Дело Александра Пыльченко: речи адвокатов

23-24 декабря в суде Московского района Минска прошло основное заседание по рассмотрению жалобы защитника политзаключённых Марии Колесниковой и Виктора Бабарико Александра Пыльченко, лицензию на осуществление адвокатской деятельности которого Минюст прекратил 16 октября. Суд отказался удовлетворить жалобу, оставив решение Минюста в силе.

Правозащитный центр «Весна» следил за заседанием и предлагает его подробный обзор.  

Суд отказался удовлетворить жалобу Александра Пыльченко, которого лишили лицензии адвоката

Напомним, что в суде рассматривалась жалоба на решение Минюста, принятое в связи с интервью А. Пыльченко.

 В этом материале – выступления участников процесса в прениях.

Александр Пыльченко отметил: 

“Я хотел бы сказать очень кратко о следующем.

Интервью для медиа-ресурса ТУТ БАЙ я дал, исходя из своего понимания достоинства и чести адвоката. И роли адвоката в обществе. Как бы ни высокопарно это звучало, это именно так. С 9 по 14 августа мы, граждане Беларуси, лицезрели ужасное. Только по видеосюжетам мы видели непропорциональное насилие на улицах, преступное насилие в  государственных учреждениях (РУВД, ЦИП, ИВС). Адвокаты моей родной коллегии — МГКА дежурили на Окрестина днём и ночью, и написали сотни заявлений о насилии на территории государственных учреждений по заявлениям граждан. Все эти заявления имеются, и мониторинг идёт до сих пор.

Общество просто ужаснулось от происходящего. 

Насилие, а также молчание со стороны правоохранительных органов вызывало ужас и недоумение у большинства граждан. Журналист, обратившийся ко мне, не знал, как объяснить аудитории, что происходит, кто и что должен и, главное, может делать в этой ситуации.

Я рассказал, какие полномочия имеются у должностных лиц правоохранительных органов. Рассказал, как они, с моей точки зрения, вправе и должны действовать, если служат закону. Более ничего. В остальном посоветовал журналисту поинтересоваться у руководителей правоохранительных органов, что они предпринимают в этой ситуации.

Меня, безусловно, можно обвинить в нелояльности к органам власти, к органам МВД, иным силовым структурам. Я бы не спорил. Но, обвинять в некомпетентности — это слишком.

Все мои высказывания основаны на нормах права, о чём говорилось моими представителями и отражено в дополнениях к  жалобе. 

Нет ни одного высказывания, которое бы по своей сути не соответствовало закону. Поэтому претензии Минюста о некомпетентности необоснованны и надуманны. Поэтому решение о прекращении действия лицензии прошу признать неправомерным и обязать Министерство юстиции Республики Беларусь устранить допущенное нарушение путём принятия решения о возобновлении действия лицензии.

Конечно, можно засунуть голову в песок, когда страшно, как это делают страусы. Я лично не собираюсь так поступать, поскольку попустительство и укрывательство противоправных действий ведёт страну к краху. Сегодня, мы живём по Оруэллу и семимильными шагами приближаемся к Северной Корее. Именно к ней. Культ одного человека, животный страх перед ним, страх думать. Это приведёт всех в лагеря и рабство. Я не намерен так жить и поэтому говорю правду. Мне за себя не стыдно. Спасибо за внимание”.

Речь адвоката Евгения Пыльченко

Евгений Пыльченко. Фото: МГКА

«Высокий суд! Я начну и попробую объяснить, какие мы пытались доказать обстоятельства, и какое они имеют значение для рассмотрения данной жалобы.

По настоящему делу мы оспариваем решение Министерства юстиции. Это решение должно соответствовать двум самым общим критериям: оно должно быть обоснованным и законным, – и суд проверяет, соответствует ли оно этим критериям. Анализируя это решение, мы со своей стороны увидели, что ни один из этих критериев не соблюден: оно незаконно и необоснованно.

У неподтвержденности каждого из этих критериев есть доказательства, которые мы представили. Вчера мы это делали в течение дня. И сейчас я объясню, что из того, что мы приобщали или сообщали суду в своих пояснениях, подтверждает отсутствие обоснованности и отсутствие законности принятого решения.

Касательно обоснованности принятого решения. Мы видели само решение. В части, касающейся Александра Пыльченко, оно представляет собой один абзац, состоящий из цитирования только правовых норм – норм Положения о лицензировании. Если проанализировать эти нормы, мы увидим, что вывод о том, что надо прекратить действие лицензии, основан на том, что адвокат Пыльченко совершил якобы проступок, несовместимый со званием адвоката, а конкретно – совершил действия, дискредитирующие звание адвоката и адвокатуру.

Видим ли мы из решения какие-то действия, или по каким критериям определены эти действия? Нет. В решении не указаны ни сами действия, которые совершил адвокат Пыльченко, ни то, каким образом Министерство юстиции пришло к выводу, что эти действия являются дискредитирующими звание адвоката и адвокатуру. То есть из текста решения мы не видим, на чем оно основано.

Решение таким образом уже является необоснованным, но в нем есть правовая норма, которая отсылает нас к тому, что данное решение принимается на основании заключения Квалификационной комиссии. Само заключение в решении также не названо, то есть мы в принципе не знаем, какое заключение, но поскольку оно в отношении адвоката выносилось одно и накануне, мы можем предположить, что это заключение от 15.10.2020. Поэтому, когда мы анализируем, насколько обосновано решение, у нас нет никаких доказательств его обоснованности, кроме ссылки через норму права на это заключение Квалификационной комиссии. Значит, заключение Квалификационной комиссии может подтвердить или не подтвердить обоснованность решения. Никаких других подтверждений, никаких других доказательств в самом решении не названо, и в ходе судебного заседания представители Министерства юстиции не сообщили, какими еще доказательствами может подтверждаться обоснованность решения, они ссылаются исключительно на заключение Квалификационной комиссии. Хотя и говорят, что оно необязательно. Но тем не менее, поскольку ничего другого не приведено, мы анализируем единственное представленное доказательство обоснованности решения – заключение Квалификационной комиссии.

Раз заключение Квалификационной комиссии – это доказательство, мы должны оценить его по всем правилам, которые применяются к доказательствам. И если мы обратимся к тексту заключения, то увидим, что оно требованиям, предъявляемым к доказательствам, не отвечает.

Во-первых, оно является недопустимым доказательством. Статья 27 Конституции говорит о том, что доказательства, полученные с нарушением закона, являются недопустимыми и не могут применяться для доказывания.

Мы обращали внимание, что заключение Квалификационной комиссии принималось с нарушением права на получение юридической помощи, которое предусмотрено статьей 62 Конституции. Эта норма предусматривает, что любой гражданин, в любое время, в любых государственных органах, организациях и любых других местах может пользоваться юридической помощью без ограничений.

Такая же норма есть в Законе об адвокатуре. В ней также сказано, что государственные органы и иные организации не могут отказать гражданину в том, чтобы ему оказывал юридическую помощь адвокат, если это не предусмотрено законодательством. Законодательство у нас не предусматривает возможности отказать лицензиату в получении юридической помощи адвоката, в том числе на заседании Квалификационной комиссии. Представители Министерства юстиции ссылались на норму Положения о лицензировании, в которой говорится о том, что в заседании может присутствовать либо лицензиат, либо его представитель. Но данная норма говорит о том, что если лицензиат не может сам явиться, его может представлять представитель. Однако эта норма не запрещает лицензиату пользоваться юридической помощью адвоката в заседании. Она никак не ограничивает право, предусмотренное статьей 62 Конституции и в принципе не может ограничивать.

Поэтому, когда Квалификационная комиссия не допустила адвокатов Александра Пыльченко для представления его интересов, оказания ему юридической помощи в ходе заседания, Квалификационная комиссия нарушила норму статьи 62 Конституции.

Факт недопуска адвокатов подтверждается и словами самих представителей Министерства юстиции, которые входили в том числе и в Квалификационную комиссию; подтверждается объяснениями заявителя; подтверждается представленным заявлением. Мы имеем факт, мы имеем норму, которая нарушена, и мы можем говорить о том, что заключение Квалификационной комиссии является недопустимым доказательством.

Это уже одно из оснований, почему мы не можем положить заключение Квалификационной комиссии в основу решения Министерства юстиции. А я напоминаю, что это единственное доказательство, которое представлено в обоснование этого решения.

Но есть и другие моменты, касающиеся заключения Квалификационной комиссии, которые также указывают на то, что это доказательство не может служить обоснованием решения Министерства юстиции.

Если мы обратимся к тексту заключения Квалификационной комиссии и попробуем найти в нем действия, которые послужили основанием для выводов о том, что Александра Пыльченко необходимо лишить права заниматься адвокатской деятельностью, мы снова не увидим этих действий и в самом заключении. Не указано, какие это действия. Есть отсылка к конкретному интервью, говорится о том, что адвокат Пыльченко допустил высказывания, которые Квалификационная комиссия считает «некомпетентными», «вводящими в заблуждение» и «призывающими к противоправным действиям». Но сами эти высказывания не приводятся. Также не приводятся критерии, по которым эти высказывания признаны «некомпетентными», «вводящими в заблуждение» и «призывающими к противоправным действиям». Снова мы из заключения не знаем, что совершено, и почему это признано основанием для вывода о необходимости прекратить действие лицензии.

Само по себе такое доказательство тоже не может подтверждать решение Министерства юстиции. Заключение без каких-либо комментариев абсолютно неинформативно и не имеет доказательственного значения в данной ситуации. Мы видим, что решение Министерство юстиции на основании этого заключения необоснованно.

Только в судебном заседании была попытка со стороны представителей Министерства юстиции обосновать принятое решение путем дачи объяснений относительно того, какими же мотивами руководствовалась Квалификационная комиссия при принятии заключения. И уже в судебном заседании получена информация о том, что есть четыре высказывания, которые КК посчитала «некомпетентными», «вводящими в заблуждение» и «призывающими к противоправным действиям».

Что можно сказать по поводу такого способа доказывания как представление только в суде пояснений по поводу принятого акта? Такие пояснения не имеют доказательственного значения для подтверждения содержания заключения Квалификационной комиссии. Мы не можем сказать, что эти пояснения с достоверностью отражают ход заседания Квалификационной комиссии, отражают то, каким образом происходило голосование по поставленному вопросу, какими критериями руководствовалась Квалификационная комиссия и ее члены. Мы знаем, что протокола заседания Квалификационной комиссии не велось, других письменных доказательств, которые подтверждают, что именно такой смысл был вложен в заключение, как нам поясняли в судебном заседании представители Министерства юстиции, нет. Члены Квалификационной комиссии не допрошены по обстоятельствам принятия решения, хотя мы еще в предварительном судебном заседании ходатайствовали об их допросе, чтобы выяснить основания принятия заключения. Но они не допрошены, и у нас нет доказательств в виде их показаний, которые могли бы подтвердить пояснения представителей Министерства юстиции или опровергнуть их. Сами представители Министерства юстиции, которые выступали в судебном заседании, также не смогли пояснить, каким образом происходило заседание Квалификационной комиссии. Представители не могут сказать, какими конкретно критериями руководствовались, как голосовал каждый член Квалификационной комиссии и соответственно, на чем основано заключение.

Это вчера в ходе допроса выяснилось, когда адвокат Лаевский пытался выяснить, как голосовал каждый член Квалификационной комиссии. То есть у нас нет никаких доказательств того, что Квалификационная комиссия обоснованно приняла свое заключение. При этом я хочу обратить внимание на то, что Квалификационная комиссия не является государственным органом или организацией, у нее не может быть какого-либо полномочного представителя, который может в суде выступать от ее имени и передать позицию, которая бы считалась достоверной и законной. Нам для выяснения того, какими критериями руководствовалась Квалификационная комиссия, необходимо было бы иметь либо детализированное заключение, подписанное членами Квалификационной комиссии, либо допросить каждого члена Квалификационной комиссии. Ничего из этого нет, заключение у нас крайне абстрактное, поэтому мы видим, что данное заключение ничего не доказывает, и приведенные в суде объяснения представителей Министерства юстиции не могут доказать обоснованность данного заключения.

И в принципе на этом этапе можно было бы остановиться, поскольку мы видим, что доказательство обоснованности решения Министерства юстиции не выдерживает критики. То есть оно не подтверждает само решение Министерства юстиции, мы его достоверным доказательством признать не можем, а значит и решение Министерства юстиции необоснованно.

Но все же мы проанализируем и то, что сказано представителями Министерства юстиции в обоснование заключения, и остановимся на том, как обосновывается это заключение исходя из признаков высказываний, которые в нем приводятся.

Квалификационная комиссия посчитала, что высказывания адвоката Пыльченко являлись «некомпетентными» вследствие того, что они были «неполными». Как мы выяснили в судебном заседании, никаких норм законодательства, которые предусматривают объем высказывания адвоката в средствах массовой информации, не существует. Никакой обязанности высказываться тем или иным образом также не предусмотрено. Норм, которые вообще касались бы этого аспекта адвокатской деятельности – высказываний в СМИ – не приведено. В то же время, вчера было приобщено заявление, которое сделано Белорусской республиканской коллегией адвокатов на сайте – то есть это официальное заявление – в котором, так же, как и в интервью Александра Пыльченко, можно найти признаки так называемой «неполноты» (которые мы таковыми не считаем). Данное заявление БРКА подтверждает, что таких критериев нет, и адвокат сам определяет тот объем, в котором он хочет высказаться. Мы с этим согласны, в данном случае мы солидарны с позицией БРКА, которая также сама определяет, как хочет высказываться и в каком объеме. Поэтому мы считаем, что довод о том, что высказывание адвоката может быть неполным, – абсолютно надуман и ничем не обоснован.

В заключении содержится вывод о том, что некие высказывания адвоката Пыльченко призывали к противоправным действиям. Тут сразу два аспекта: являются ли какие-либо высказывания призывами, и призывы ли это к противоправным действиям. Относительно призывов представители Министерства юстиции не могли сказать, каким образом определено, что это призывы, на основании каких признаков они отнесли высказывания к призывам, руководствовались ли они какими-то специальными знаниями при этом. Точнее, они пояснили, что не руководствовались, то есть это некая абсолютно произвольная трактовка этих высказываний. В то же время, с нашей стороны было представлено мнение специалистов, которые на основании специальных знаний доказали, что ни одно из высказываний, которые приведены в интервью, не является призывом по своей сути. Соответственно довод о том, что Александр Пыльченко кого-то к чему-то призывал, не подтвержден и опровергнут. Во-вторых, мы так и не узнали, какие же действия противоправны из тех, которые названы в интервью. Вчера в ходе допроса мы пытались выяснить, являются ли действия просто не предусмотренными законодательством – или противоправными. Представитель Министерства юстиции пояснила, что эти действия не предусмотрены законодательством – то есть уже опровергнуто утверждение о том, что действия противоправны. А в части противоправности не смогла пояснить, какой нормой запрещены такие действия, какой норме они противоречат. То есть представитель Министерства юстиции не смогла пояснить, почему какие-либо действия, которые упоминаются в интервью, являются противоправными. Таким образом, мы видим, что призывы к противоправным действиям не установлены. Ни призывов, ни противоправных действий

В принципе понятия «некомпетентные» и «вводящие в заблуждение» тесно связаны, и в данной части мы привели свои доводы, которые основаны на нормах права. Мы сделали анализ законодательства, из которого видно, что каких-то некомпетентных, то есть противоречащих законодательству или не соответствующих ему высказываний или высказываний, которые вводили бы в заблуждение, называли какие-то полномочия, которые ничем не предусмотрены, не было. Все высказывания находятся в пределах законодательства, они отражают реально существующие полномочия, реально существующие правовые процедуры, и таким образом представленные нами доводы опровергают утверждения о некомпетентности высказываний и вывод о том, что эти высказывания вводят кого-то в заблуждение.

При этом мы также представили доказательства того, что основания у высказываний, которые приводятся в интервью, были. Фактические основания: ситуация, которая происходила в стране и требовала некоего правового реагирования, о котором и дал интервью Александр Пыльченко. Приведено множество свидетельств того, что совершались противоправные действия, на которые могли отреагировать государственные органы – Генеральная прокуратура, Следственный комитет, Верховный Суд.

Было такое замечание от представителя Министерства юстиции вчера после оглашения свидетельств применения насилия к гражданам – было замечание о том, что необходимо держаться в рамках законодательства и не допускать каких-то эмоциональных оценок. Хотелось бы отметить, что эмоциональных оценок в интервью не допущено. Эмоциональная оценка была бы такая – и вы ее можете услышать от многих граждан Республики Беларусь – что с теми, кто применял насилие, нужно сделать то же самое. Вот это эмоциональная оценка. Но не правовая. А Александр Пыльченко говорил именно о правовом реагировании на те факты, которые были приведены, на факты насилия. Поэтому это абсолютно правомерный комментарий к сложившейся ситуации.

Таким образом, мы видим, что те доводы, которые привели в обоснование своей позиции уже в судебном заседании представители Министерства юстиции, которые содержатся в заключении Квалификационной комиссии, также не выдерживают критики и опровергаются приведенными доказательствами или являются недоказанными в остальных случаях, не подтвержденными со стороны представителей Министерства юстиции. И даже если бы всего, что я до этого говорил, не было, то хотя бы на основании опровержения этих доводов мы можем снова говорить, что решение Министерства юстиции является необоснованным и подлежит отмене.

Я бы хотел обратить внимание на тот факт, что в заключении Квалификационной комиссии говорится о том, что действия, дискредитирующие адвокатуру, которые якобы совершил Александр Пыльченко, – это высказывания, которые соответствуют признакам: «некомпетентные», «вводящие в заблуждение», «призывающие к противоправным действиям». То есть основанием для заключения Квалификационной комиссии является некая совокупность фактов – высказывания и их характеристики. И при отсутствии какого-либо из этих фактов эта совокупность нарушается, и основание, которое послужило поводом для прекращения лицензии, отсутствует. Соответственно, даже неподтвержденность какого-либо одного из них уже свидетельствует об отсутствии оснований для принятия решения в целом.

В части необоснованности я закончил, но решение также является и незаконным. И незаконно оно вследствие того, что вне предусмотренных законом ограничений оно фактически нарушило право на свободу выражения мнения, и оно незаконно потому, что это решение принято в нарушение принципа независимости адвокатуры. О тех обстоятельствах, которые подтверждают незаконность решения, я передам слово моим коллегам».

Речь адвоката Дмитрия Лаевского

Дмитрий Лаевский. Фото: TUT.BY

«Высокий суд!

Я продолжу изложение позиции, можно даже сказать, защиты, а не заявителя, потому что это дело о том, как адвокат защищается от претензий государства — государственного органа.

И задача суда здесь — оценивать законность и обоснованность действий государственного органа.

Государственные органы — это субъекты, на которые возложена очень большая ответственность. Отсюда резонно к ним предъявлять более высокие требования, чем к гражданам.

Незаконность решения Министерства юстиции... Почему оно не только является необоснованным, но и незаконным?

Оно принято по поводу неких действий, которые расценены как дискредитирующие адвоката и адвокатуру. И в качестве таких действий, как уже суд знает, названы высказывания — четыре фразы.

Строго говоря, Высокий суд, я не знаю таких профессий, право на осуществление которых могли бы забрать за четыре фразы.

Четыре фразы.

Если бы представителей других юридических профессий, например, представители судебной системы — а ведь должность судьи гораздо более ответственная, чем миссия адвоката — могли бы лишать права на профессию за четыре фразы, даже не знаю, как это позволило бы обеспечить существование всей системы в целом.

То есть, смысл в чем? Четыре фразы должны быть какими-то из ряда вон выходящими, нарушающими явным образом некие правила, эталоны, стандарты, для того, чтобы они могли послужить поводом лишить права на профессию человека, который 30 лет этой профессии посвятил.

Есть ли по данному делу какие-то свидетельства того, что высказывания Пыльченко действительно таковы, что настолько нарушают некие эталоны, стандарты, нормы, чтобы их можно было признать дискредитирующими адвоката и адвокатуру?

Я полагаю, Высокий суд, по данному делу таких факторов не было озвучено.

Как выяснилось в судебном заседании, законодательство не предусматривает, какие действия адвоката могут признаны дискредитирующими как адвоката, так и адвокатуру в целом.

Так вышло, что в законодательстве отсутствует перечень таких действий. И в законодательстве отсутствуют критерии для определения таких действий.

Этих перечня и критериев не прозвучало. И норм, которые бы фиксировали такого рода критерии, Вам, Высокий суд, не приведено. Очень простая причина, почему их не приведено. Эта причина в том, что таких норм не существует. Если мы говорим о применении права, а не о подмене права какими-то желаниями.

Но самое интересное, Высокий суд, в том, что по такой категории дел, как обжалование действий госорганов, как правило, при изложении своей позиции госорганы, прежде всего, стараются обосновать наличие у них компетенции, то есть полномочий на то, чтобы делать те или иные выводы.

Так вот получается, что установление действий, дискредитирующих адвоката и адвокатуру, не названо в законодательстве ни среди полномочий Квалификационной комиссии, ни среди полномочий Министерства юстиции.

Как уже неоднократно отмечал мой коллега, единственным доказательством, которое приведено Министерством юстиции, является заключение Квалификационной комиссии.

Если, Высокий суд, мы обратимся к возражениям Министерства юстиции от 18 ноября 2020 года, которые были представлены суду в ответ на нашу жалобу, то Вы увидите там, что норм, которые бы закрепляли за Квалификационной комиссией такое полномочие, как установление действий, дискредитирующих адвоката и адвокатуру, в этих возражениях не приведено. Не появилось такой нормы и в последующем со стороны Минюста.

Минюст в своих возражениях говорит о том, что в Положении о лицензировании пункт 107 относит к полномочиям Квалификационной комиссии “рассмотрение материалов о прекращении действия лицензии”. Да, Высокий суд, “рассмотрение материалов”, но не “установление действий, дискредитирующих адвоката и адвокатуру”.

Потому что, Высокий суд, мы не зря привели Вам пункт 4 статьи 69 Закона “О нормативных правовых актах”, который чёрным по белому гласит, я напомню, что “не допускается произвольное толкование нормативных правовых актов при их применении”.

Из фразы “рассмотрение материалов о прекращении действия лицензии”, можно вывести лишь то, что Квалификационная комиссия, получив набор документов, которые устанавливают какие-то факты, делает выводы, но здесь не говорится о полномочиях устанавливать действия, дискредитирующие адвоката и адвокатуру.

Если мы посмотрим Положение о Квалификационной комиссии, которое утверждено постановлением Министерства юстиции № 105 от 30 ноября 2010 года, там есть целый пункт 4, который описывает, что делает Квалификационная комиссия. И в нем вы тоже, Высокий суд, не найдёте такого полномочия Комиссии, как “устанавливать действия, дискредитирующие адвоката и адвокатуру”. Так уж вышло, что такого полномочия там не закреплено. На самом деле причина проста: установление действий, дискредитирующих адвоката и адвокатуру, — это прерогатива адвокатского сообщества. По всей видимости на момент создания этих нормативных правовых актов законодатель для себя отчётливо понимал и применял этот стандарт. По какой причине сегодня предприняты попытки породить некое иное толкование этих норм, неизвестно, но все эти попытки должны быть подвергнуты критике, как минимум, на том основании, что есть прямая норма, запрещающая произвольное толкование правовых актов.

Если учесть, что это заключение Квалификационной комиссии — единственное доказательство, представленное Минюстом, то на этом можно было бы и закончить.

Но мы продолжим, потому что есть доводы, которые не менее значительны для вывода об отсутствии законных оснований констатировать за словами Пыльченко некую дискредитацию профессии.

Посмотрим на полномочия Минюста. Там тоже, Высокий суд, Вы не найдёте такого как установление действий, дискредитирующих адвоката и адвокатуру. Попытки увидеть это полномочие скрытым где-то среди других — это ни что иное, как произвольное толкование. По той простой причине, что коль скоро действия, дискредитирующие адвоката и адвокатуру, - это проступок, несовместимый с профессией, фактически автоматом влекущий лишение лицензии, то очевидно, такое значимое полномочие должно быть поименовано в законодательстве каким-то конкретным образом. Но этого нет.

Таким образом, Высокий суд, у Квалификационной комиссии, рассматривавшей материалы, не было полномочий устанавливать действия, дискредитирующие адвоката и адвокатуру, а у Министерства юстиции на основании этого заключения Квалификационной комиссии, которое детально сейчас было проанализировано моим коллегой как недопустимое и недостоверное доказательство, не было полномочий делать вывод о совершении Александром Пыльченко действий, дискредитирующих адвоката и адвокатуру.

Но и это ещё не всё, Высокий суд.

Поскольку в данном случае мы рассматриваем такой поступок, как высказывание, а не какое-то другое действие, то необходимо рассмотреть, какие правомерные ограничения применяются вообще для высказываний — для того чтобы эти высказывания можно было попытаться расценить на предмет их дискредитирующего характера.

И применительно к высказываниям ситуация весьма специфична тем, что высказывание — это выражение мнения, а право на выражение мнения в качестве самостоятельного права названо в Конституции. И это обстоятельство превращает оценку, которую мы здесь производим, в обременённую необходимостью внимательно искать, а есть ли какие-то нормы в законодательстве, которые могли бы ограничить конституционное право?

Ведь понимаете, Высокий суд, правовая система строится по вертикали, нас этому учили с первого курса университета, и мы знаем, что во главе всего стоит Основной закон - Конституция, которая, как минимум, на сегодняшний день, имеет более высокую юридическую силу, чем указы президента и другие нормативные правовые акты. То есть чтобы каким-то образом сузить права, данные человеку конституционной нормой, надо найти какую-то другую конституционную норму. И такая конституционная норма есть - это статья 23 Конституции. Именно эта статья устанавливает правомерные ограничения права на выражение мнения.

То есть можно представить себе некое высказывание, которое при каких-то обстоятельствах могло бы оцениваться как дискредитирующее адвокатуру, но это надо просеивать через сито 23-й статьи Конституции, потому что только она сужает действие статьи 33 Конституции о праве на выражение мнения.

Что говориться в 23-й статье Конституции? Там говорится, что право на выражение мнения может быть ограничено, ЕСЛИ - и два условия установлены.

Первое условие: конкретное ограничение должно быть установлено законом. Ни постановлением Минюста, ни указом президента, ни декретом, ни каким-то другим актом. Законом.

В этой связи можно привести примеры и в других странах, и у нас, когда законом ограничено право говорить те или иные вещи. В некоторых странах, например, отрицание Холокоста прямо запрещено, потому что тот народ, который установил такое ограничение права на выражение мнения, счёл, что есть охраняемое благо, которое может пострадать, если люди будут высказываться так - отрицать существование Холокоста. Это понятно.

Если вернуться обратно к нашей тематике, то где то конкретное ограничение в законе, прямо предусмотренное законом, которое не позволяло Александру Пыльченко сказать то, что он сказал? Вам, Высокий суд, Министерство юстиции такой нормы закона не представило. Хотя это именно их обязанность исходя из распределении бремени доказывания по данной категории дел. Где та норма, которая ограничивает? Её не названо. Значит, уже на этом этапе мы видим, что правомерности ограничения права на выражение мнения не доказано.

Второе условие: эти ограничения (если бы они были установлены и названы Минюстом) должны были бы устанавливаться в каких-то целях. Ну вот в том примере, который я привел, - для защиты национальной памяти, допустим. И конкретный характер угрозы охраняемым целям должен быть продемонстрирован, то есть в данном случае Минюст должен был продемонстрировать суду. И ещё быть необходимым и соразмерным.

Об этом обо всём сказал не только Комитет по правам человека ООН, но и Конституционный суд Республики Беларусь - мы уже оглашали соответствующие толкования.

Но, Высокий суд, привел ли Вам Минюст (который не привел конкретных ограничений, установленных законом) характер угрозы? Кому угрожали высказывания Пыльченко? Мы таких сведений в процессе не услышали.

А знаете, что мы услышали? Мы услышали прямой ответ Министерства юстиции на вопрос адвоката Натальи Мацкевич о том, что Министерство юстиции вообще статьи 23-ю Конституции не применяло, принимая решение о прекращении лицензии Пыльченко.

То есть не установлено наличие ограничений на выражение мнения. Они не были установлены ни тогда, когда лицензию прекращали, не найдены и не продемонстрированы Вам, Высокий суд, теперь. Поэтому, так как у нас Министерство юстиции - это тот орган, который должен законодательством владеть и владеет, я думаю, то можно говорить о том, что это заведомо незаконное решение об установлении действий, дискредитирующих адвокатуру. Потому что это решение принято в отсутствие конкретной нормы закона, ограничивающей свободу выражения мнения, в отсутствие продемонстрированного характера угрозы.

Ведь это, Высокий суд, не просто какие-то фантазии. Это конституционная норма, и речь ведь идёт о том, что человек лишён права. Представьте себе, если бы суд в уголовных делах или административных делах, лишая человека какого-то специального права, не был связан никакими критериями. Захотел - сказал: ладно, не будешь ты, человек, осуществлять какую-то деятельность. Такого же нет, и сложно представить! Потому что вот эти вот неограниченные дискреционные полномочия, о недопустимости которых мы тоже говорили в судебном заседании, это очень опасное явление. Поэтому и придумано, что государственный орган в своих решениях, которые касаются прав граждан, должен быть связан рамками. И вот эти самые рамки в данном случае мы видим в 23-й статье Конституции Республики Беларусь.

Поэтому, резюмируя сказанное, я хочу повториться, что норм, которые бы обязывали Александра Пыльченко как адвоката сообщать тот или иной объём информации, некие так называемые “существенные условия”, стремиться к какой-то мифической полноте, о которой никто никогда не слышал и которая для любого человека может быть разная - таких норм не существует. Об этом уже сказал мой коллега, который выступал передо мной. Норм закона, которые бы ограничивали свободу высказываний так, как это представляется Минюсту, не продемонстрировано и не существует. Поэтому высказывания Александра Пыльченко не нарушили никаких нормативных законных ограничений.

И знаете, Высокий суд, говоря про характер угрозы от высказываний Пыльченко, который не продемонстрирован Министерством юстиции, я хочу в который раз напомнить, что никаких охраняемым благам общественным высказывание Александра Пыльченко не помешало, не навредило, а как раз таки наоборот - эти высказывания были о способах защиты прав граждан, которые пострадали от незаконного насилия. Представьте себе человека, у которого руки в стяжках, который не может даже закрыться от ударов, и которого избивают несколько сотрудников так называемых правоохранительных органов... Это видела вся страна. Александр Пыльченко высказался о полномочиях высших должностных лиц, которые и без Александра Пыльченко в первые минуты, когда вся эта информация стала появляться, обязаны были стоять под стенами Окрестино. Что сделал Генеральный прокурор Республики Беларусь вместо этого? Мы знаем - он возбудил уголовные дела в отношении тех, кто протестовал. Что сделал министр внутренних дел? Тоже знаем. Высокий суд, из всех уголовных дел, которые возбуждены за последние месяцы, нет ни одного дела о пытках, издевательствах, изнасилованиях в отношении протестующих. Что сделал Александр Пыльченко - отвечая на вопрос журналиста, напомнил белорусскому обществу о полномочиях высших должностных лиц, чей долг — защитить этот народ. И за это адвоката с 30-летним стажем лишили лицензии, как уже было продемонстрировано мной и коллегами, в отсутствие законных оснований, в отсутствие критериев, в отсутствие полномочий - то есть, Высокий суд, произвольно.

О том, что высказывания Пыльченко не носили эмоционального характера, а преследовали правовые цели, сказал мой коллега. И по этой самой причине представленные нами Высокому суду документы — письма международных юридических, адвокатских и правозащитных организаций — весьма существенны с той точки зрения, что они отражают незаангажированный взгляд со стороны профессионального сообщества, которое, во-первых, не видит в словах Пыльченко (а эти слова доступны, они же на tut.by — любой человек может из любой точки мира зайти и прочитать), эти слова Пыльченко никем не расценены как неприемлемые для адвоката, более того, расценены (и это оглашалась в судебном заседании) как необходимые и полезные для общества. И, что самое важное, последствия в виде решения Минюста расценены как преследование адвоката за его профессиональную деятельность. Как преследование, которое нарушает Основные принципы о роли юристов — один из важнейших стандартов, которые регулируют нашу деятельность.

Понимаете, Высокий суд, смысл адвоката и адвокатуры в том, что адвокат должен иметь возможность высказаться против каких-то действий, совершаемых властями. У адвоката сложная задача в этом смысле: с одной стороны — государственная машина с её репрессивным аппаратом, с другой стороны — человек, который не наделен никакими полномочиями и может только взывать к какому-то порядку, справедливости и закону, что и было сделано в интервью Пыльченко. И поэтому право выражать профессиональное мнение публично и устно — это основополагающее для юриста любой страны, в том числе Республики Беларусь, особенно юриста, защищающего права граждан.

Поэтому решение Министерства юстиции является незаконным, так как в нарушение статьи 23-й Конституции Республики Беларусь без предусмотренных законом оснований нарушило конституционное право Пыльченко на свободу выражения мнения — конституционное право, предусмотренное статьёй 33, конституционное право, принадлежащее каждому гражданину этой страны пока что ещё от рождения, независимо от профессиональной принадлежности, расы, пола и так далее. 

Высокий суд, подходя к концу того, что я хотел Вам сказать, я хочу обратить внимание, что решение Министерства юстиции, состоявшееся в отношении Пыльченко, которое мы просим отменить, оно опасно тем, что ставит возможность осуществления адвокатами своей деятельности в зависимость даже не от усмотрения, а от настроения министерства. Потому что получается, что министерство отрицает связанность себя какими-либо ограничениями: всё что угодно можно признать дискредитирующими действиями - вот это посыл, который мы видим. Но на мой взгляд этот посыл никак не может быть совместим с принципом независимости адвоката как защитника и общественного деятеля. Поэтому если задаваться вопросом — а что вообще может дискредитировать адвокатуру, у меня прежде всего этот вопрос возникает относительно данного решения Министерства юстиции, которое мы сейчас здесь обжалуем. Потому что именно такое решение, принятое вопреки статье 23 и статье 33 Конституции, оно дискредитирует профессию адвоката, выставляя адвоката в глазах общественности как лицо зависимое от воли государственного органа, и лишает граждан уверенности в том, что они могут получить помощь избранного ими адвоката, особенно когда, Высокий суд, неотъемлемым элементом этой помощи должна быть критика и оспаривание действий государственных органов.

Поэтому, принимая во внимание, что решение Министерства юстиции от 16 октября 2020 года является незаконным и необоснованным, мы просим его отменить. И продолжит нашу позицию коллега Наталья Мацкевич».

Речь адвоката Натальи Мацкевич:

Наталья Мацкевич. Фото humanrightshouse.org

«Высокий суд, уважаемый коллеги, я бы хотела вспомнить тот факт, что история взаимоотношений государства и адвокатуры Беларуси знает уже более ранние примеры, когда высококвалифицированные и успешные адвокаты лишились своего статуса стремительно и неожиданно по решению государственного органа – Министерства юстиции. И это, как мы помним, странным образом совпадало с периодами, когда эти адвокаты вели резонансные дела, с так называемым “политическим подтекстом”. Такое было в 2011 году, так случилось  с [адвокатом] Анной Бахтиной в 2017 году. И 16 октября 2020 года ситуация повторилась в отношении видного и известного, как это здесь было признано, адвоката Александра Пыльченко. Но что в этой ситуации звучит впервые,  —  это то, что впервые адвокат был лишён лицензии исключительно и неприкрыто за публичное высказывание своего мнения в профессиональном качестве. Причем это мнение было высказано им как правозащитником в связи с нарушениями прав человека, о чем свидетельства представлены суду в полной мере. 

Сложно в этой ситуации не понять, что это достаточно демонстративный шаг, который показывает, что несмотря на профессиональный авторитет и общественное признание деятельности, профессиональная судьба адвоката может зависеть от решения заместителя министра юстиции, председателя Квалификационной комиссии, как нам здесь пояснили, который по своему собственному усмотрению, никак не мотивируя своё решение, может вынести вопрос о прекращении действия лицензии на заседание Квалификационной комиссии, и в течение 10 дней этот вопрос будет решаться на Квалификационной комиссии при Министерстве юстиции, которая в своём большинстве состоит из представителей государства, члены которой по внутреннему убеждению рассматривают и оценивают выполнение адвокатом этических стандартов профессии адвоката. А затем коллегия Министерства, которая целиком состоит из представителей этого государственного органа, будет решать вопрос о профессиональной квалификации, дискредитации и соблюдения этических стандартов адвоката. Поэтому, как уже говорилось, рассматриваемая ситуация и обжалуемое решения демонстрирует на данный момент зависимость адвокатов от действий и решений государственных органов.

Именно эта повторяющаяся и слишком очевидная практика вызывает возмущение как адвокатской корпорации Беларуси, так и международных адвокатских профессиональных объединений и иностранных адвокатов и их объединений, потому что уж очень практика очевидна, и для того, чтобы дать ей оценку, не нужны специальные знания внутренней правовой системы, потому что все видят действия и высказывания адвоката, которые ни у кого не вызывают, кроме Министерства юстиции, возмущения и видят результат: адвокат, успешный, известный, опытный с более чем тридцатилетним стажем лишён статуса в течение десяти дней, несмотря на то, что в это время он осуществляет защиту по многим делам, многие клиенты на него возлагают надежду. Кто знает особенность адвокатской профессии: адвоката очень сложно заменить в деле – это касается и профессиональных действий, и, что  крайне важно,  - доверия и спокойствия клиента.

С другой стороны, данная ситуация дала нам возможность поставить перед судебной властью, перед судом, ряд вопросов, которые имеют общественное значение, которые волнуют, как вчера было сказано, и гражданское общество, людей, для которых важно, могут ли они рассчитывать вообще в Республике Беларусь на юридическую помощь, которая будет оказываться эффективно, без страха и угроз для юристов, которые такую помощь представляют.

Эти вопросы также  волнуют профессиональное сообщество адвокатов, а адвокатура — это важная часть гражданского общества. Это профессиональная группа, которая играет одну из определяющих ролей в осуществлении правосудия. Потому что адвокаты – это посредники гражданами и правосудием. И доверие к правосудию, кстати сказать, в большой степени зависит от того, в каких условиях работают адвокаты, и от чего зависит их профессиональный статус.

Поэтому здесь вопрос, конечно, и одного адвоката, но и всей адвокатуры сегодня. И кроме тех вопросов, которые поставили мои коллеги  - об очевидной необоснованности обжалуемого решения о прекращении действия лицензии адвоката Александра Пыльченко,  — перед судом мы ставим следующие  вопросы, и судебная власть в вашем лице должна разрешить их при принятии решения: это вопрос применения принципа независимости адвокатуры и адвокатов, это вопрос процедуры применения санкций в отношении адвокатов, и это вопрос свободы выражения мнения, в том числе адвокатов  (то, о чем говорил мой коллега).

Относительно применения принципа независимости адвоката и адвокатуры в данном процессе мы обосновали, что этот принцип является не просто нормой закона об адвокатуре, но и общепризнанным принципом международного права и конституционным принципом, поэтому суд должен в настоящем деле применять этот принцип как обобщающую норму, имеющую более высокую правовую силу, чем те нормы законодательства, на которые ссылается Министерство юстиции.

В соответствии с этим принципом, вопросы оценки правил профессиональной этики адвокатов, имеется в виду внутренних правил и этических стандартов, должны решаться независимым органом, состоящим из адвокатов, а не государственным органом, и в частности, — комиссией при государственном органе, которая не состоит из адвокатов, или в которой адвокаты представлены в меньшинстве, поэтому в ней не может учитываться их мнение как решающее.

Нужно сказать, что ведь адвокаты не участвуют в квалификационной коллегии судей, адвокаты не участвуют в аттестационной комиссии прокуроров, не говоря уже о том, что никакого участия не принимают при оценке действий в смысле  этичности или неэтичности сотрудников Минюста. Почему-то в отношении адвокатов иной подход. Но адвокатская корпорация достаточно зрелая, и адвокаты сами в состоянии дать оценку действиям своих коллег, тем более, на предмет их соответствия правилам профессиональной этики, как это и установлено Законом «Об адвокатуре и адвокатской деятельности в Республике Беларусь».

Поэтому если подойти к делу с применением принципа независимости адвокатуры и адвокатов, то становится очевидным, что в данном случае этот принцип нарушен, и решение, которое принималось государственным органом в нарушение данного принципа, не может быть правомерным.

Но если такая ситуация стала возможна, как указывает Министерство юстиции, в соответствии с тем, что определенные полномочия, как толкуется Министерством юстиции, им принадлежат на основании нормативно-правового акта, принятого Президентом —  Положения о лицензировании отдельных видов деятельности —  то это говорит лишь о том, что в данной ситуации мы обнаружили в процессе рассмотрения конкретного дела нормы нормативно-правового акта, которые не соответствуют Конституции.

Такая ситуация встречается в правоприменении, если следить за практикой Конституционного суда, ничего в этом экстраординарного нет, но в этом случае эти нормы либо не должны применяться вообще, либо они должны толковаться определенным образом, как это изложил мой коллега, либо, как мы выяснили, в настоящем процессе должны предприниматься меры по установленной процедуре для того, чтобы эти нормы были исключены из законодательства.

Поэтому мы и обращаемся к суду с просьбой признать решение Министерства юстиции о прекращении действия лицензии на право занятия адвокатской деятельностью Александра Пыльченко неправомерным в силу приведенных  аргументов и принять меры в соответствии со статьёй 112 Конституции, статьей 7 Кодекса о судоустройстве и статусе судей. 

И подчеркну ещё один крайне важный вопрос, который в общем-то свидетельствует о выполнении, либо является индикатором, если можно так сказать, выполнения или невыполнения государством своих обязательств перед гражданами по Конституции и своих международно-правовых обязательств, —  это вопрос свободы выражения мнения. 

Я могла бы и не задавать [представителю Минюста] вопрос о том, применялась ли статья 23 Конституции в данном конкретном деле, потому что очевидно, что она не применялась, и это очевидно из решения Министерства юстиции и заключения Квалификационной комиссии. То есть в данном деле не применена подлежащая применению норма права, и вопрос о том, что она нарушена или не нарушена, он уже становится излишним, потому что те критерии, по которым может быть ограничена свобода выражения мнения, а санкция за выражение мнения является, безусловно, ограничением этой свободы, эти критерии не применялись вообще. Уже на одном этом основании можно было закрыть нашу дискуссию. 

Но мы бы хотели ещё и для других общественно-полезных целей все-таки поставить вопрос о некоституционности нормативно-правового акта, который дает государственному органу возможность и право давать оценку действиям адвоката на предмет их соответствия правилам профессиональной этики и тем самым устранять эти вопросы из рассмотрения по  справедливой дисциплинарной процедуре, которая предусмотрена Законом «Об адвокатуре и адвокатской деятельности».

После произнесённых речей адвокатов слово было предоставлено представителю Министерства юстиции:

«Высокий суд, Министерство юстиции в соответствии с предоставленными по Указу №450 полномочиями осуществляет в установленном порядке контроль за соблюдением адвокатами законодательства. Создание необходимых условий, в том числе для повышения престижа адвокатуры, является главными задачами, стоящими перед Министерством юстиции.

Для адвоката основными задачами в соответствии с законом является оказание на профессиональной основе юридической помощи и, конечно, участие в правовом воспитании, в том числе через средства массовой информации. Не обоснованно говорить о том, что Министерство юстиции ограничивает свободу выражения мнения адвокатов. Безусловно, адвокат может и должен общаться со СМИ на любые темы, которые волнуют общество. Однако, комментарий не должен быть некомпетентным. Главной задачей правового воспитания является распространение правовых знаний среди населения, для роста их правовой культуры, для уважительного уважения к праву, к правосудию, к закону.

Правила обязывают адвокатов при участии в правовом просвещении и воспитании при представлении сведений в средства массовой информации в целях поддержания чести и достоинства использовать только достоверную информацию. Необходимо отметить, что в соответствии с законодательством, Законом «Об адвокатуре», в нашей стране только адвокат вправе оказывать содействие в понимании, правильном использовании и соблюдении законодательства. Что немаловажно, они несут особую ответственность перед обществом. Поэтому адвокат должен руководствоваться нормами права, свою позицию излагать точно и ясно в соответствии с законодательством.

Хочу отметить, что в мае прошлого года Советом Минской городской коллегии адвокатов был случай, когда адвокату Александру Владимировичу уже высказывалось требование о неукоснительном соблюдении делового стиля общения с представителями средств массовой информации, установленных Президиумом Минской городской коллегии адвокатов. На соблюдение, поясню, постановления, которое им в то время, когда он был председателем Минской городской коллегии адвокатов, подписывал. Тогда основанием для принятия по данному факту послужило интервью Александра Владимировича, которое было опубликовано на Белорусском партизане, где он неоднозначно, некорректно подал материал по вопросам применения налогового и уголовного законодательства. Опубликованное в августе текущего года на тут.бай статья дала повод ставить вопрос о его некомпетентности, это же обсуждалось на телеканале ОНТ, также более ста комментариев на форуме граждан. Подобные высказывания недопустимы и неприемлемы, поскольку не отвечают задачам по правовому воспитанию, но и призывают к противоправным действиям, а равно дискредитируют звание адвоката. Такого рода заявления относительно происходящих событий не достигают целей правового просвещения общества, о котором адвокату Александру Пыльченко было сказано на заседании Квалификационной комиссии, а наоборот ещё более накаляют и без того сложную обстановку, которая существует сегодня.

Хотелось бы отметить, что в том числе по выступлениям адвоката судят в целом об адвокатуре, так как слова адвоката, особенно имеющего большой профессиональный стаж, к которому относятся с доверием, возможно полагать, что профессионально  высказывается исключительно с позиций права.

Поэтому адвокат в своей профессии должен содействовать сохранению престижа профессии, престижа адвокатуры. Вместе с тем, заявление Пыльченко, которые имеют большой общественный резонанс, не согласуются с нормами законодательства, чем вводят в заблуждение относительно полномочий государственных органов и направлены на призыв отдельных должностных лиц к действиям, которые не предусмотрены законодательством.

Министерством юстиции предоставлено достаточно обоснований, которые говорят о том, что комментарий является некомпетентным. Были приведены нормы законодательства. Представителями было высказано мнение о том, что нигде не закреплено понятие полноты дачи информации при предоставлении сведений в средства массовой информации. Однако, если эти требования не закреплены, то это совсем не означает, что адвокат может говорить всё что угодно. Также был упрёк в адрес Министерства юстиции, что не закреплены критерии относительно оценки дискредитирующих действий, не раскрыто понятие призыв, противоправные действия, однако, вы сами представители в частности в прошлом судебном заседании, вчера, не назвали нормы законодательства, где было определено понятие «блокировка воинских подразделений», «разоружение». Лично я этого не услышала. Как было сказано, это вытекает из общих норм уголовного законодательства. Также и по другим высказываниям. Таким образом, ссылки представители не подтвердили.

По нашему мнению, также непрофессионально заявлять, что комиссия не вправе рассматривать вопрос о прекращении действия лицензии. Неправильно говорить о том, большинство членов комиссии этой не составляет адвокатское сообщество. Наоборот, большинство членов комиссии составляет адвокатское сообщество. Не буду сейчас приводить эти цифры, высчитывать количество. Но хотелось бы отметить, что у всех членов комиссии, которые сегодня входят в состав, у всех одна задача. И процедура, при которой рассматривается вопрос, в частности, о прекращении действия лицензии, включает, что адвокат, присутствовавший на заседании, получил тоже информацию, что ему известно. При Александре Владимировиче были разобраны все, не только относительно полномочий Генерального прокурора.

Таким образом, Квалификационная комиссия посчитала, что адвокат Пыльченко совершил действия, дискредитирующие звание адвоката и адвокатуру, что является грубым нарушением законодательства и применяется как основание для принятия соответствующего решения. Хотела бы подчеркнуть ещё раз, что решение Квалификационной комиссии принято в соответствии с установленной процедурой, а Министерством юстиции принято решение в соответствии с действующим законодательством. Спасибо, Высокий суд».

В следующем материале можно будет ознакомиться с репликами участников процесса.