Александр Козулин: «…Если народу я нужен живой, он должен для этого что-то делать…»

Как известно, экс-кандидата в президенты Александра Владиславовича Козулина отпустили из колонии на три дня на похороны любимой жены Ирины. Когда я встретилась с ним, он выглядел бодро, энергично и мужественно – настолько, насколько возможно в такой ситуации. Глядя на него, трудно было поверить, что почти два года Александр Козулин находится за решеткой, что 53 дня он голодал, для того чтобы привлечь внимание мировой общественности к ситуации в Беларуси. Занимаясь организацией похорон жены, Александр Владиславович успел провести ряд важных встреч и дать несколько интервью, в том числе и «Народной воле».

-- Александр Владиславович, примите наши искренние соболезнования и извинения, что в этот трагический момент мы обращаемся к вам с просьбой ответить на некоторые вопросы «Народной воли». Чтобы развеять всевозможные слухи, хотелось бы узнать, что на самом деле происходило в колонии, когда вам сообщили страшную весть о смерти Ирины Ивановны? В СМИ вбрасывалась информация, что якобы в понедельник, 25 февраля, вы отказывались выходить из колонии? Может быть, вам предлагали подписать неприемлемые документы, или вообще ничего подобного не было?

-- О смерти моей жены мне сообщили 24 февраля в 7 утра. Как только я об этом узнал, тут же объявил голодовку. И готов был с 26 февраля голодать всухую, если не будет решен вопрос о том, чтобы меня отпустили из колонии, дали возможность проститься с женой. Я отдавал отчет своим словам. Я должен, обязан был проститься с Ириной и похоронить ее, в ином случае – нас бы похоронили вместе.

Достаточно хорошо изучив меня, все понимали, что это не шутки, что все очень серьезно.

В тот же день я написал заявление на имя начальника колонии, что отказываюсь выполнять все требования режима. Не режима колонии, а скажу прямо -- преступного режима власти, который может допускать такие вещи. Я написал, что считаю себя полностью свободным и больше не собираюсь подчиняться чему бы то ни было. Режим, который не считается с законами, который ведет себя аморально, может быть инструментом насилия, но не более того.

В том же заявлении я написал подробно, почему я иду на такие меры. Это был ответ на те оскорбления, унижения моей семьи, которым ее подвергал режим. Я написал, как в 2005 году Александр Лукашенко взялся лично курировать лечение моей жены. Этот шаг тогда наша семья восприняла с чувством глубокого удовлетворения: все-таки есть что-то светлое в этом человеке… Лукашенко заявил тогда: война войной, но жизнь и здоровье близких нам дороже. Признаюсь, нам было приятно это слышать. Но наша семья потратила 9 месяцев на то, чтобы решить все вопросы с этой поездкой. В итоге время было упущено, а Германия отказалась лечить Ирину. Через длительное время после консультации в немецкой клинике оттуда пришел ответ с рекомендациями по лечению и припиской, что это лечение можно пройти в Минске… Потом была президентская кампания, мой незаконный арест, обвинение и тюрьма. Жена бросила все и стала меня спасать. Тот момент был решающим… Если бы тогда, в 2005 году, не было потеряно время и был своевременно поставлен диагноз, применены правильные методы лечения, возможно, все было бы по-другому. И, возможно, не было того, что есть сейчас…

Но даже в этой ситуации перед светлой памятью моей жены я готов был подняться над личным и сесть за стол переговоров. Лукашенко пора задуматься о вечном, пора прекратить тотальное насилие не только надо мной, над людьми, над народом. Пора прекратить террор, который господствует в стране.

-- Вы написали это заявление в воскресенье утром. Как думаете, почему так долго принималось решение, отпускать вас или не отпускать на похороны жены?

-- В каждом поступке проявляется сущность человека. Часто она бывает завуалирована, часто мы осознанно пытаемся ее завуалировать. Но возникают ситуации, когда эта сущность проявляется в полной мере. Можно издеваться над живыми, но издеваться над мертвыми невозможно. Можно издеваться над чем угодно, но издеваться над святыми понятиями нельзя. Есть вечные понятия, которые должны быть непререкаемы для каждого человека, кем бы он ни был, преступником или президентом. Ситуация вокруг моей семьи зашла слишком далеко. Лукашенко переступил через все, что можно было переступить. Когда я посмотрел по телевизору его выступление в Витебске, я окаменел. Я ужаснулся, до какой низости дошел этот человек, ужаснулся от того, до какого уровня морально-нравственного падения он может дойти. В тот момент оголилась вся его сущность. Он говорил это в ярости, им двигали эмоции. Сущность Лукашенко проявляется, когда он говорит на эмоциональном уровне. Когда эмоции уходят, он становится искушенным политиком. А в тот момент он раскрылся. И все увидели, что он мстит мне за то, что я отказался от лестного, в его понимании, предложения. И в конечном итоге спутал все его карты…

Я не знаю, о чем он думал, когда тело моей жены вторые сутки лежало в морге, а меня не отпускали на похороны... Как можно было к этому относиться?! На что можно было ссылаться?! А дальше что? Хоронить меня вместе с женой? Я думаю, что тогда был бы уже конец власти Лукашенко.

-- Некоторые эксперты и даже бывшие политзаключенные (в частности, Андрей Климов) считают, что Александр Лукашенко остается политическим игроком на европейском поле, он «не лишен каких-то моральных качеств»?..

-- Все моральные принципы Лукашенко проявятся в дальнейшем отношении к моей семье. И это мы скоро увидим. А что касается Лукашенко-политика, то очевидно, что политик он искушенный. Очевидно, что если он сможет сделать правильные выводы, сесть за стол переговоров, то на какое-то время еще сможет остаться на политическом поле. А если не сделает, то он просто обречен.

-- Вечером 25 февраля на центральный проспект Минска вышли сотни людей почтить память Ирины Ивановны. В этот трогательный момент к журналистам «Народной воли» подошел человек, как нам показалось, представитель белорусских спецслужб, и стал намекать, что, мол, у Козулина пошатнулось психическое здоровье. Не первые ли это ласточки того, что власть начнет вбрасывать в массы подобную информацию с целью вашей дискредитации?

-- С психическим здоровьем похуже у всех остальных, и пусть они подумают о самих себе. А распускать слухи обо мне не надо, у меня с психикой все нормально… (И в этом убедились все, кто имел возможность встретиться с Александром Владиславовичем в последние дни – Авт.).

-- Александр Владиславович, как вы держитесь? После каждого свидания с дочерями из колонии приходили тревожные новости: вас прессингуют, вам ни за что объявляют дисциплинарные взыскания…

-- Меня сломить невозможно. Во мне есть та сила, которая им неведома и непонятна. Они привыкли к тому, что людей можно сломить физически, уничтожить морально, подавить психически. Со мной это не проходит. Во мне есть духовная сила, которой нет у них. Только действуя на пределе человеческих сил и жертвуя многим, можно добиваться результата.

-- В свое время и Виктор Гончар, и Геннадий Карпенко, и Юрий Захаренко тоже были готовы на большие жертвы ради лучшего будущего своей страны. Но не кажется ли вам, что Беларуси теперь, как никогда, нужны не жертвы, а люди, способные действовать? Александр Владиславович, может быть, не стоит идти на кардинальные, опасные для здоровья меры?

-- Благодаря Гончару, Карпенко, Захаренко я жив. А не идти на жертвы я не могу, я отдам свою жизнь за народ и страну без раздумий. А если народу я нужен живой, он должен для этого что-то делать. И вопрос не только во мне. Мы все время пытаемся себя оправдать, боимся потерять работу, какие-то материальные блага, но при этом забываем, что теряем самое главное – свою совесть.

-- Наверняка в колонии у вас было достаточно времени для того, чтобы проанализировать, в чем причины тотальных поражений белорусских демократов. Что они должны противопоставить власти?

-- Проблема в том, что они бьются лично за себя, а надо биться за страну и народ. Надо подниматься над личным и отдавать все ради общего блага. Тогда придет успех. Играть в политику невозможно, потому что это сразу видно… И нужно всегда идти до конца. Если ты дрогнул, сломался чуть-чуть, значит, стал на колени. Мне могут отрубить ноги, но я все равно буду стоять.

-- Кое-кто считает, что многие люди во власти вас опасаются, потому что сейчас у вас достаточно поводов для мести. Что бы вы ответили на подобные заявления?

-- Я никогда не опущусь так низко. Я всегда смогу понять людей, чтобы они ни совершили, чтобы они ни сделали. Главное, чтобы они это понимали.

-- Надеетесь ли вы на окончательное освобождение, тем более что этого требуют Евросоюз и США?

-- Мое окончательное освобождение из колонии – это вопрос не личности Козулина, это вопрос решения проблемы цивилизованным путем, вопрос того, что победит: добро или зло, мрак или свет.