Пять историй про политзаключённых "вясновцев"
14 июля — ровно два года, как председатель "Вясны" Алесь Беляцкий, его заместитель Валентин Стефанович и юрист организации Владимир Лабкович были брутально схвачены беларусскими властями и брошены за решётку за свою правозащитную деятельность, легальную помощь гражданам и стремление к демократии в стране. Сегодня по этому случаю мы вспоминаем истории из их жизни, рассказанные ими самими.
История первая. Про маму
Валентин Стефанович:
"Я не единожды думал о том, что самое сложное во время работы в "Вясне", и пришёл к выводу, что это отношения с мамой. Сложнее всего разговаривать с мамой, когда их дети попадают в беду. Очень сильно эмоционально и психологически меня "прибила" ситуация с мамой расстрелянного Андрея Жука. Здесь и слов не хватит, чтобы описать такой стресс. Сложно разговаривать, когда мама знает, что её сына убьют, и в то же время ждёт каких-то слов надежды, ждёт чуда, сделать которое ты не в силах. И обнадёжить её не можешь. Однако ты не должен это говорить, ты должен успокоить человека".
История вторая. Про поддержку
Владимир Лабкович:
""Вясна" принимала меня тяжело. Присматривалась ко мне, щупала на выдержку и способность. Бывали моменты, когда я подходил к своему другу Валентину и говорил, что мне тяжело, что, наверно, я не смогу войти в команду, но он просил подождать, говорил, что всё изменится. Спасибо ему за ту поддержку. Позже мы со смехом вспоминали эти мои первые недели притирки на "Вясне".
Беляцкий для меня тогда был ещё полумифическим персонажем, но это ощущение быстро исчезло, и появился нормальный человек: без фанаберии, но в то же время очень мудрый и настоящий наставник, ценящий своих учеников. Это ощущение осталось и сейчас, хотя мы можем и спорить и он может спокойно соглашаться, когда кто-то прав".
История третья. Про музей
Алесь Беляцкий:
"Многое в то время в музее [Богдановича] мы делали своими руками — я, Степанович, Островец, Едрусь, мужской частью коллектива. Мы таскали тяжести, переставляли мебель, ремонтировали, красили. Женщины же убирали, чистили, украшали кабинеты и фойе. Тема подготовки экспозиции увеличивалась ближе к открытию. Последние месяцы мы работали в музее без выходных, каждый день. В начале декабря 1991 года мы приходили в музей рано утром и уходили вечером после 22 часов. Я недосыпал и почти не был дома. Помню, как в один из вечеров, за пару дней до юбилея поэта и открытия музея, уже поздно вечером мы убирали залы экспозиции начисто, протирали, подметали, перекладывали последние таблички. Я начал шутить, не мог остановиться. Шутки мои подхватили девушки, на которых напал какой-то истеричный смех. Никогда мы не смеялись так заразительно и безоглядно".
История четвёртая. Про "взятку" в "Вясне"
Владимир Лабкович:
"Особым почётом считалось, когда нам приносили подарки за нашу работу — зачастую конфеты, но бывало, что и пирожки, маринады, варенье. Это мы называли "взяткой", которая относилась на кухню, где мы всё это с удовольствием употребляли. Это были времена, когда совсем не было денег, когда не было за что купить элементарные вещи, и такие пищевые подарки были очень кстати. Помню, что зимой 2002/03 ни у кого не было денег, и тогда Алесь из деревни привёз несколько мешков картофеля и капусты, которую <...> заквасили на кухне "Вясны". У каждого из нас был свой день дежурства по кухне, мой день был в понедельник. Ближе к обеду я шёл на кухню, чистил картошку и варил её, доставал капусту и звал всю нашу команду. И мы, собравшись все вместе, потребляли это нехитрое дело; особенным шиком было, когда Алесь приносил деревенское сало. Мы вели интересные разговоры, делились впечатлениями. <...> Всем советую послушать рассказы Валика и Алеся про их службу в армии — я слушал столько раз одни и те же истории, но всегда они были окрашены новыми фактами, выражениями, словами, и всегда невероятно веселые и оптимистичные. Эта аура не исчезла и теперь. "Вясна" так и остаётся дружеской командой очень интересных людей".
История пятая. Про письма
(впервые опубликована в журнале "Дзеяслоў" в 2016 году)
Алесь Беляцкий:
"Они, все эти письма и открытки, очень дороги мне. И от известных людей: писателей, политиков, общественных деятелей, — и от друзей и знакомых, и от совсем незнакомых школьников и пенсионеров, многодетных мам, верующих и студентов. Эти частицы людских душ складываются в одну большую, яркую и пёсткую мозаику.
Когда-нибудь я сделаю выставку из этих писем и открыток. Как пример солидарности. Будут там весёлые детские рисунки со снегом и канадскими хвоями, с итальянским солнцем и морем, бойцовыми рисунками из Польши со стенами, разлетающимися от взрыва вдребезги. Будут тщательно выделанные аппликации из цветной бумаги, с наклеенными кусочками кожи, блестящими стразами и посыпанные стеклянной пудрой. Будут специально напечатанные из Голландии и Бельгии, Австрии и Германии открытки. Будут самодельные писульки, сделанные из фотографий, и шикарные магазинные открытки, напечатанные на меловом рельефном картоне...
Я задумываюсь, насколько стою такой массовой поддержки. Обычный человек, у которого хватает своих слабостей и недостатков, который вряд ли хочет быть для кого-нибудь примером в жизни. Или, может, я действительно чего-то не понимаю и недооцениваю всей многозначительности и глубины обстоятельств, в которых оказался?..
И всё же мне кажется, что невидимая связь между мной и теми, кто пишет мне, не надеясь на ответ, существует.
В этих письмах и открытках жертва, которой я себя не ощущаю, часто превращается в героя, которым я не являюсь, но которого хотели бы видеть во мне. Жертва и герой в одном лице на самом деле не являются ни жертвой, ни героем.
Мне кажется, что, написав несколько слов в поддержку, вместе с опусканием письма в почтовый ящик, те, кто меня поддерживают, в это же мгновение получают и невидимый ответ. Это легко представить: как в электронной почте — отправил сообщение и сразу же получил символ: дошло. И ты сразу успокаиваешься".