железной кровати, а другие — на деревянной доске. Также там есть дверь со стеклом — для "самоубийц". Чтобы было видно, что они делают. Там решетка и стекло.
Они меня по тем продолам [коридорам] из ПКТ выводили избивать. В общей сложности там есть одиночные камеры, а есть и для четырех, и для шести человек".
Избиения, угрозы, нечеловеческие условия: о каких пытках чаще всего рассказывают беларусы. Статистика
"Ты там просто отравлен этим СССР и той войной"
"В колониях очень тяжелая работа, к которой принуждают политзаключенных. Политические занимаются только тяжелым трудом, легкий им не дают. Например, таскаем бревно, доски. Некоторые разбирают металл, и до такого доходит, что кожа сдирается. Мы еще делали какие-то ящики, но неизвестно для чего они. Шили какую-то форму для российской армии. Но точно не знаю куда это.
Там еще все время эти культурно-исправительные работы (КИР). Они там пропагандой занимаются. Все время "война", "советские времена", повсюду плакаты с "серпом и молотом". То ты там просто отравлен этим СССР и той войной".
Политзаключенных заставляют работать даже во время болезни. Николай вспоминает, что однажды его при температуре в 40 градусов не пускали к врачу и заставили идти на работу.
"После карантина я попал в больницу, они давали мне по три таблетки анальгина. Тогда была зима, нам выдали лопаты, а они как доспехи, сами по себе может килограммов 20. И ты должен убирать снег по восемь часов. А потом могут сделать так, что ты по четыре часа стоишь на морозе просто так. И я там заболел".
Что спасало в заключении
"Администрация своими условиями может сделать усиленный режим. Это тяжело. Ты каждый день просыпаешься в шесть часов и начинается все одно и то же. Единственное, что спасает — книги и попытка заниматься спортом. Но ведь важно, чтобы и питание было хорошее, а они специально из передачи делают просто салат — режут все и перемешивают. А когда приходит передача, то это очень тяжелый день, ведь тебе нужно все разложить, подписать это. А в этот момент может быть профучет, который ты не можешь пропустить. А без передач невозможно выдержать с той едой".
