Исповедь интеллигентного зэка
Геннадий Кришталевич (назовем его так) в минское СИЗО на Володарского попал пять лет назад. Получил срок, отсидел, теперь решил рассказать — нет, не о своем деле, а о порядках, которые сегодня царят за решеткой. Или, во всяком случае, царили во времена его отсидки. Тема не нова, но, согласимся, актуальна.
Вместо предисловия
— Самое страшное после насильственного лишения жизни наказание для человека — это несвобода. Я понял это там, за решеткой. Во все времена все правители понимали и пользовались этим не только для "исправления и воспитания", но и для устранения конкурентов и укрепления собственной власти. С огромным удовольствием, к сожалению, этим пользуются и сейчас.
А иногда людей сажают просто для "галочки". Чтобы затем доложить по инстанциям о качестве работы правоохранительных органов, количестве возбужденных и доведенных до суда дел. Дела эти бесчисленны. Условия содержания заключенных — постоянны. Порядки, установленные за решеткой с негласного согласия администрации тюрьмы, стали нормой. Поэтому начну я с самого начала…
«Стакан», «накопитель», «хата»…
— В любом суде есть так называемые "стаканы". После решения суда приходит милицейская охрана, тебя сразу же спускают в подвал и сажают в так называемый "стакан". В помещение, где ты не шелохнешься. Там много "стаканов", и люди, сидя там, ждут, пока они все не наполнятся. Судов-то много! Затем собравшийся "контингент" сажают в "автозак" и отвозят в следственный изолятор на улицу Володарского или, как еще называют в народе, на Володарку.
Там тебя принимают, как говорят зэки, "шмонают" и отводят в камеру, где ты ожидаешь. Кого ожидаешь, чего ожидаешь? Полная неизвестность, потому как никто ничего не говорит. Потом тебя вызывают, снимают отпечатки пальцев, проверяют, есть ли наколки и болезни. И первый вопрос: "Работник МВД или нет?" Говорят, что эмвэдэшников отправляют на свою, "красную" зону. Чтобы не было насилия со стороны заключенных, многие из которых, по понятным причинам, к "ментам" пылают особой страстью.
После всех этих процедур человек попадает в так называемый "накопитель". Это, образно говоря, напоминает сцену в сельском клубе. Небольшой такой подмосточек. Я сначала думал: "Боже мой! Как все аккуратненько сделано, как беленько, как хорошо…" Но оказалось, что стены побелены мелом. Когда час посидишь, и спина начинает ныть, к стене уже не приткнешься. Для бывалых зэков — это неудобство, как пыль на сапогах, но интеллигентному человеку действительно непривычно. Это выбивает из колеи. Одним словом, уже на начальной стадии попадания за решетку вся система строится на том, чтобы унизить и растоптать человека. Чтобы человек, который внезапно был посажен, был резко отсечен от нормальной жизни. Чтобы он почувствовал себя ничтожеством. Впрочем, проходит и этот этап и наступает новый — тебя уже ведут "поднимать в хату".
Добрый день «в хату»!
— "Хата" — это твоя номерная камера, в которой ты будешь "прописан". Попадаешь туда, и хорошо, если ты подготовлен или у тебя есть родственники, если человека могут "подогреть" с воли. Но если у тебя ничего нет, то придется непросто. А таких очень много. Я не беру в расчет блатных, для которых тюрьма — дом родной. У них там свое братство, они друг друга "подогревают", им живется спокойно. Приходит, допустим, кому-то передача (она называется "кабан"), но ты, когда поступаешь в "хату", не можешь ею распорядиться. Тебе говорят: "Вот эта часть идет пацанам, эта на "общак", а остальное тебе". Хотя там есть и такая негласная поговорка: "Сначала мы будем есть твоего "кабана", а затем своего".
Когда человек попадает в "хату" в свитере, он практически стопроцентно с ним распрощается. Свитер в камере — это не одежда, а потенциальное средство для "мощения" тюремных "дорог". Что это такое? Элементарно! Бывалые зэки распускают твой свитер на нитки ("дербанят"), на которых затем перебрасывают из камеры в камеру тюремные письма ("малявы"). Это и называется "мостить дорогу". Могут передать по такой дороге чай, сигареты, что-то еще… В администрации знают об этих "дорогах", периодически ходят с баграми и вылавливают почту. У нас доходило до анекдота, когда работники администрации набрасывали зимой на себя простыни, чтобы замаскироваться на снегу.
Обычно тюремные дороги работают ночью, когда в тюрьме остаются только дежурные.
Я был просто поражен: у нас же не народ, а кладезь талантов! Это самоделкины, которые могут придумать и сделать абсолютно все. Потому что вся наша жизнь — это одно сплошное первенство и борьба за выживание. Я впервые увидел, как из обычной бумаги и хлеба получались такие лощеные карты, что я просто раскрывал от удивления рот! Они были, как настоящие!
Фантазии и реальность
— Нельзя сказать, что все камеры на Володарке такие уж плохие — там есть действительно очень приличные. С телевизором, холодильником… Туда, как правило, сажают птиц более высокого полета, чем я. Тех же, кого нужно "прессануть", отправляют в переполненные "хаты". В нашей камере уже и не помню, сколько было человек, но спали мы в три смены.
К нам однажды приезжали швейцарцы из какой-то международной комиссии проверять условия содержания заключенных. Что делала администрация? Уводила нас из камеры и оставляла положенное количество человек. А остальных держали в отстойнике. Сказали только: "Швейцарцы приедут и уедут, а вы здесь остаетесь. Так что, упаси Бог, хоть одна собака пикнет". Эти международные правозащитные организации, которые борются за нормальное содержание людей в тюрьмах, оболванивали, как только можно. Это во Франции или Голландии в тюрьму просятся, а у нас… Здесь же не тратят по 50 долларов в день на заключенного.
А вообще, в тюрьме присутствует блат. Передать туда через знакомых можно все — лекарства, постельное белье… Я, когда сидел, страдал диабетом, у меня "подскочил" сахар. Моей жене говорили, что все необходимые лекарства у меня есть, но в то же время ничего я не получал. Мне предлагали какие-то таблетки, но как можно предлагать что-то, если меня уже назначено лечение конкретными медпрепаратами. Кошмар, одним словом.
Тюремная еда
— Тюремную еду трудно назвать едой. Извините, но, наверное, свиней кормят лучше. Невозможно ведь приготовить так, чтобы килька была слипшаяся в комок, а приготовленные макароны не лезли в горло. Хлеб тоже изуверы раньше лучше делали. Не знаю, правда ли это, но мне рассказывали, что хлеб, который возвращается из магазинов, затем вторично перерабатывают и отдают в тюрьму. Вся пикантность положения в том, что после того, как ты попробуешь этот хлебушек, чувствуешь, что у тебя набит живот. Тебя распирает. Идешь на парашу, но, пардон, кроме звуков ничего извлечь не можешь. Трели, я вам скажу, стоят такие — соловьи позавидуют, что вызывает естественное возмущение сокамерников. Опытные зэки — они не едят хлеб, потому что знают, что это такое. Когда подают слипшуюся овсянку, старые зэки тоже ее игнорируют. Говорят: "Мы — не кони". Да и зачем им? Они пьют кофе, который забирают у сокамерников. Я спросил у одного военного майора: "Слушай, почему ты играешь по их правилам? Мы же с тобой нормальные, интеллигентные люди". В ответ — тишина. Никто не выступает, все молчат. А куда уходят продукты, которые положены арестантам, можно только догадываться.
О тюремных ценностях и местной валюте
Самая главная ценность для человека — это то, что мы не замечаем на свободе. Истина, по-моему, старая, но тем не менее в этом я еще раз убедился на собственной шкуре. Именно в тюрьме я начал понимать и задумываться о вещах, которые раньше для меня были элементарны: свободное передвижение в пространстве, общение, и даже, извините, справление естественной нужды. Потому что любой нормальный человек не может в присутствии 25 человек сидеть, как говорят, на "очке" и при этом уютно себя чувствовать. Первое время это вызывает шок. Но люди приспосабливаются. Некоторые ломаются. И в первую очередь из-за чего? Из-за того, что у него никого и ничего нет за душой. А значит, он раб в этой "хате". Он моет пол, убирает парашу, с ним разговаривают по-другому.
Администрация об этом, думаю, догадывается. Знает через своих прапорщиков, которые как сыр в масле катаются. У них хорошая зарплата, пенсия, правда, с интеллектом туговато. Ну да это там, наверное, и не надо. Это не мешало им иметь "предпринимательскую жилку". Через прапорщика можно было достать и передать все что угодно.
А самая твердая валюта в камере — это сигареты. Без них не выживет ни один человек. Я сам не курил, но сигареты всегда мог обменять на что-нибудь другое. Тому же охраннику можно дать или медичке… Из Департамента исполнения наказаний в тюрьму любят приезжать с разными проверками, потому что они знают — в тюрьмах и на "зонах" крутятся бешеные деньги. Родственники не жалеют никаких средств для своих близких. Вот элементарный пример. Человек попал в тюрьму в костюме или дубленке... И он без раздумий отдаст их за пачку сигарет или в обмен на какую-нибудь информацию.
А вот "кум" заведует подсадными и "стукачами", которые есть практически в каждой камере. В соседней "хате" сидел хороший парнишка, но язык у него был, как помело. Мелкий вор, но рассказывал все что надо и не надо. И уже буквально через две недели его дело отправили на доследование по вновь открывшимся фактам. Все это присутствует, как и негласный закон тюрьмы — не верь, не бойся, не проси.
Школа жизни и унижения
— При мне не было такого, чтобы караул кого-то избивал или происходило бы нечто подобное. Но хамское отношение к человеку, который еще даже не осужден, — это встречалось на каждом шагу. Тебе, допустим, дают в окошко почитать ответ на твою жалобу или что-то еще, просишь дать бумагу в руки, чтобы в очках посмотреть, а тебя открытым текстом посылают на три буквы. А иногда и вовсе принесут твои документы в камеру, когда ты гуляешь. И, пока тебя нет, все сокамерники знакомятся с твоим делом. Все сделано так, чтобы ты чувствовал себя "винтиком" и не сопротивлялся.
А бал с негласной подачи администрации там правят бывалые зэки. Если начнешь делать "предъявы", тебя быстро уничтожат. Они даже не стесняются говорить: "Парень, нас еще и снаружи охраняют, так что ты влип".
А однажды я был просто ошарашен, когда кто-то из штатных работников тюрьмы заглянул в окошко камеры и говорит: "Ну что, сволочи, сидите?" Затем тихо расстегнул штаны, достал свое "добро" и полил сверху всю нашу скудную еду. Это было для меня полным шоком!
Унизить, а не перевоспитать — вот основа основ тюрьмы. Люди выходят на свободу обозленными на весь мир. Но никак не перевоспитавшимися.
…А перед тем, как меня отправляли из изолятора уже на "химию", кто-то из арестантов Володарки сказал фразу, которая мне почему-то запомнилась: "Хочешь сесть — приедь в Беларусь. Хочешь быстро сесть — приедь в Минск".
Записал Алесь СИВЫЙ
(Продолжение следует)
