Игорь ТОЛОЧИНЦЕВ: «Разрываюсь между колонией и домом...»
Уважаемая редакция “Народной Воли”!
Обратиться к вам меня заставила безысходная ситуация, которая ввергла меня в состояние крайнего отчаяния...
16 июня 2008 года моя жена Ольга, 1977 года рождения, была осуждена судом Центрального района Минска к 10 годам лишения свободы за торговлю людьми и вовлечение в занятие проституцией.
Я не ставлю под сомнение сам факт совершения преступления, однако вот уже почти год нахожусь в шоковом состоянии по поводу его трактовки нашим правосудием и избрания меры наказания. Очевидно, что приговор суда не продиктован ни здравым смыслом, ни принципами гуманизма и человечности.
Моя супруга — не изверг и не садист, она никому не причинила никакого вреда. Она не была ранее судима, имела постоянное место работы. Родила двоих замечательных сыновей, которым сейчас 5 и 12 лет. Более того, когда шел судебный процесс, она была беременна третьим ребенком, и 2 декабря 2008 года в колонии родила дочь.
Отечественные СМИ регулярно цитируют высказывания президента А.Лукашенко, который ратует за повышение рождаемости в стране и говорит о том, что “дети — это святое”. Чиновники всех рангов делают все возможное для того, чтобы реализовать положения Декрета президента №18, который защищает права детей из неблагополучных семей. Но никто из них даже на секунду не задумывается о судьбах моих троих несовершеннолетних детей, которые приносятся в жертву нелепой статистике. В какой еще стране сажают за решетку на 10 лет мать троих несовершеннолетних детей за преступление, которым, по сути, не был нанесен ущерб ни потерпевшим, ни государству? А убийцы, грабители, воры, насильники и педофилы, от действий которых реально страдают люди и наносится ущерб государству, получают гораздо меньшее наказание за свои преступления.
Кому хорошо от этого приговора? Нашим детям, которых лишили матери? Моей новорожденной дочери, которой было суждено родиться и провести первые дни жизни в неволе? Матери жены, которая на фоне пережитого стресса едва не потеряла зрение? Или моей престарелой матери, у которой обострилось онкологическое заболевание? Да и государству это невыгодно, даже с экономической точки зрения. Работающий человек получает заработную плату, с которой платятся налоги, на заработанные деньги люди потребляют товары и услуги, от продажи которых государство опять же получает немалые налоговые поступления. Почему не предоставить оступившемуся, но раскаявшемуся гражданину возможность отработать свою вину, выплатить весомый денежный штраф, возместить ущерб потерпевшим, но не калечить его судьбу и судьбу его детей, родных и близких в результате 10-летнего тюремного заключения. Ведь в итоге государство не только недополучает существенный доход, исчисляемый тысячами долларов в год на человека, но и вынуждено тратить огромные средства на содержание заключенных.
Сейчас моей младшей доченьке Маше четыре месяца. Когда Машеньке исполнится три года, ее полностью разлучат с матерью... Я разрываюсь между колонией, в которой находятся моя жена и четырехмесячная дочь, и домом, в котором вынужден один воспитывать двоих сыновей. У меня нет никакого желания жить, я совершенно обессилел и отчаялся...
Сегодня в Беларуси борьба с торговлей людьми является одним из столпов государственной правоохранительной политики. Я полностью поддерживаю эту благородную инициативу, однако, по моему мнению, на деле под благовидным предлогом создан мощнейший карательный аппарат, состоящий из людей, стремящихся любой ценой оправдать свои должности и зарплаты путем показательного заключения под стражу сотен женщин, получающих по 7—12 лет тюрьмы.
Повторюсь, я не оправдываю свою жену. Я лишь пытаюсь добиться адекватного и гуманного приговора суда. В скором будущем дело моей жены будет рассматриваться в Верховном суде. И все, чего я хочу, это добиться того, чтобы с нее сняли нелепое обвинение в торговле людьми и назначили гуманное наказание, адекватное совершенному ею преступлению.
Несколько слов об этом преступлении. Начну с главного: все потерпевшие ездили в Россию добровольно. Ни одна из них не подвергалась лишению свободы, ни у кого не отбирались документы, никто не лишался возможности звонить родным и близким, никого нигде не удерживали. Более того, моя Оля ни с кем из них не была знакома и даже никогда ранее никого из них не видела. По просьбе своей подруги она несколько раз отвезла девушек в охотничий комплекс в России, в котором они встречались с состоятельными россиянами, и привезла их обратно в Минск. Она рассказывала мне, что все, что она видела, — это как девушки веселились, отдыхали, ездили на охоту, катались на квадроциклах, обедали и ужинали в ресторане. В один из визитов перед ними выступала российская поп-группа “Блестящие”, после чего был фейерверк. Может быть, именно поэтому она не осознавала, что таким образом она участвует в совершении одного из самых тяжких по белорусским меркам преступлений.
И если предположить, что против кого-то из потерпевших совершалось насилие, то почему никто из насильников не был привлечен к ответственности, тем более что все они были известны следствию? Ответ прост — любое обвинение этих людей в насилии рассыпалось бы, так как никакого насилия не было.
Почему высокопоставленный милицейский чин открыто заявляет мне задолго до приговора суда о том, что моя жена “...получит 10 лет лишения свободы, имей она хоть пять детей, хоть десять”, и никак иначе? Откуда он это знает, если не сам диктует свою волю суду?
Особо отмечу тот факт, что моя жена признала свою вину в содеянном, раскаялась и активно содействовала следствию в раскрытии преступления и изобличении преступников. Она искренне поверила следователю, пообещавшему ей существенные послабления при вынесении приговора. Тем не менее суд не нашел достаточных оснований для смягчения приговора. И теперь, оказавшись в местах лишения свободы, моя супруга реально боится за свою жизнь и здоровье. Ведь она опасается мести со стороны тех, против кого давала показания, ибо в Беларуси есть только две женские колонии, и многие из тех, против кого она свидетельствовала, сейчас находятся там же, где и она.
Еще раз повторю: я никоим образом не хочу сказать, что моя жена не виновата. Да, она преступила Закон. Но почему она, не рецидивистка и не изгой общества, получает едва ли не максимальное наказание? Где же здравый смысл?
Я искренне уповаю на то, что это письмо поможет добиться объективного и гуманного рассмотрения дела в Верховном суде. Готов уверить любого: того года, что моя супруга уже провела в СИЗО и колонии, более чем достаточно, чтобы она сделала должные выводы и никогда более не преступала закон. Помогите добиться справедливости, ведь речь идет о детях и их матери!
С уважением и искренней надеждой на внимание к моей просьбе —
Игорь ТОЛОЧИНЦЕВ