Олег Граблевский: "Репрессии сделали видимым, насколько инвалидизирующей является наша пенитенциарная система"
Правозащитник и юрист Офиса по правам людей с инвалидностью, а также и бывший политзаключенный Олег Граблевский рассказал "Вясне" о нынешнем состоянии людей с инвалидностью, о новостях этой сферы и возможности помощи, которые Офис оказывает в новых условиях эмиграции.
- Правозащитник Олег Граблевский во время работы в Офисе по правам людей с инвалидностью в начале 2020 года
Какое сейчас состояние с правами у людей с инвалидностью и какие новости?
– Я скажу так: новости только в том, что мы видим каждый день на примерах людей, как репрессии сделали видимым, насколько инвалидизирующей является наша пенитенциарная система с точки зрения медицинского обслуживания, помощи, условий содержания.
Мой собственный опыт пребывания в СИЗО, те свидетельства, которые мы получаем из независимых СМИ о людях, находящихся в тюрьмах, которые вышли оттуда – эта информация свидетельствует о том, что даже те правила, которые прописаны в национальном законодательстве относительно медицинской помощи с самого начала, когда человек попадает в руки милиционеров, и до того момента, когда он освобождается, не соблюдаются. Более того, они встроены в систему таким образом, что состояние здоровья людей, попадающих в заключение, значительно ухудшается – и ухудшается, на мой взгляд, намеренно... Я, например, в своих письмах писал, что меня здесь убивают. Ведь условия были такие, что человек инвалидализируется, у него обостряются хронические болезни, появляются новые болезни, и никакой помощи, направленной на то, чтобы поддерживать человеческую жизнь, в пенитенциарной системе нет.
Эта проблема не появилась с протестами в Беларуси, когда массово начали появляться люди с политическими статьями, политзаключенные. Эта проблема была всегда, просто она стала видимой, благодаря тому, что люди-общественные активисты попали в тюрьмы. Проблема была и раньше.
Когда я сидел в СИЗО и мы наблюдали, как у одного человека пошли судороги, один мужчина сидел очень спокойно и говорит: "А что тут такого? Я в девяностых годах сидел, у нас по четыре трупа из камеры доставали". И вот люди с таким длительным тюремным опытом к этому относятся очень спокойно, потому что для них это какое-то обычное явление. То, что наша страна годами получала поддержку через ЮНИСЕФ, через другие международные структуры, поддержку, направленную именно на пенитенциарную систему... Вот для меня это и сейчас остается вопросом: была ли какая-то оценка эффективности этих программ? Ведь когда я был на Окрестина, там эти картины висят с логотипом ЮНИСЕФ – то есть направлялись бешеные деньги на реформирование этой системы, в том числе направленной на медицинскую, а по итогу, кроме того, что тренировали спецназ в Германии, других видимых изменений эффективности этой помощи не произошло. Поэтому я и говорю, что люди, которые попадают туда, они инвалидизируются.
Ранее Офис осуществлял мониторинг прав людей с инвалидностью и адвокатские компании. Насколько это возможно сейчас?
– На сегодня нельзя сказать, что это невозможно вообще – просто изменились условия. Это невозможно в том масштабе, как раньше, когда мы собирали информацию из открытых источников, когда, например, к нам в офис приходили люди за консультациями – и можно было выявлять на основании консультаций проблемы, которые появляются, их обобщать, делать выводы и так далее. Сейчас нет этого всего, и более того, те люди и то общественное сообщество, которое осталось в Беларуси – а оно осталось – не имеет возможности безопасно общаться с нами (с теми, кто выехал). Соответственно, мы можем получать только ту информацию, что доступна на официальных ресурсах – это что касается законодательства. А также информация, которую нам представляют общественные активисты – анонимизирована, так как это на сегодняшний день опасно. И мы сегодня можем делать такие мониторинги, но на условиях закрытости источников людей, которые нам ее представляют. Безусловно, это влияет на качество этих мониторингов и на их эффективность, чтобы изменить эту систему.
Эффективность – я ее на сегодняшний день и в сегодняшних условиях не вижу. Наша задача практическая может быть только в том, чтобы выявлять эти проблемы и делать их видимыми, как это произошло с той же пенитенциарной системой.
Ранее Офис принимал участие в разработке Закона "Об инвалидах и их социальная интеграции". Что теперь с ним?
– Он принят с такой помпой, что учитывает положения Конвенции о правах людей с инвалидностью. И прошло уже время, как вступил в силу этот Закон, и что хотелось бы видеть: насколько это практически реализуется на сегодня? На сегодня мы видим только то, что на какой-нибудь БЕЛТА или провластных СМИ, освещающих события, связанные с инвалидностью, у них, как всегда, все хорошо, все счастливы, у нас супер социальное государство. И сделать какие-то исследования, сколько там лжи или правды, это невозможно. А это хотелось бы сделать – такой мониторинг по каждой статье Конвенции, как мы делали раньше: соответствует ли это новому Закону? Повлиял ли новый Закон к изменению ситуации к лучшему? Из того, что я наблюдаю: не то, что не изменилось к лучшему, а изменилось все в худшую сторону. Ведь понятно, что государство стало беднее, оно фактически находится в состоянии оккупации, и люди с инвалидностью в такой ситуации занимают последние строчки в бюджете. И единственное, что сейчас государство может делать эффективно, это делать пропаганду. Больше ничего.
Люди с инвалидностью всегда были уязвимой группой. Но после 2020 года они и их проблемы еще больше отошли в тень?
– Люди с инвалидностью и раньше не были в центре внимания. Их проблемы были видимыми благодаря таким организациям, как наша. И даже в той истории, в тех условиях, лично мне было понятно, что в той стране, в которой мы жили, после изменения Конституции в 1996 году, о правах человека в стране можно было говорить лишь условно, так как это уже была диктатура, а в концлагере не может быть прав человека.
Но все-таки благодаря институциям гражданского общества проблемы людей с инвалидностью были видны, была возможность работать журналистами, обращаться к ним (мы работали довольно плотно с ними) и благодаря журналистам к нам приходили люди. На сегодня даже эта возможность исчезла.
И сейчас когда человек обращается – вот например у меня есть люди, которых я консультирую – я им говорю: "Идите в БЕЛОИ (это Белорусское общество инвалидов), идите в СМИ" – но их там не принимают. Говорим: "Идите в прокуратуру, идите в милицию" – там говорят: "Мы этим не занимаемся, об этом писать не будем". Поэтому люди остались наедине со своими проблемами, и только благодаря активистам, оставшимся в Беларуси, проблемы частно решаются каким-то образом в плюс или минус – но даже этот успех невозможно осветить, так как негде.
О некоторой своей деятельности по помощи людям с инвалидностью Олег не может рассказывать, так как мы – "беглые преступники". Поэтому примеры приводить трудно.
– Могу сказать одно, что очень много обращений. Даже при той ситуации, в которой мы оказались, все равно какие-то связи остались, обращения есть. С чем работать – есть. Но не в том масштабе, как раньше. И очень опасно – ведь ты когда консультируешь человека, изначально думаешь о том, не навредит ли ему это. Хотя само по себе это очень странно – я даже и не ожидал, что люди будут обращаться, так как люди с инвалидностью любили прийти в живой Офис, чтобы их выслушали.
Вот, например, один человек с инвалидностью два месяца учился пользоваться планшетом, чтобы иметь возможность связаться со мной. Оно конечно печально, но так есть, и слава богу что есть возможность помогать и в этих условиях.
Подчеркиваю: сейчас очень часто мы встречаем такую информацию, заявления наших политиков, общественных активистов, что разрушено в Беларуси гражданское общество. Но гражданское общество всегда было под контролем государства. И люди в Беларуси остались, люди работают, и говорить что оно разрушено – это унижать труд тех людей, которые остались. Я бы так никогда не говорил бы.
А пенитенциарная система – конечно, это то, что ужасно, видно, эмоционально, но она не намного ужаснее, чем та же система отъема детей у людей с инвалидностью, определение этих групп инвалидности, обеспечение медицинской помощи – и по всему спектру статей Конвенции, которые относятся к рядовым, обычным людям. Сейчас это стало таким невидимым – но оно есть, и с этим надо работать.
Права людей с инвалидностью в Беларуси и офис, который их защищал. Что случилось за прошлый год?
Первый подкаст "Вясна прыйдзе" : люди с инвалидностью С чем живут представители уязвимых групп, защищает ли их
