"Пока не выйдешь за ворота, не знаешь, дадут ли ещё "сутки" или уже готова уголовка", — бывший арестант
Антона (имя изменено в целях безопасности) задержали в середине января 2024 года за протестную активность в предыдущие годы. Ему удалось избежать уголовного преследования, но против него все равно сфабриковали административное дело за "хулиганство в РУВД". Минчанин рассказал "Вясне" о различии обычной камеры и политического карцера в ЦИП на Окрестина, о своих сокамерниках в конце января и поделился, что было самым сложным в заключении.
- Иллюстративное фото: spring96.org
Мужчина отбывал свои "сутки" в двух камерах Центра изоляции правонарушителей на Окрестина. Антон рассказывает, что первая камера была обычной — "не политическая", а вот вторая — со специально созданными плохими условиями для задержанных по политическим мотивам. Поэтому он сравнивает их.
"В первой камере была горячая вода, туалет и двухъярусная кровать без матрасов. Но камера была почти всегда переполнена: одновременно находились в полтора-два раза больше людей, чем кроватей. Поэтому спать приходилось на полу, на скамейках, поочередно меняться ночью. Несмотря на то, что сидел я в морозы, в камерах было достаточно тепло, работало отопление, поэтому одного свитера хватало, чтобы не замерзнуть. У политических на входе отбирали куртки. Поэтому, когда в камеру заселяли новых людей, мы сразу знали, "наши" — или нет".
Второй камерой, в которой отбывал "сутки" мужчина, был одноместный карцер, в нем одновременно удерживали от шести до 12 человек.
"Более сложной по условиям была "политическая" камера. Это был одиночный карцер размером примерно 3х5 метров. Там отсутствовала мебель, кроме одного табурета, не было горячей воды и даже раковины. Поэтому, чтобы что-то помыть, нужно было набирать воду в пластиковую бутылку и мыть над унитазом".
Антон отмечает, что в первой и второй камере даже отличался распорядок:
"В первом случае свет на ночь выключался, во втором — нет. Кроме этого, в карцере за ночь было две побудки, во время которых нужно было вставать и называть свою фамилию".
По словам мужчины, питание тяжело назвать вкусным, однако его хватало. Большинство его сокамерников сравнивали его с едой в очень дрянной столовой. Антон вспоминает, что отношение сотрудников ЦИП отличалось в каждом конкретном случае: от нейтрального и равнодушного к искренне негативному.
"Просьбы с нашей стороны преимущественно игнорировались, поэтому если в камере был кто-то с бытовым нарушением, то какие-то банальные просьбы, вроде оставить открытой "кормушку" или принести туалетной бумаги, делали они. За нарушения арестантов наказывали водой с хлоркой. Выглядело это так: открывалась дверь, сотрудник ЦИП выливал воду на пол и закрывал дверь. Большую часть дня с сотрудниками пересекаться не приходилось. Но очень показательной была утренняя проверка: всех выводили из камеры, ставили к стене и обыскивали. В это же время параллельно обыскивали камеру. В результате, могли выбросить какие-то случайные вещи, например, решить, что в камере слишком много пакетов или рулонов туалетной бумаги и оставить только по одному. Общались сотрудники при этом исключительно приказным тоном, криком с большим количеством ругани и оскорблений".
Своих сокамерников Антон разделяет на две категории:
"Первая категория — условно случайная: люди, у которых заметили наклейку на телефоне или обложку на паспорте или где-то при милиционерах произнесли "Жыве Беларусь" и так далее. Вторая, крупная категория — донаты. Примерно в это время, насколько я понял там и потом узнал из телеграм-каналов ГУБОПиКа, силовики приходили к тем, кто донатил через PayPal.
Однако было много людей с другими историями: кто-то участвовал в протестах 2020-го года и попал на видео, кто-то из-за чата с друзьями. В некоторых ситуациях люди не хотели подробно объяснять, но это вполне понятно. Возраст, образование, профессии — тоже максимально разнообразные. Были мужчины от 18 до 60, среди них были грузчики, айтишники, бизнесмены, официанты. Практически ко всем, кто столкнулся с ГУБОПиКом, применялось физическое насилие в той или иной степени".
Мужчина рассказывает, что медицинскую помощь можно было получить только в виде таблеток один раз в день — утром при обходе врача.
"Получить из лекарств можно было только что-то из самого базового набора: парацетамол, анальгин или что-то на таком уровне. Однако и эти таблетки не всегда были в наличии (либо нам их не хотели выдавать). Медицинские передачи моим сокамерникам доходили на следующие сутки. Их потом тоже выдавали по определенному количеству каждое утро".
При этом, Антон отмечает, что наиболее сложным для большинства все же были не бытовые неудобства, а абсолютная неопределенность в их судьбе:
"До момента пока не выйдешь за ворота, не знаешь, может тебе дадут еще "сутки" или уже готова какая-то уголовка. Поэтому последние дни и часы перед выходом были наиболее тяжелыми и напряженными".
