"Борис Звозсков был надежным соратником, невероятно скромным и честным человеком"

О смерти правозащитники и своего друга Бориса Звозскова Алесь Беляцкий узнал в день прощания с ним, 19 июня. "Как раз в это время я, придя с работы, прочитал в "Народной Воле" эту трагическую новость", - пишет политзаключенный в недавнем письме из бобруйской колонии.

"Стало грустно и жутко.

Более 10 лет мы работали вместе на пользу демократии и прав человека. Вместе планировали и осуществляли идею Дома прав человека, вместе ездили на международные правозащитные конференции и встречи в Баку, Москву и Варшаву, вместе думали, как улучшить безопасность гражданских активистов через обучение и помощь. Мы вместе заботились и развивали белорусское правозащитное сообщество, вместе работали над тем, чтобы правозащитные стандарты, идеи и принципы не были чуждыми белорусскому обществу.

Помню разговор с Борисом Звозсковым начала 2000-х годов, когда он с грустью говорил, что, вот, от активной правозащитной деятельности отошел и первый председатель Белорусского ПЕН-центра Карлос Шерман, и Василь Быков приостановил свое председательство в БХК, и Геннадий Грушевой, который за это брался, куда-то исчез, а ведь это - известные личности, так кто же остается? "Остаемся мы, - ответил я, - и много кто еще вместе с нами". Борис не сплошал, не отошел, не разуверился, хотя последние годы его сильно гнула болезнь. Мы каждый по-своему, еще при советах, начинали свою борьбу с тоталитаризмом, и мы продолжали его вместе до последних дней его жизни.

Борис Звозсков был надежным соратником, невероятно скромным и честным человеком. Его точность и деликатность как в больших, так и в мелких делах всегда дисциплинировали и были примером для меня. Хотя я иногда прерывал его, не давал ему высказаться до конца. Он, как старший возрастом и более мудрый, никогда не упрекнул меня, великодушно прощал мою нетерпеливость.

Борис Звозсков отличался чрезвычайным тактом и интеллигентность. Будучи русским по воспитанию, он всегда благосклонно относился к белорусскому языку и культуре и, прожив в Беларуси не один десяток лет, считал Беларусь своей родиной. Все свои интеллектуальные способности и усилия, свой ум и свою душу он вкладывал в развитие белорусского общества. Тяжело болея последние три года, он стремился не обременять своими частными проблемами друзей и знакомых. Он нашел в себе силы перед судебным процессом надо мной специально съездить в Варшаву, чтобы привезти и представить в суде документы, которые свидетельствовали в мою пользу. Он поддержал меня, вызванный судьей как свидетель, выступил и сказал, что доказательства, выдвинутые против меня обвинением, ничего не стоят. В последние недели, вернувшись после очередного курса лечения домой, он написал мне, как бы торопясь, два письма подряд, предупредив, что он пишет и посылает их, чтобы рассказать что-то такое, что отвлекло бы меня от суровой действительности, и не ждет на них ответа. Ответ я написал, однако не знаю, успел ли Борис прочитать его.

У нас с Борисом Звозсковым было одинаковое увлечение. И вне повседневности и самого важного в нашей жизни, вне труда на пользу прав человека, мы с ним любили бесконечно говорить о грибах. Он был заядлым грибником и осенью всегда стремился хотя бы с неделю отдохнуть на Вилейщине, выбраться за грибами. И если у него или у меня что-то не получалось и мы пропускали грибной сезон, так это была тема для безмерного сожаления и обсуждений.

Говорят, что в ином мире, когда придет наше время, мы встретимся не только с родственниками, но и с близкими знакомыми. Так вот, кажется, что Борис первым пошел разведывать неизвестные для живущих здесь грибные места, по которым когда-то мы будем ходить вместе".