"Не был морально готов так резко "рвануть" из Беларуси"
Помощника врача Захара Яновского задержали в Минске 11 мая 2022 года и предъявили обвинение в участии в акции протеста в 2020 году (ч. 1 ст. 342 УК), а также в разжигании социальной розни по ч. 1 ст. 130 УК (оставил комментарий в одном из телеграм-чатов). 18 ноября судья Мингорсуда Вера Головкова приговорила Яновского к 1,5 года лишения свободы, которые он отбывал в "Витьбе" — исправительной колонии №3. На свободу после отбытия наказания вышел 28 июля 2023 года, проведя в заключении 443 дня. Вскоре покинул Беларусь. Оказавшись в безопасности за границей, бывший политзаключенный рассказал "Вясне" о своих впечатлениях и эмоциях, которые остались у него после задержания, условиях на Окрестина, Жодино, Володарке и колонии в "Витьбе".
Думаешь: "А что я здесь делаю?"
Захара задержали на работе. Вызвали в отдел кадров, где его ждали двое в гражданской одежде. Приказали отдать телефон и ехать с ними. Захару сообщили, вряд ли он вернется на работу сегодня, поэтому посоветовали забрать вещи.
"Я в тот момент еще надеялся, что, может, просто попугают меня, проведут так называемую профилактическую беседу, и если я "не буду никуда лезть", все будет хорошо. Но как только подошли к их белой "Джили", руки заковали в наручники. Я находился в шоке: 10 минут назад лечил пациентов, а тут вдруг уже заключенный. Ну не может же так резко все произойти", — рассказывает Захар.
Кстати, за три месяца до задержания, Захар сразу из двух источников получил информацию, что им интересуется милиция. Он сразу начал искать выход, способ уехать из страны. Обратился в службу скорой эвакуации, где ему сказали, что могут вывезти хоть сейчас. Но он не был морально готов так резко "рвануть" из Беларуси. Думал, вряд ли сразу закроют в тюрьме, наверное, будут сначала какие-то вызовы в милицию. В течение трех месяцев ничего не происходило, Захар успокоился и посчитал, что его уже проверили и ничего не нашли.
"Еще вчера ты был на свободе и вот — такой шок. Дали административку, 14 суток по ложному обвинению, пока "дошивали" уголовное дело. На Окрестина были самые жесткие условия за весь срок. Политических специально сажают вместе и создают для них наихудшие условия: в трехместной камере нас было 15 человек. Спали штабелями на полу, кто-то на нарах, сваренных из металлических пластин. Политическим ни матрасов, ни подушек не давали, под голову клали либо бутылки, либо кроссовки. Все время горел свет, еще и дважды за ночь всех поднимали на пересчет. Средства гигиены также были преференцией обычных хулиганов, "экстремистам" не давали ни мыла, ни зубную щетку, после Окрестина у всех были вши.
С "суток" меня отвезли подписать уголовное дело и вернули на Окрестина ждать несколько дней этапирования в Жодино. Но это уже был одноместный карцер с бетонным полом, где было 9 человек в депрессивном состоянии, которые тоже только что получили уголовную статью. Некоторые хватались за головы от шока, у кого-то была запланирована свадьба. Ночью на бетоне было холодно, и чтобы не заболеть, я под тело подкладывал веник. Было еще и тесно, люди лежали на полу словно тетрис, не шевельнуться. Спать было невозможно. Еды тоже было мало. Мечтали об "отоварке" – магазине в жодинской тюрьме", – вспоминает те события мужчина.
Из Окрестина в Жодино политических перевозили на автозаке, в наручниках. У некоторых немели от этого пальцы:
"Из Жодино на Володарку везли поездом, в Витебск тоже везли в столыпинском вагоне. Пока идешь из автозака к вагону, снова видишь свободу, вспоминаешь, что несколько месяцев назад это было твоей действительностью, а не мечтами. А теперь ты в какой-то параллельной реальности: тюремные подвалы, руки за спиной, идешь в колонне зеков. Рядом овчарки, охранники с оружием. Кричат, предупреждают, что будут стрелять, если кто попытается бежать. Думаешь: "А что я здесь делаю?" Словно попал в чужую жизнь или кино. В одном купе столыпинского вагона сидят 15 человек, и половина из этапированных сразу закурили сигареты при закрытых окнах. Можно было даже задохнуться. Всех "экстремистов" перевозят в наручниках, словно особо опасных".
Витьба: "Особая любовь к политическим"
В колонии № 3 в "Витьбе" отношение к политическим со стороны администрации было хуже, чем к обычным заключенным, хотя находились и такие сотрудники, которые старались относиться к нам по-человечески. Однако некоторые имели к политическим "особую любовь" и придирались из-за разной мелочи.
"Руководство ввело в ранг правило, что каждый политический должен иметь минимум одно нарушение режима, чтобы лишить его досрочного освобождения, например. Чаще всего придирались к описи вещей. Чуть что-то взял из сумки — должен исправить этот пункт. Но, например, у тебя записано 100 граммов стирального порошка, а там почти 200. Как ты взвесишь? Либо не совпадает количество конфет. К обычным зэкам так не придирались".
Несколько раз во время отбывания наказания Захару выносились взыскания, не минул его, как и многих других, штрафной изолятор. Первое взыскание вынесли за неточность в описи вещей.
"Один раз прилег на кровать, а "пикет" не услышал, так как был в туалете. "Пикет" — это человек, который наблюдает через окно за передвижением сотрудников. Чуть что — он сигнализирует и тогда все приводят себя в порядок" – вспоминает он. — Что касается переписки, то на Витьбе письма можно было получить только от матери, или отца, а вот от девушки не пропускали. Были и свои особенности в звонках. Не было никакого расписания. Когда угодно могли скомандовать: "Экстремисты, на звонки!"
Захар рассказывает, что нужно было иметь всегда под рукой телефонную карточку и бумажку с номерами телефонов. Позвонить другу или девушке нельзя, да и разговор нужно контролировать, ведь если ляпнешь не то, разговор обрывают, а заключенному выносится взыскание. Да и 10 минут на разговор тоже условность: пока наберешь номер, пока твой абонент подойдет и возьмет трубку – время проходит.
Разборка проводов от изоляции самая ужасная работа в исправительной колонии № 3:
"Те кто занимается проводами – грязные, не успевают помыться. А когда сжигают на костре изоляцию проводов — сильно вредят своему здоровью. Легче работать на деревообработке. Правда иногда случалось, что работы всем не хватало, тогда искали чем заняться, ведь если какая проверка – то можно получить взыскание, если ничего не делаешь. Кстати, зарплаты там — 2-3 рубля в месяц.
Я рубил дрова с напарниками и получал больше, около 20 рублей на пару. Рубить дрова для пекарни несложно. Тяжелее было переносить тяжелые балки, брусья, бревна, загружать на автомобиль сырые поддоны, от этого у многих иногда болела спина, особенно на фоне плохого тюремного рациона".
"Освобождение от работы по болезни получить практически невозможно"
"Медицинская помощь была плохой во всех местах заключения, в которых мне довелось бывать. В Жодино, например, случались частые воспаления носовых пазух. Тогда нужно было писать заявление на встречу с доктором, который может прийти через несколько дней, а может и не прийти вовсе. Был еще фельдшер, который просто раздавал лекарства тем, кому они были прописаны. Но, как я помню, выдавали обычные таблетки: фурацилин, например, ибупрофен, либо активированный уголь. Когда докторка наконец до меня дошла, то прописала антибиотики, но первые два дня это были одни лекарства, два следующих дня уже другие таблетки, а потом они вообще закончились, хотя в случае с антибиотиками курс прерывать нельзя.
При настойчивости и удаче на Витьбе можно было попасть к стоматологу, но там работает молодая женщина без высшего медицинского образования, которая обычно даже не может поставить пломбу и просто вырывает зуб, а по рассказам других, бывало, и не тот зуб. И даже при таких обстоятельствах люди по месяцу терпели боль, ожидая очередь. Желающих было много, ведь из-за плохого питания у многих были проблемы с суставами, зубами. Мне и самому после тюрьмы пришлось лечить 12 зубов.
Освобождение от работы по болезни получить практически невозможно. На свои лекарства тоже надежды немного, все таблетки забирают, и чтобы их по одной ежедневно получать, нужно еще доказать доктору, что они тебе необходимы.
Проще сказать, что медицины в тюрьме нет, она существует разве что по документам и ради галочки".
Сейчас Захар начинает жизнь, как говорят, с нуля. Больше всего он волнуется, что не сможет построить семью из-за языкового барьера.
"Для кого-то эта проблема может звучать смешно, но для меня это очень серьезно. Любовь, семья для меня самое-самое главное в жизни. Как только закончится война в Украине или диктатура в Беларуси/России, вернусь в родной постсоветский регион, в какую-нибудь из этих трех стран".