Политзаключенный Илья Егоров: "В СИЗО получил по почке, когда попросил книжку"
Илья Егоров — фигурант знаменитого "дела хороводов". В Бресте возбудили уголовное дело по событиям 13 сентября 2020 года, когда протестующие танцевали хороводы на проезжей части, а их разогнал водомет. Илья снимал происходящее на телефон, поэтому через полгода его задержали. Он провел в заключении полгода, после чего его осудили вместе с шестой партией политзаключенных по этому делу, на 2,5 года "химии". Через два месяца он покинул страну.
Илья рассказал "Весне" о событиях дня, когда его задержали, условиях содержания в ИВС и СИЗО, а также почему он планирует вернуться в Беларусь.
Задержание после хороводов
В 2020 году Илья периодически участвовал в мирных протестах, поэтому, когда 13 сентября увидел большую толпу людей на Советской улице в Бресте, решил к ним присоединиться. Когда все дошли до перекрестка с Машерова, все остановились и, услышав музыку, стали танцевать хороводы. Илья стал в стороне возле пешеходного переход и начал снимать происходящее на телефон. Спустя полгода — 24 марта 2021 года — к нему на съемную квартиру пришли.
— Я вышел в поликлинику сдать анализы после самоизоляции от ковида — и люди в гражданской одежде взяли меня под руки, — вспоминает Илья. — Быстро показали какие-то документы — я даже не смог их рассмотреть — заломали руки и вперед головой посадили в машину без опознавательных знаков. Сразу они забрали документы и сказали, что все объяснят в отделении.
Когда в РУВД Илья сказал, что ничего не знает про хороводы, ему показали видео, где он стоит на перекрестке. После этого молодого человека уже не выпустили: допросили сначала в Следственном комитете, потом — в ИВС. В изоляторе на Илью давили морально: угрожали, что посадят девушку и брата, на что молодой человек посоветовал сотрудникам милиции сначала найти для этого повод.
В Бресте огласили приговоры шестой партии по "делу хороводов"
Мыши на полу и плесень на колбасе
Находясь в ИВС, Илья думал, что действительно может выйти через три дня. Хотя там было тяжело морально, давили желтого цвета стены, как будто из психической лечебницы, бил по глазам яркий свет. Но физически все было не так плохо. Тогда у "политических" еще не забирали матрасы, их не будили ночью.
— Но была полнейшая антисанитария, — вспоминает молодой человек. — У всех мышки бегали по окнам, а в нашей камере — еще и по полу. Но мы баловались с ними — больше особо заняться там было нечем. Когда я у старшего попросил книжку, он ответил, что принесет мне уголовный кодекс. Я говорю: "Давайте хотя бы его". А он в ответ — "Может, тебе еще и сказку на ночь прочитать?" Тогда я спросил, можно ли, и получил по почке. Было не больно, но неприятно. Когда меня уже переводили в СИЗО, медик опрашивала меня насчет состояния здоровья и сказала: «Если что, тебе тут ничего не болит» – мол, это лишний геморрой и бумаги ей.
После суток в ИВС Илью перевели в СИЗО-7, где молодой человек провел 5,5 месяцев. Первые пару дней он чувствовал себя нормально, но, когда получил письмо от девушки в конверте, а не по телефону, понял, что он тут надолго. Еда в СИЗО была лучше, чем в ИВС: через пару месяцев она и вовсе стала казаться здоровой и вкусной, за исключением случаев, когда приносили заплесневелую колбасу.
— Тогда вся камера отказывалась от еды, — говорит Илья. — Мы жаловались на это, могли даже для показухи кого-то отчитать, но в следующий раз опять принести колбасу с пятнами. Мы пробовали даже писать письма с жалобами на содержание в вышестоящее руководство — но я уверен, они не выходили из СИЗО. Частично проблемы можно было решить, если достучаться до начальника. Например, в день, когда мы рассказали, что цензор держит письма дольше положенных трех дней, каждому из камеры пришла пачка писем.
Когда вечером приходили письма, в камере это было особое время, потому что лучшим занятием там было — прочитать или написать истории. Молодой человек говорит, что письма с воли очень помогают и поддерживают, ты понимаешь, что про тебя помнят и не бросают в беде. Сейчас он сам время от времени пишет политзаключенным. Он советует описывать самые элементарные вещи, вплоть до урожая в этом году.
Как флиртовать в СИЗО
Люди в камере стараются поддерживать друг друга, независимо от того, политический ты или нет, рассказывает Илья. В постоянном психологическом напряжении в четырех стенах возникают конфликты, но чаще всего их удается решить посиделками за чаем и кофе. Неполитические тоже поддерживали политических, потому что у многих из них — свои обиды на власть. Некоторым приходилось объяснять, почему люди выходили в 2020 году.
- Илья Егоров в 2022 году
— Даже многие из работников СИЗО на самом деле нас поддерживают, — уверен бывший политзаключенный. — Не все признаются в этом, но с некоторыми мне удалось разговориться. И тогда они прикрывали камеры на груди и признавались, что и сами не понимали, за что нас судят, и сетовали на свои долги перед государством, из-за которых они не могут уйти с работы. Среди «продольных» есть много совсем молодых девушек — до 25 лет. С ними иногда можно было поговорить. Девушкам скажешь пару слов — и они уже хорошие. Я даже писал стихи и рисовал рисунки на бланках отоварки женщине, которая приносила нам продукты: у нас с ней была почти любовь. Я даже шоколадки ей дарил: я заказывал, как будто себе, а когда она приносила, просил забрать самой. Но потом моя девушка пришла в магазин при СИЗО мне за сигаретами — и после этого женщина обиделась и больше не принимала мои стихи и рисунки.
Кроме общения, в СИЗО можно было читать книги и играть в настольные игры. В камере были шашки и шахматы, а в покер заключенные играли на домино и кубиках, потому что карты как азартную игру там нельзя было держать.
Лечение зубов и гниющего затылка в изоляторе
Из-за условий содержания в СИЗО у Ильи возникло несколько проблем со здоровьем. Однажды его перевели в подвальную камеру, в которых вообще нельзя было содержать заключенных. Окно в камере выходило в запасной коридор, а вытяжка — в продольный коридор. Заключенные скручивали газету в трубочку, чтобы с ее помощью открывать дверку и дышать. В камере была постоянная влажность и сырость. Поэтому, когда Илья побрил себе голову и порезал затылок, он начал гнить, рана разрасталась. Молодой человек неделю просил помочь, но ему давали только зеленку или йод. Когда стало совсем плохо, он все же добился, чтобы ему дали какую-то кислоту, которая в итоге решила проблему.
— А когда у меня поднялась высокая температура, мне укололи тройчатку в санчасти, поставили в стакан ждать конвоира и забыли там, — вспоминает Илья. — Я простоял там полтора часа, у меня подкашивались ноги и клонило в сон. Если бы там была возможность шевелиться, я бы просто упал на пол. В итоге я достучался до медика, который отругал конвоиров за то, что меня забыли. Зато тогда неделю я провел в отдельной камере.
Из-за недостатка кальция у Ильи начались проблемы с зубами, но, чтобы тебе дали обезболивающее, нужно было доказать, что тебе что-то болит.
— Когда я наконец попал к стоматологу, он просто просверлил мне зуб и сказал, что дальше лечить не будет, — говорит бывший политзаключенный. — Мол, план лечения долгий, а если меня завтра переведут в другое место, то ему не зачтется работа. Слышал, он вскоре умер от ковида. Когда мне заболел второй зуб, после долгого мучения меня под конвоем вывезли в обычную вольную стоматологию. Я был очень счастливый в тот день: впервые за долгое время почувствовал свежий воздух, ехал в автозаке и через решетку наблюдал цветущие деревья, солнышко. Потом два дня рассказывал ребятам, как я ехал по свободе и что видел. Тогда я понял, что свобода — это главное, и даже сейчас я живу одним днем и наслаждаюсь им.
"Цирк, а не суд"
Шестую партию по «хороводам» судили целых десять заседаний. Илье присудили 2,5 года ограничения свободы с направлением в ИУОТ ("химии") путем частичного сложения наказаний по двум статьям. Два года «химии» — по ст. 342 Уголовного кодекса, за участие в хороводах. И еще два года "химии" — по ст. 339 Уголовного кодекса: пока Илья сидел в СИЗО, его знакомый проговорился сотрудникам милиции, что они вместе рисовали на фасадах здания протестные надписи и символику.
— Это был не суд, а цирк, — резюмирует Илья. — Судья все время сидел, опустив голову вниз — то ли рисовал, то ли еще что. Адвокаты очень хорошо нас защищали, а в это время прокуроры только переглядывались между собой и улыбались. У нас было ощущение, что они и судья вечером просто раскидывают кости, кому сколько дать — непонятно, зачем столько заседаний это было тянуть. Никто из 8-10 свидетелей не имел претензий, некоторые из них не понимали, зачем их вызывать ради одинаковых вопросов.
В итоге Илью приговорили к 2,5 годам «химии» и освободили из зала суда. Через два месяца он покинул Беларусь. Изначально он не думал уезжать, но знакомые, которые уже были на «химии» прислали ему сообщение, в котором аргументированно посоветовали не приезжать в ИУОТ. Илья прислушался и уехал из страны.
— Сейчас я работаю заграницей, получил тут документы и снимаю жилье, — говорит молодой человек. — Но все равно есть ностальгия по родине, я жду возвращения. Ведь в гостях хорошо, а дома лучше. Я уверен, что с помощью людей, которые несколько лет прожили заграницей Беларусь будет проще поднять с колен. Это наша страна, мы тоже должны там жить. За что же тогда мы боролись, если теперь все уехали, а вернуться не хотят?
