"ИК № 15 — это концлагерь". История экс-политзаключенного Виктора Пантелеева
Во время приговора Виктор Пантелеев улыбался. Мужчину осудили на четыре года колонии усиленного режима за участие в поствыборной акциии протеста в Бресте 9 августа, а задержали 18 августа 2020 года. Свой срок Виктор отбыл в исправительной колонии № 15 до конца и сейчас, в годовщину событий, поделился своей историей с "Вясной": о том, как менялось обращение сотрудников в начале протестов и позже, о том, как расписался в СИЗО со своей девушкой, о 113 сутках ШИЗО в колонии, бесконечных "нарушениях" и солидарности.
- Виктор Пантелеев
Помощь бывшему политзаключенному Виктору Пантелееву начать новую жизнь в Польше после 4 лет колонии
Задержание: "Машина с молочной продукцией так осталась стоять на стоянке"
Виктор Пантелеев участвовал в акциях протеста в Бресте, которые начались 9 августа 2020 года. А задержали его 18 августа. В этот момент он был на работе.
"Я был водителем на грузовом автомобиле, — вспоминает Виктор. — Стоял на магазине — и подъехала машина с ГУБОПом, вышло четыре человека, начали кидаться, угрожать, прыгать в машину. А я перевозил молочную продукцию — и не мог просо так машину оставить. И путем споров я поехал на своей машине до Следственного комитета. В СК мне показывали фотографии, спрашивали, я ли на них. Я отрицал, что это я. В итоге мои отрицания ни к чему не привели. Просидел я там с 8 утра до 18 вечера. Потом меня отвезли в брестский ИВС. Машина с молочной продукцией так осталась стоять на стоянке, я успел позвонить своему начальнику и предупредить о ситуации. Они провели в этой машине обыск. Не знаю, что они там искали. Это было без документов: они забрали у меня телефон и ключи — и полезли в машину сами".
Брестский ИВС. "Я сделаю так, что твоя мама будет плакать"
Виктор Пантелеев напоминает, что во время его задержания в августе 2020 года «движение ещё было живо», а люди активно выходили на улицы. Потому сотрудники брестского ИВС относились к задержанным по политическим мотивам с настороженностью:
"Оттуда мы верили в то, что что-то поменяется и изменится. Что мы может всё-таки выиграем в тот момент. Ещё не было таких жестких условий, как сейчас люди говорят: что не дают матрасов, будят — такого у нас не было. Они с опаской к нам относились. Но все равно были такие моменты, что и угрожали корпусные, были и растяжки специальные. Как они говорили, это у них в законодательстве было прописано — но никто об этом не знает... Если идешь к стене — то растяжка. На прогулку не водили.
Мы постоянно находились в камере. Это бывшие подвалы — сырость, желтый и темный свет, такой противный. Все матрасы вонючие, все влажное. Условия ужасные. Не для людей".
В брестском ИВС бывший политзаключенный пробыл трое суток. А на вторые сутки к нему приходил начальник группы из ГУБОПиК.
"Он мне угрожал: "Я сделаю так, что твоя мама будет плакать. Ты должен признаться". Я ничего ему не говорил.
Мою маму обманул следователь. На вторые сутки в ИВС, после ГУБОПа, он пришел ко мне и говорит: "Сообщи номер мамы — я позвоню, чтобы она вещи принесла", чтобы меня отпустили домой. Я дал номер мамы, он позвонил ей, сказал, чтобы принесла мне вещи — штаны, байку. Мама принесла, ждала меня. Я был задержан ведь в шортах и майке — а в СИЗО шорты и майки запрещены. По итогу мне все это выдали, и никто меня никуда не отпустил. Я еще просидел сутки, не понимая, что происходит".
А на следующие сутки Виктора увезли в СИЗО № 7 города Бреста.
СИЗО № 7 города Бреста. "Большинство подследственных поддерживали нас"
Там бывший политзаключенный провел почти 11 месяцев.
"По началу меня поместили одного в камеру. Были такие разговоры с ментами: каждый приходил и чем-то интересуется — мое отношение к тому, что я совершил. Были угрозы со стороны зампорора вроде он с нами еще поквитается, мы ему испортили что-то, что его сотрудники боятся из-за нас ходить на работу.
В СИЗО большинство подследственных поддерживали нас: говорили "молодцы". Не было такого, чтобы люди негативно разговаривали о том, что происходило. Все абсолютно верили, что что-то случится. Потому что по радио мы каждый день слушали о задержаниях, о выходах, об огромных массах людей, которые ходили и добивались правды".
Условия содержания Виктор описывает как плохие — и похожие на ИВС.
"Сырость, минимальная вентиляция, окна есть — но они как подвальные: как яма, в ней окно, а сверху решетка".
Сотрудники были разными. Среди них – и те, кто «просто выполнял свою работу». Но были и такие, которые и ненавидели, как говорит экс-политзаключенный:
"У меня из-за одного профучет был. Он был сотрудником режимного отдела, и у него была кличка "семимесячный", потому что он был маленький и худой, как будто недоношенный. Он был один из таких ярых противников, который нас прямо аж ненавидел. Постоянно ему хотелось что-то нам [плохое] сделать. Но в силу того, что движение жило еще и довольно сильно, то им не особо [этого] давали.
Они разменивались на мелочах. К примеру, была ситуация: лето 2021 года. Была жара +35 градуса на улице. А так как там окна, за ними жалюзи и решетки, то воздуха мало проходило. И был разговор с администрацией о том, чтобы купить вентилятор и поставить, ведь невозможно было находиться. Администрация якобы пошла на уступки, сообщила родственникам. Через три-четыре дня родственники прислали нам вентилятор — а на следующий день его забрали. На вопрос: "Почему?" они сказали: "Температура упала, сейчас не 35, а 33 градуса. Всё, уже не положено".
- Письмо Виктора Пантелеева из СИЗО № 7. Фото: Брестская газета
Виктор утверждает, что однажды ему в кроссовки подсунули лезвие.
"И это было предпосылка к тому, чтобы меня посадить в карцер. Ведь я пытался отстаивать свои права, потому что нам не показывали правила внутреннего распорядка, мы не знали, правду ли нам говорят или не правду о том, что нельзя лежать и заниматься спортом. Мы постоянно качали права свои. Я не знаю, может им показалось, что я больше всех это делал... Но такой факт: нас переводят в другую камеру, мы заходим, расстилаемся, все вещи переносим. Через пару часов приходят сотрудники и выгоняют нас из камеры, говорят: "обыск". Мы объясняем, что мы только заселились. Они все равно нас на 40 минут выводят в подвальное помещение, мы там стоим лицом к стене. Через 40 минут нас заводят обратно. И три человека — меня и еще двух — вызывают на личный досмотр. Я прихожу. Только потом до меня дошло, почему именно эти три человека: у нас были у всех красные кроссовки. Видимо, они засомневались, в какой именно кроссовок они положили лезвие. Мы приходим. Сотрудник сразу берет мой кроссовок, не смотря ни на что, и достает оттуда из-под стельки два лезвия бритвы: "Твое?! Всё, рапорт напишу!". Я говорю, что это не мое, мне подкинули, и, скорее всего, это ваше. Меня выводят на наказание к начальнику учреждения, я ему пытаюсь объяснить ситуацию, меня никто не слушает. И на следующий день меня закрывают в карцер на 10 суток".
Карцер в СИЗО № 7, по описаниям Виктора, представляет собой помещение два с половиной на два с половиной шага. В нем умещались туалет в виде дырки в полу и откидная нара, маленький столик и маленькая табуретка.
"Такой же тусклый желтый свет, стены были выбелены побелкой, они были шершавые, что к ним не дотронуться. Окон там не было — была вентиляция. И с этой вентиляцией постоянно в девять часов вечера они начинали двухчасовое проветривание. А меня посадили осенью 2020 года. Уже довольно было прохладно по вечерам. И они, когда проветривали до 23 часов, то с этой вентиляции все на меня шло. Можно сказать, что я зацепил немножко с почками проблемы... Может быть от этого".
Виктора Пантелеева садили в карцер на пять суток также за конфликт с сотрудником, которого называли «семимесячным».
"Он обозвался на меня на продоле, я развернулся и спросил: "Что ты сказал?!" — и пошел на него. Он отпрыгнул и нажал на тревожную кнопку — и это было расценено как нападение на сотрудника. У меня за это профучет был. А на четвертый или на пятый день мне присвоили профучет, не зная обо мне ничего: "экстремистская и иная деструктивная деятельность", потом мне дали второй этот профучет: "склонный к захвату заложников и нападению на администрацию и проявлению агрессии". Это означало, что я ходил по всем продолам — любое мое передвижение по СИЗО было в наручниках".
Любовь. "Я не думал, что такая поддержка вообще возможна"
В апреле 2021 года в СИЗО Виктор расписался со своей девушкой Евгенией.
- Евгения во время свадьбы. Фото: Брестская газета
"Мы на момент моей посадки были в ссоре. Потом Евгения мне написала письмо в СИЗО, у нас задалось общение. Начали вспоминать старое, чувства вернулись. И я принял решение, что нам лучше расписаться, потому что такого человека не хочется терять, который в любую ситуацию тебя поддержит, и поможет и словом, и делом. Она постоянно носила мне передачи, писала письма, была огромная поддержка. Как и с её стороны, так и со стороны волонтёров, которые мне писали с вопросом, чем помочь — я отвечал: "Помогите моей девушке (на тот еще момент) ". Я не думал, что такая поддержка вообще возможна! Каждый день были посылки, каждый день посылали деньги, кто-то что-то носил, писал. И помогал моей тот момент будущей жене".
Суд. "Смеялись потому, что за нами правда была"
Во время приговора Виктор Пантелеев и другие сужденные по делу «массовых беспорядков» в Бресте смеялись.
- Политзаключенные на приговоре 21 мая 2021 года
"Мы много обсуждали и с друзьями, и с родными, почему мы смеялись. Смеялись потому, что за нами правда была. Мы не боялись этого заключения, мы шли, зная, куда, зная, на что. Может быть кто-то и не предполагал, что это всё закончится тюремным сроком, но во всяком случае все были к этому готовы. Страшно не было. Понятно, что мы присутствовали на цирковом представлении — как там не посмеяться?
Почему цирковое? Потому что все было пошаблонно, все было одинаково, как и во всех. Доводы адвокатов никто не слушал, доводы прокуроров — правдивы. Милиция не может и не имеет права врать, поэтому это было довольно-таки смешно".
Во время судебного процесса свидетели-милиционеры были залегендированы, а имена, которые они использовали, были в том числе из сериала "Убойная сила" — например, Вася Рогов.
В итоге Виктора Пантелеева осудили на четыре года лишения свободы в колонии в условиях усиленного режима.
Этапирование. "Только политические в наручниках и передвигались"
Передвижение на судебные заседания Виктору не нравилось:
"Нас водили как террористов каких-то. Такая есть поза у них — называется "ласточка", то есть тебе руки закручивают вверх, лицом вниз. Людей, которые сидят в тюрьме на пожизненной за особо тяжкие преступления — вот их так тоже проводят. А несмотря на то, что мы были еще подследственные, а не осужденные... Я считаю, что вообще это незаконно именно так водить людей на суды, которые даже еще и приговор свой не получили.
Нас водили на третий этаж в такой позе, целым конвоем: по два человека за руки брали, с одной и с другой стороны, лицом в пол. Наручники нам снимали только тогда, когда нас приводили в зал суда и закрывали в так называемый "аквариум".
Обращение тоже было такое... Уже тогда стихали все протесты, и уже обращение у них немножко начало к нам усиливаться. Например, мы пытались возмущаться — и на все возмущения они писали рапорта на нас. Многие даже и сидели в карцере за то, что возмущались.
Кормили тоже как скот между перерывами в зале суда, насколько нам было известно, они должны были возить на обед в СИЗО. А нас закрывали в маленькие кабинки, сотрудники нам накладывали еду, не имея сто процентов санитарной книжки. Соответственно, мы часто отказывались от этой еду. А они говорили: "А, ну отказываетесь, значит будете до суда сидеть" в этой маленькой камере с закрытой под железную дверь в наручниках".
Этапирование из СИЗО № 7 города Бреста в СИЗО № 6 города Барановичи Виктор вспоминает так:
"Нас выводят в этап комнату, обыскивают, забирают у нас все приборы: зажигалки, спички, кипятильники, у кого были электробритвы — то есть всё практически забирают. Надевают наручники — и в них заставляют нести вещи в автозак. В нем ты и едешь, в маленьких стаканах этих ты стоишь, а у тебя три-четыре сумки, заготовленные в зону уже. И вот все эти сумки ты несешь в наручниках.
Когда мы приехали на поезд, то с автозака надо спуститься в наручниках со своими вещами — тогда на тебя кричат: "Быстрее, скорее". Ты заходишь в "столыпинские вагоны" и в этом поезде тебе не снимают наручники — тебя закрывают в это купе под решетку. Только политические в наручниках и передвигались".
СИЗО № 6. "Если углы подушки не совпадают, то ты получаешь рапорт"
В СИЗО города Барановичи Виктор прибыл в пять утра.
"Нас закрыли в этап-комнату — она там страшная, там как будто война была, гранаты взрывались, всё убитое, опять же сырость, тонкие лавки почти сгнившие.
Барановичи были намного жестче, так как отличались УДИНы [Управление Департамента исполнения наказаний] — Барановичский УДИН был намного жестче, чем Брестский".
- СИЗО города Барановичи
В Барановичах Виктор пробыл две недели.
"Есть такие моменты, к примеру заправка кроватей. Если в Брестском СИЗО просто натягивалась простынь и ложилась подушка, то в Барановичском СИЗО одеяло-полуторка складывалась в трое, и получалась такая прямоугольная полоска длинная, она ложилась по центру кровати, точно так же делалось с простынью — и ложилась крестом от кровати. И потом бралась подушка, и с каждых краёв по подушке должны были совпадать углы. Если углы не совпадают, то ты получаешь рапорт, и большая вероятность, что люди попадали в карцер за это. И был случай — это было с моим подельником: они отказались заправлять так кровати, и на них вызвали местную группу захвата (это люди в непонятной форме, в масках и со щитами, с дубинками) — они забегали в камеру и просто всех били по ногам. Это было на моём продоле, и я это слышал. Потом уже на этапе нам рассказали люди, которые непосредственно в этой камере находились.
На прогулки выводили так: по одному из камеры выходишь, приседаешь на продоле на корточки. А ты присаживаешься, руки за спиной, в наручниках, и даже если ты теряешь равновесие, никто тебе не поможет. А если ты и потерял равновесие (были случаи) сразу начинается крик: "Встать! Чё, сидеть не можешь?!" Потом подымают и ведут на прогулку".
Виктор сидел в старом корпусе СИЗО, в 103-й камере. Её бывший политзаключённый описывает как страшную.
"Ржавые решётки, разбитые полы. Вся камера просто убита напрочь. Там ничего живого нету, там видно семь слоёв краски, и обязательная программа у них была — это час уборки в камере. А ты на эту камеру смотришь — там убирать действительно просто нечего. Даже когда начинаешь убирать пыль, которая находится на шконках, то слезает краска. Но заставляли так делать. Отказ — получаешь рапорт.
На тот момент я еще курил. И мне написали рапорт. Получается, разрешено было курить только на туалете. Туалет огражден где-то по пояс. И нужно было на стороне туалета курить. Я стоял там курил, и одна нога у меня выступала непосредственно от туалета. И кто-то из сотрудников на видеокамере сделал скриншот, и меня позвал режимник и сказал: "На тебя рапорт составили за то, что ты курил в неположенном месте". Я говорю: "Такого быть не может", но он мне показывает просто скриншот, где у меня просто нога выступала чуть-чуть.
А убираться там не было необходимости. Как они говорили: "Не хотите убираться — создавайте вид". То есть ты должен сесть и один столбик протирать час там стоять. Для чего это сделано, я не знаю".
По пути в колонию. "Мы не знали, в какое ИК едем"
Затем Виктора Пантелеева этапировали в тюрьму города Гродно. Этап был таким же: в наручниках и «столыпинских» вагонах.
"В Гродно мы приехали — нас опять же поместили в маленькую камеру, мы там просидели часов шесть в тесноте и духоте, там жара была страшная. После нас определили в "американку": восемь человек в камере на пять человек, нас туда засунули, она представляет собой как вагон купе, только еще три метра вперед для туалета и маленького шкафчика с умывальником. Просидели мы там двое суток.
После нас перевели в "бастион" — это называется у них "основное СИЗО". Там большие камеры. Я там, наверное, пробыл неделю. И мы поехали в Могилёвское СИЗО, там мы были несколько часов, и уже там было распределение непосредственно в исправительную колонию. До Могилёва мы не знали, в какое ИК мы едем".
ИК № 15. "Все политические были как щит для обычных зеков"
Исправительную колонию № 15 Виктор называет не иначе как "концлагерем".
"С невменяемым начальником колонии — это Лазаренко Алексей Валерьевич, который, наверное, считал своим долгом издеваться и пугать. Когда он кричал, в его глазах было наслаждение. Моё прибытие сразу же туда было таким: я, даже не попав на карантин, уже попал в ШИЗО на 10 суток. Ни за что — они просто так решили. Оперативники накатали быстренько рапорт, меня никто не слушал, и меня и ещё двоих повели сразу же в ШИЗО.
У начальника колонии был фетиш постоянно наказывать людей, особенно политических — он с ненавистью относился к нам. И много сотрудников так же. Они и угрожали. То есть было как: если не за что наказать, они придумывали рапорт. Так как ПВР [Правила внутреннего распорядка — Прим.] придуман так, что он только трактуется в их сторону. И нарушения попусту выдумывались.
К примеру, вот мои нарушения. Второе, которое у меня было: я работал на промзоне, ко мне приходит сотрудник, забирает меня из промзоны и ведет в расположение (жилые помещения), проверяет у меня сумку досконально (а чтобы вы понимали, они писали рапорта даже, если не хватает одной сигаретки — и за это ездили в ШИЗО). Он не находит у меня нарушений по сумке, он идет смотрит мою кровать — и не находит нарушений по кровати, не находит и по тумбочке. Он спрашивает у меня доклад — и не может найти нарушения никакого. Ведут меня в кабинет. Я захожу туда и по регламенту делаю доклад. Он начинает со мной общаться — и говорит: "Садись, пиши бумагу"— "Что писать?" — "Ну пиши шапочку: начальнику ИК…" — я спрашиваю: "Так что случилось?" — "Ничего не случилось, сейчас напишешь и пойдешь. Там заявление" Я сажусь на корточки, спиной к двери и начинаю писать эту бумагу. А он выходит из кабинета, затем заходит обратно и говорит: "Ой, а что это, так ты что, не представился?" — и снимает на видеокамеру это всё. Я говорю: "Так я не видел, я же пишу документ сижу" — "Нет, ты должен был встать и представиться, значит пиши не заявление, а объяснение" (а за каждый рапорт пишутся объяснения). Вот такое одно из глупых нарушений, которое там было.
А людей закрывали в ШИЗО просто за пустяки, и самое интересно, что все политические были как щит для обычных зеков, которые там находились. То есть в первую очередь если приходили проверять в спальные помещения, то проверяли непосредственно политических. Так нас было много, то времени у них хватало только на нас, а остальные жили и не имели таких вопросов. Зеки, которые были осуждены по разным статьям (то есть, не считая политических) нас сдавали, провоцировали на разговоры. К примеру, меня и товарищей — мы как-то общались, а один приходит и к примеру: "Ну что там ваша Тихановская, будет за вас топить или нет?" Ты начинаешь с ним разговаривать, думая, что парень неплохой. А через день уже об этом знают менты, тебя приходят, забирают, наказывают и садят в ШИЗО".
Всего Виктор отсидел в ШИЗО 113 суток.
"Промка". "Они из этого делали какую-то переплавку резиновой посыпки на стадионы"
Первоначально Виктора поместили работать на швейное производство: заставляли шить рабочие рукавицы для людей, которые занимались очисткой проволоки. Здесь Виктора вновь настигло нарушение:
"Мы немного скооперовались с ребятами, придумали план и выполняли норму быстрее всех, а дальше и сидели ничего не делали. А был там бригадир, он приревновал видимо или подумал, что мы хотим у него власть забрать какую-то, и он свершил мне подставу: он пошел и рассказал милиции, что я хочу его избить. Меня вызвали к начальнику колонии — тот начал распускать руки, пытаться схватить меня за ухо, толкать, ногой бил по моим ногам, кричал: "Ты моего бригадира хочешь избить!" Я вообще не понимал, что происходит. Мне дали тогда тоже 10 суток ШИЗО, но, видимо, они потом разобрались, потому что за такое можно и на крытую тюрьму уехать, если это была бы правда. Но 10 суток я пробыл за это "нарушение".
После этого меня перевели на проволоку — то есть мы были все политические, шесть человек. И для понимания картины: проволоку чистят примерно человек 150 на промзоне всей. Из этих 150-ти человек 90 должно сдать 9 килограмм чистого провода. А остальные должны были сдать 3-4 килограмма, потому что там немного разница была, какую проволоку чистить. И мы, шесть человек, все политические, на телеге должны были эти все провода загрузить, после мы собирали эту проволоку и остатки от неё. Мы увозили мешок — они из этого делали какую-то переплавку резиновой посыпки на стадионы. Вот такой работой мы занимались».
Ещё одна «подстава», как выражается Виктор, была связана с новостью о взрыве Крымского моста. За это политзаключённый отбыл в ШИЗО еще 10 суток.
«Завхоз пошел и рассказал начальнику колонии, что после этого взрыва я стоял со своим окружением, хлопал в ладоши и кричал на всю ленкомнату: "Молодцы". Несмотря на то, что меня на тот момент даже не было в отряде, он пошел донёс это начальнику колонии, нас всех вызвали и всех начали допрашивать, меня одного оставили и начали под угрозами говорить: "Признавайся" — и еще одну "десятку" я получил за это".
Причину всех своих остальных наказаний Виктор видит в придуманных мелочах.
"Еще один рапорт у меня был за нарушение формы одежды: с самого начала нам выдавали хлопчато-бумажную форму, похожая на джинсы, но не джинсы. И настал момент — я ее постирал. А она имеет свойство садиться. И я стоял в столовой, и мне сотрудник говорит: "Ты ушил форму" (а я еще на тот момент на швейном производстве работал) — я говорю: "Я её постирал" — "Нет, ты ушил", и за нарушение формы одежды мне рапорт выписал. И тоже меня никто не стал слушать — и посадили".
Помилование: "Для чего это было сделано — я не знаю"
Виктору предлагали писать помилование. Это делали оперативники.
"Они вызывали каждого: "Будешь писать помилование?" Если ты отказывался, начинались угрозы: типа ты должен написать или ты будешь страдать весь свой срок. Потом приезжали прокуроры, точно так же вызывали на беседы людей. Честно, информации не скажу, сколько человек писало, а сколько нет. Но есть люди, которые писали. Но всем отказано было. А для чего это было сделано — я не знаю. Но я с прокурором лично не общался, меня оперативник вызывал".
Сам Виктор помилование писать отказался.
Конфликты с начальством: "Политических никуда не пускали"
Начальник колонии нам, как говорит Виктор, по непонятным причинам запрещал политическим посещать кинотеатр (это актовый зал с проектором и колонками, где показывали фильмы). Со стадионом — так же.
"Там ещё принимали солнечные ванны летом — то есть все по секторам выходили на стадион и загорали. Политическим тоже это сделать нельзя было. Мы оставались в отрядах, в этой черной робе в +30 и сидели на локальных участках, и никого никуда не пускали".
Также Виктор вспоминает о конфликте между активом отряда.
"У одного из наших состоялся конфликт один, после чего начальник колонии придумал такую интересную штуку, что все политические ходят после "низкого статуса" в магазин. И менты сделали неприемлемую вещь в данном заведении, потому что, если ты пошел уже после, то тебя могут спокойно «опустить» в этот статус: заставлять мыть за зеками туалеты и умывальники. И начальник колонии придумал так, что политические должны это делать. И самое что приятное было для меня лично: первоначально все отказывались. Потом многие пошли. Но брестские мои пацаны никто не пошел. Даже несмотря на то, что один 20 суток выездил на ШИЗО, другой трое, пять — у каждого по-разному. Угрозы — и никто не пошёл, вот именно брестские. У меня аж гордость была, у меня даже сейчас мурашки по коже пошли, когда я это вспоминаю".
ШИЗО в ИК№ 15: "Зубная паста выдавлена в пакет"
Штрафной изолятор в исправительной колонии Виктор описывает так:
"Тоже комната, только не выдают спальных принадлежностей никаких. Комната холодная, несмотря на то, что там стоит батарея, но она просто железная — и всё это тепло просто выходит. Откидные нары, спишь на досках, плитка, на прогулку не выводят. Отдельная форма — на спине "ШИЗО" написано, отдельные правила. Распорядок дня меняется, чтобы поломать немножко человека, потому что если в обычный распорядок дня ты просыпаешься в шесть утра и до десяти вечера бодрствуешь, то в ШИЗО — с пяти утра и до девяти вечера. То есть это сильно сбивает, если ты живёшь по такому графику. Постоянные недосыпы, нервы... Находишься постоянно там один. Из предметов личной гигиены там только зубная щетка, зубная паста, которая выдавлена в пакет, а не в тюбике, мыло, туалетная бумага и вафельное полотенце".
Заключение: "Все друг друга поддерживали и все друг друга успокаивали"
Виктор признаётся, что переживал больше за родных, а не за себя.
"В себе я был больше, чем уверен после пятой десятки ШИЗО — то, что я это выдержу, пройду. Единственная моя цель была: не попасть под статью 411. Я уже под конец срока старался скрытно передвигаться по ИК, чтоб меня не было не слышно, не видно. Никуда не влезал, ни с кем практически не контактировал.
Поддержка была со стороны людей, которые по тем же статьям сидели (политическим). Все друг друга поддерживали и все друг друга успокаивали, если были какие-то проблемы. Несмотря на то, что, было время, нам запрещали между собой общаться, или, как говорят они, "кучковаться", всё равно мы где-то пересекались, "кучковались" — кто-то пойдёт, правда, сидеть за это, но всё равно это никого не сломало. И всё равно все продолжали общаться".
Сотрудников же Виктор вспоминает так:
"Мне хочется пообзываться на этих людей... Я не считаю их больными, но и здоровыми тоже. Я не знаю, чем должен руководствоваться человек, чтобы так относиться к людям. И мое мнение — вообще, исправительная система не должна вообще относиться к власти, к политике. Если человек совершил какое-то якобы правонарушение, то не должно быть такого, как они издеваются… Или они самоутвердиться так хотят?"
Освобождение и эвакуация: "Это было незабываемое путешествие"
9 марта 2024 года Виктор Пантелеев вышел на свободу. Через два месяца он уехал из Беларуси.
"После выхода мы поговорили с женой, и я ей сказал, что я здесь не хочу не оставлять каких-нибудь хвостов. Потому что мне исполнилось 31. Мама и отец уже в возрасте... Я думал, что какое-то время пробуду — говорили о предстоящих амнистиях, и была надежда: "А мало ли где-то там это все может закончиться, этот надзор, который мне дали бесполезный". Кстати, у меня был суд в ИК по надзору. Тоже цирковое представление. Все рапорта выдуманные, я говорил это судье — ей было все равно, и она мне дала два года надзора. С восьми вечера до шести утра я должен был находиться дома.
9 мая мне позвонила жена и сказала, что на меня возбуждают уголовное дело. Она назвала мою фамилию и еще одного человека — а этот человек мой подельник. И я этому человеку позвонил, сообщил всю информацию. 10 числа он мне перезвонил и сказал, что моё и его дело лежат в Следственном комитете. И в тот же день прямо с работы в течение четырех часов я подготовился, взял всё, что я смог взять. Накануне я вышел на команду эвакуации BYSOL. Ну и выдвинулся в путь. Хочу отдельно сказать "спасибо" команде BYSOL. Честно, это было незабываемое путешествие. Всё получилось благодаря им".
