8 марта: День забытых подвигов

«Женский день», «Международный день борьбы за права женщин» и вот еще народная версия «Юбилей марша протеста сексработниц во главе с Кларой Цеткин». Что празднуем, господа? И дамы, конечно. По какому случаю розы, коробки Raffaello и бокалы, поднятые «за милых дам»?

Сегодня в Беларуси это день подвигов, в которых не принято признаваться. То есть скажешь кому-то «Да это подвиг!» - и все отнекиваются «Да нет, что вы, мне только в радость». Но разве это не подвиг – выбирать подарок, когда понятия не имеешь, что подарить? И вручать его потом с уверенным видом? Разве это не подвиг, убедительно произносить слова, в которые не веришь? Разве не подвиг, целый день честно скрывать отвращение к ежегодному обязательному ритуалу? А попробуй не скрывать – тоже подвиг. Разве это не подвиг, все утро бегать по рынкам и магазинам, покупая продукты, потом еще полдня стоять у плиты, выготавливая праздничные блюда, к вечеру ухитриться быть красивой и мило улыбаться словам, в которые не веришь ни ты, ни тот, кто их говорит?

А попробуй не улыбаться или даже сказать «Мне не нравятся эти духи» – снова подвиг. Но Женский день проходит, и про то, как не просто дались эти маленькие бытовые подвиги, все забывают. На год.
В 1857 было не так. И не здесь. В то 8 марта, когда все началось, ткачихи Нью-Йорка вышли на улицы города, стуча по пустым кастрюлям. Они хотели чаще есть и меньше работать. Их кастрюли были пусты, потому что им мало платили – это раз. А два – у них просто не оставалось времени готовить после 16-ти часов работы на фабрике. Их требования были скромны: зарплата, равняя мужской, и 10-ти часовой рабочий день.
Порой от женщин можно услышать «Если бы феминистки не добивались никому не нужного равенства, можно было бы жить, не работая. Ведь когда-то мужчины были джентльменами и платили за дам. Вот в XIX в. …» Марш пустых кастрюль проходил в XIX веке. Где были те, кто должен был платить за этих дам? Но подвиг забыт. Марш был давно. И не здесь.

Протестовать приходится тем, кто не может голосовать. Это роднит американских ткачих и белорусскую оппозицию. У первых просто не было права голоса, вторых его лишают, фальсифицируя результаты выборов. Суфражистки, боровшиеся за предоставление женщинам права голоса с конца XIX-го века, добились своего в США в 1920 году, в Великобритании – в 1928, в Италии – в 1945, а в Португалии – только в 1974. Цифры невыразительны. Заглянем в семейные альбомы современных лондонцев. Тусклое фото прабабки. На фотографии ей лет 20, и ее платье тогда было модным. Она не могла голосовать. Она ходила на их «плошчу» на демонстрации, ее била полиция, сажала в тюрьму, в тюрьме она объявляла голодовку. Ничего не напоминает? Сегодня, выходя на митинги, видя, как подъезжают автозаки, отказываясь от пищи в тюрьме, или принося передачи на Володарку, мы надеемся, что эти маленькие, но все же подвиги не будут забыты. Что однажды те, кто боролся за демократию в Беларуси, станут национальными героями. Те женщины тоже надеялись. Кто их сейчас помнит? Ведь это было давно и не здесь.

Здесь было иначе. Права голосовать советским женщинам добиваться не пришлось. Им его вручили в 1917г. без всякой борьбы. Как и целый список других прав, например, работать на равных с мужчинами, поднимать тяжести и водить трактор. Но, как принято было в СССР, не то чтобы совсем обманули, а так, «слегка слукавили». Суфражисткам право голосовать было нужно, чтобы отстаивать свои интересы. Советские женщины голосовать не просто могли, а были обязаны, но – вот она, ловушка! - только «за». Их интересы по умолчанию считались совпадающими с партийными. За 70 лет они так и не поняли, что между вздымающимися ввысь в едином порыве руками и решением их проблем может быть какая-то связь. В современной Беларуси она тоже неочевидна.

Феминистки боролись за право женщин трудиться на равных с мужчинами и зарабатывать на равных с мужчинами. В Союзе равны были все: равны в обязанности поднимать экономику страны в колхозе, на заводе или на Колыме и равно получать за это копейки, без резких гендерных перекосов. Эти женщины подняли свою половину экономики страны. Будем справедливы – вторую половину подняли мужчины. Это их поколение, а вовсе не лично товарищ Сталин, приняло страну с сохой, а оставило с атомной бомбой.

Но подъем половины экономики стоил женщинам много сил, времени и нервов. Их нужно было где-то брать. И они экономили силы на детях. Уставшие за день, они засыпали, не рассказав сказку на ночь, рано повзрослевшие, они не могли играть с малышами, жившие впроголодь, они не умели рассказать дочкам, как это, «одеваться красиво». И дочери обиделись. И отстранились от своих матерей. Теперь о том поколении женщин не принято говорить с пафосом. Принято либо ругать, либо жалеть «грубую, неженственную советскую бабу».
Крестьянки и работницы вместе с феминистками стали не в чести. Обиженные дочери выстраивали свой мир. В этом мире не было места подвигам, ни далеким, ни близким. В этом мире не было места памяти о них. Была только ролевая игра, имитация сказки, которую девочкам так и не рассказали на ночь. Это сказка о принцессе, которую все любят. Она ходит в красивых платьях, ей дарят розы, конфеты, за нее поднимают бокалы. Ей говорят замечательные слова, и все они – чистая правда. Она прекрасна, обаятельна, мила и элегантна. И она ни за что не станет совершать никаких подвигов – генетическая память подсказывает, что они слишком дорого стоят. Ах, пусть их совершит рыцарь! Но эти женщины все же совершили свой подвиг: стерли все черные воспоминая и создали мир, где есть место сказке. Только сказку эту разыгрывали лишь раз в году. И с каждым годом все неубедительней…

Сейчас подросли дочери тех дочерей. Новому поколению надоели сказки, они хотят настоящего праздника. Праздник возможен, когда удалось защитить свои интересы. Образованные девушки знают – для этого нужно вернуть себе право голоса. И они выходят на «плошчу». За это председатель Центризбиркома называет их «отвратительными матерями и скверными женами» и советует варить борщ. Но они снова выходят совершать свои подвиги. Найдутся ли те, кто о них потом вспомнит?