Экс-политзаключенный Виктор Актистов: "Самым тяжелым было незнание того, за что нас наказывают"

Бывший политзаключенный Виктор Актистов был осужден на 2,5 года колонии по статье 364 Уголовного кодекса за насилие в отношении сотрудника ОМОНа 10 августа 2020 года. Свое наказание он отбывал в могилевской исправительной колонии № 15, а освободился 31 декабря 2022 года — перед Новым годом. Виктор рассказал "Вясне" о том, как работал на производстве щепы в колонии, которое вскоре закрыли из-за санкций; как разбирал огромное колесо БЕЛАЗа, про бессмысленные нарушения, а также про то, каково иметь статус политзаключенного в колонии.

Виктор Актистов

Два Новых года

Осудили Виктора тоже перед Новым годом — 30 декабря 2020 года. После чего парня вернули в его камеру на Володарке:

"Вернулся я в подавленном настроении. Я был готов к тому, что может быть два исхода: либо мне дадут лишение, либо нет, но все равно в глубине души я надеялся, что все-таки пожалеют, все-таки скостят... но нет. Реальность оказалось суровой. Все мои сокамерники ждали, что я не приеду — они тоже надеялись, что меня отпустят. На Новый год были тяжелые мысли, атмосферы новогодней не было никакой, ни настроения, ни украшений — вообще ничего. Возможно, это был худший Новый год в моей жизни".

После этого Виктор попал в могилевскую исправительную колонию № 15.Откуда освободился тоже перед Новым годом — 31 декабря 2022 года.

"Да, второй такой подарок мне сделали. В этот раз, конечно, еще за день до освобождения осознал, что меня ждет: то, чего я был лишен все эти годы, столько возможностей, столько прав, которые у меня в принципе должны быть от природы, но которых меня лишили. Столько хотелось сделать, начать уже заниматься какой-то деятельностью. К сожалению, когда я вернулся, пришлось еще сидеть пару недель в ожидании визы в Литву просто дома, ничего не делая — это было пыткой, конечно. Новый год я провел, разбирая те вещи, которые родственники (моя семья: мама, сестра) покупали для меня в качестве передачек, но не смогли по каким-то причинам передать. Разбирал их, укладывал, собирал их для отъезда. Думал о том, как становиться на учет, в какой период это сделать. В общем, был в таких мелких заботах. Не терпелось уже переехать. Потому что воля к действию была сильной. Я уже набездельничался, так скажем".

Справка об освобождении Виктора Актистова

Сейчас Виктор работает в литовской компании, которая занимается дорожными работами: укладка асфальта, замена люков, плитка. Парень прошел процедуру получения статуса беженца в Литовской Республике.

Далее — о том, как Виктор содержался в колонии.

Нарушения — "Мы не понимали, что мы должны делать"

"Самым тяжелым было незнание того, за что нас наказывают, — говорит бывший политзаключенный. —  Я имею ввиду не в принципе срок в колонии, а наши нарушения и рапорты на наказания: небритость, неправильно застегнутая форма и другие придирки. Ясное дело, что это придирки. Формальная причина есть — но хотелось узнать все время реальную. Что в этот раз мы не так сделали? Потому что иногда нас не трогали, а иногда выписывали нарушения без перебоя. Было непонятно, и это очень убивало. Ты не знаешь, за что тебя наказывают. Были еще случаи, когда наших друзей (товарищей политических) садили в ШИЗО, и нам никто не говорил, за что. Иногда мы узнавали формальную причину и количество дней, на сколько их посадили, но все так мы понимали, что за этим что-то стоит: кто-то на них донес либо кому-то из сотрудников что-то конкретно не понравилось, но нам этого, опять же, не говорили. Мы не хотели делать того, что приведет к нарушениям, но мы не понимали, что мы должны делать".

Первое нарушение последовало сразу же после приезда политзаключенного в колонию.

"Как только я попал в карантин, сначала нас сводили на склад, дали вещи, необходимые предметы гигиены минимальные. Мы вернулись в карантин, я даже не успел завязать шнурки на выданных ботинках, как завхоз карантина сказал зайти к начальнику отряда карантина Каткевичу. Я было дет не по форме — но я не успел еще ничего надеть, однако он составил на меня рапорт: «Тебе за это будет семь суток ШИЗО». Так в первый же день колонии я поехал в ШИЗО, отсидел там семь суток.

В последний день в ШИЗО меня снова привели к начальнику — и составили рапорт за пыль на полке. Наказание — лишение передачи".

А вот какие нарушения еще были у Виктора:

"Один из сотрудников колонии во время проверок (это было зимой) сказал мне расстегнуть телогрейку — я был по форме. Тогда он решил проверить небритость — нашел какой-то пушок под ушами на бакенбардах под висками и решил выписать за это нарушение.

Следом за этим было такое нарушение: начальник промзоны намеренно заметил летом расстегнутую пуговицу, хотя там все шли расстегнутые. Следующий раз нарушение было почти через год — то есть я почти снял "злостного нарушителя", которого мне повесили из-за нескольких нарушений, но на пятом отряде, куда меня перевели позже, другой начальник отряда, Евгений Воронов, обнаружил у меня под телогрейкой утепленную х/б куртку — а утепленные вещи запрещены.

Потом еще меня лишили передачи, но я не помню, за что это было".

Виктор получил статус "злостного нарушителя".

"Злостный нарушитель" и политические заключенные

"У всех политических все равно будут нарушения, — убежден Виктор.  —  Во время моего отбывания были слухи об амнистии. Она действительно была, но политических никак не задела. Я так понимаю, власти перестраховались, решили всех политических, всем, у кого не было еще «злостника», его повесить, а для этого нужны были нарушения.  Вроде как есть указание — это мое мнение — выписывать им нарушения постоянно. Как минимум одно в год, чтобы поддерживать статус «злостника», чтобы к нему не применялись амнистии, чтобы было две базовых величины на отоварку в магазин вместо пяти.

Еще у нас построили небольшой спортзал в клубе, но когда мы (политические) пытались туда записаться, нам сказали, что нельзя.

А еще пять раз в месяц были звонки родственникам, но только политические должны были звонить в присутствии оперативника. Из-за этого было много проблем, бывало так, что оперативника не было, и нам приходилось в другой день звонить".

У всех политических были желтые бирки. У остальных же — белые. В колонии Виктора поставили на профучет как "склонного к экстремизму и иной деструктивной деятельности".

На что это повлияло?

"Эти профучеты дают знать сотрудникам, что нам нужно повышенное внимание", — отвечает Виктор.

Влияет ли то, что правозащитники признали человека политзаключенным, на его будни в колонии?

"На его будни в колонии влияет, прежде всего то, считает ли власть его политическим или нет. Человек может не быть в списке политзаключенных, но при этом к нему будут применены ограничения, свойственные политическим, либо наоборот. Так что тут важнее, как сотрудники милиции и суды интерпретируют ситуацию его так называемого преступления", — говорит Виктор.

Принудительный труд в колонии

В колонии Виктор занимался тремя разными видами деятельности:

"Сначала было производство щепы — это в сетчатых мешочках продают такие деревяшки в качестве топлива. Говорят, что их на заправках якобы продавали. Говорили также, что, когда мы этим занимались, их в Европу продавали и зарабатывали на этом большие деньги, но потом после начала войны в Украине с санкциями мы начали другим заниматься. Щипов не осталось вообще".

Как выглядело это производство?

"Было несколько этапов: сначала дерево завозили на кассеты, в кассетах (их заряжали туда) пилили бензопилой на такие большие бревнышки, потом отвозили грузчики в тележке в цех, там поднимали в железных бачках (не все они были оснащены ручками удобными, в некоторых жестяных баках были просто вырезаны дырки), тащили на верх на второй этаж, там высыпали на стол (там были столы с прикрепленными торчащими вверх лезвиями, и молотки). Кольщики ставили бревнышко на лезвие, стучали молотком по бревнышкку — оно раскалывалось, пока не оставались небольшие деревяшки. Эти деревяшки сборщики собирали в мешки. Я это и делал", — вспоминает Виктор.

Потом мастер промзоны всех политических, у которых не было медицинских противопоказаний, перевел на работу грузчиками.

Когда производства щепы закончилось, Виктора и других перевели "на алюминий":

"В тележке привозили кучу проводов, кабелей разной толщины, там был не только алюминий, были и медные. Поднимали в цех мы их сами, там уже не было поэтапно, как на шипах, — каждый выполнял всю работу, от привозки до разделывания сам. Мы их тащили на второй этаж, там привязывали за конец к рельсе со штырками и чистили ножами. Ножи такие, вырезанные из куска металла, без ручки. Чистили от резины провода и кабели, алюминий завязывали в кучку, медь отдельно, в конце дня сдавали".

Потом, уже ближе к концу срока заключения Виктора, его и нескольких других политических отправили разбирать колесо БЕЛАЗа. Оно — два метра в диаметре.

Иллюстрация: размер колеса БЕЛАЗ

"Это был проект, навязанный начальником промзоны Купцовым — это бывший полковник, он ходил все время в гражданской форме, под ним был мастер Ганзюк. Там вообще было два мастера-брата: старший на щепе, и младший на металле (то есть алюминий). И вот он поручил братьям заняться этим проектом: разобрать колесо с минимальными, так сказать, затратами, (без инструментов желательно), чтобы потом резину продать. Мы должны были достать из него металлический корд. И мы с этим разбирались, может, месяц-два, маялись, разрабатывали технологию вскрытия. Работали на улице. Под конец его перетащили все-таки в цех, после начала холодов. В итоге разобрали".

На таких производствах зарплата у Виктора была максимум три белорусских рубля в месяц.

Путь на свободу

"Я освобождался из медицинской части. Мне не навредили, просто из оперативных соображений мне не дали попрощаться с другими политическими в отряде. Последнюю неделю я провел там.

Когда подписали все необходимые бумаги, мне дали три рубля на дорогу, выдали деньги, которые у меня были на счету и которые я заработал — там 20-40 рублей за два года. И я вышел за зону. Я сказал по привычке режимнику, который меня сопровождал: "До свидания", а он ответил: "Прощай".

А на свободе меня встретили родственники".