Александр Федута об «американке», «пытках», друзьях и стихах…
Про 342-ю статью Федута узнал первого апреля. Задумываться над тем, не первоапрельская ли это шутка, в голову не приходило. С 342-й, он понимал, уже легче.
Подписка о невыезде, прежде исключаемой начальством, становилась теперь вполне реальной.
— Бумаг на сей счет хватало, но увы… рассказывает Александр. — И вот, в очередной раз общаясь со следователем, я понимаю, что никто ничего опять не подписал, и никуда я не выйду... «Ведите меня в камеру, — попросился в отчаяньи. — Но сначала, я извиняюсь, если можно, сводите в ваш цивилизованный туалет». Возвращаюсь оттуда в кабинет, собираюсь прощаться, и вдруг следователь говорит:
— Ну, Александр Иосифович, распишитесь вот тут, пожалуйста.
— А что такое? – спрашиваю, ни на что не надеясь. – Электрический стул?
— Еще нет, — отвечает офицер в тон, но достаточно грустно. — Вам меняем меру пресечения на подписку о невыезде.
Почему загрустил следователь, я не знаю. Может, показалось. Но когда в камеру пришел попрощаться один из руководителей СИЗО, я понял, что меня не очень-то хотели тут отпускать: «Ваше отсутствие будет понижать интеллектуальный уровень нашего заведения!» Я говорю: «Позвольте, у вас же остается кандидат технических наук Статкевич!» — «Нет, гуманитарное знание тоже должно быть представлено. Так что – ждем!» — ответили мне с улыбкой.
…В общем, собрался, сижу на шконке, жду: выведут или нет, наконец. Вот вывели – но сначала в «стакан» — сижу там. Потом анкету заполнил. Лекарства все вернули по списку. Пока формальности проходил, слух о моем освобождении распространился. Открывается дверь, в проеме какое-то лицо показывается (кто-то из тамошних оперов): «Слушайте, а когда ваша книжка выйдет, которую тут писали? Вы хоть подарите!» Успокоил: «С полковником уже согласовали: тут у вас презентацию проведу, тогда и подарю!»
Я, кстати, на эту тему действительно со старшим офицером говорил. Он в принципе не возражал против презентации. «Почему нет? Если там не будет ничего против власти и ничего критического в адрес администрации президента…»
— А когда анкету заполняли – написали, что нет претензий?
— В анкете этого вопроса не было – только статистические данные. А не было ли претензий? У меня? Нет. Я взрослый человек. Еще до выборов не мог не понимать, что мы фактически записываемся в декабристы. И мне не раз приходила в голову знаменитая фраза Рылеева: «Ах, как славно мы умрем!» … Ну я это не произносил, конечно, при Некляеве, например. Как-то неуместно вслух такое говорить накануне Площади, но внутри был готов к тому, что за мной придут, и будет тюрьма.
Тюрьма
