"Мы придумывали разные махинации, чтобы попросту выжить", — экс-заключённый про жизнь и работу в шкловской колонии
22-летнего брестчанина Дениса (имя изменено в целях безопасности) задержали 21 июля 2020 года. Силовики пришли к нему из-за многочисленных граффити и надписей, которые он оставил на гаражах, в том числе в знак несогласия с нерегистрацией в качестве кандидата в президенты Виктора Бабарико. Дома у Дениса нашли ещё марихуану. В ноябре 2020 года по ст. 341 и ч.1 ст. 328 Уголовного кодекса парня приговорили к двум годам заключения, отбывать которые его отправили в шкловскую колонию № 17. После освобождения Денис рассказал "Вясне" про заключение во время протестов, а также про пытки и нечеловеческие условия труда в шкловской колонии.
"Унижения и оскорбления сопровождали меня всё время"
Утро Дениса 21 июля 2020 года началось с того, что в шесть часов к нему пришли пять сотрудников ГУБОПиКа с обыском. Причиной стали множественные надписи на гаражах, в том числе, которые парень написал в знак несогласия с отказом в регистрации кандидата Виктора Бабарико: "3%", "Саша уходи" и другие. У Дениса дома изъяли всю технику. Силовики при обыске относились к вещам парня с презрением и высмеиванием. Также они изъяли книгу «Краткая история анархизма" и альманах "Молоко плюс", называли их авторов гомосексуалистами. После обыска парня забрали на допрос:
"Он был достаточно банальным. Был "плохой коп" и "хороший коп", а также куча угроз. Не дошло до физического насилия только потому, что я так поставил диалог. В таких условиях я не мог молчать, но я старался уходить от вопросов. Потому что на мои отсылки на право хранить молчание снова сыпались угрозы. На допросе меня буквально подводили к каким-то репликам и словам, которые подходили под конкретные части статей Уголовного кодекса. Я это понимал, потому что немного знал Уголовный кодекс, поэтому их не говорил и увиливал. Заставляли меня говорить разные юридические формулировки, которые бы повысили мой срок. Когда я перечитывал свои показания, то видел там то, чего я не говорил. Я заставлял их переписывать протокол допроса, и это было сложно. Здесь стоял вопрос о количестве лет, которые я получу. Я был уже готов к какому-то физическому насилию, только чтобы они переписали мои показания. В этом я был более твёрд и не подписывал эти показания.
Во время допроса меня выводили на перекур, на котором оперативник пытался вытащить какую-то информацию у меня и говорил, чтобы я рассказал правду ему. Когда сидел на коридоре возле клетки, и сотрудники видели, что я сижу расслабленно, то грозили закрыть меня в ней и жёстко кричали. Унижения и оскорбления сопровождали меня всё время.
Когда меня завели в отдел, мне напомнило это встречу новобранцев в армии — в тюрьме вновьприбывших так даже не встречают — стучат по стенам, как обезьяны, типо "мясо новое приехало".
При таком жестком моральном и психологическом давлении я держался достаточно хорошо, только потому что являюсь стрессоустойчивым человеком. Думаю, что дошло бы до физического давления, если бы я не использовал свои какие-то социальные навыки".
"Ощутимо влажный пол, а в ямках стояла вода"
Против Дениса возбудили уголовное дело по ст. 341 и по ч. 1 ст. 328 Уголовного кодекса. В качестве меры пресечения избрали заключение под стражу. Около двух недель парня удерживали в барановичском СИЗО:
"Я сидел в подвальной камере, где было очень сыро, там был ощутимо влажный пол, а в ямках стояла вода. Страницы книг приобретали другой цвет, потому что впитывали влагу в камере.
Со мной в камере был человек с эпилепсией и психическими расстройствами. Каждую ночь он бился в припадках, у него шла пена изо рта, он ходил в туалет под себя, поэтому стояли соответствующие запахи".
"Все ждали, когда Тихановская станет президенткой и всех выпустят"
Потом до суда парня этапировали в Брест, где в местном СИЗО его продержали около пяти месяцев. В это время по всей стране проходили протесты.
"Там получалось узнавать новости про митинги, потому что тогда пропускали еще "Брестскую газету". Также был очень лояльный цензор, который пропускал все письма. Потом я понял, что это было очень классно, потому что, например, в шкловской колонии цензор просто сумасшедший — не пропускал письма, если там был хоть какой-то намёк на политику.
Условия там были относительно нормальные, но я это понял только потом, когда увидел остальное. Там был относительно человечный и адекватный персонал. Даже тот, кто из них пытался самоутвердиться за счёт заключённых, не выставлял это на показ.
В брестском СИЗО нам рассказывали продольные, что они все отказались от участия в фиктивном митинге за Лукашенко. Одна сержантка рассказывала, что участвовала в митингах против фальсификации выборов. Там всё было по-человечески как-то.
В большинстве случаев, осужденные по ст. 328 и по политическим статьям — молодые люди, особо не маргинальные. Тихановская во время выборов обещала снизить сумасшедшие сроки за полграмма марихуаны, поэтому осужденные по ст. 328 УК тоже ждали, когда это настанет. Все ждали, когда — не если — Тихановская станет президенткой и всех выпустят".
"Создаётся гнетущая атмосфера"
В итоге Дениса осудили по двум статьям Уголовного кодекса к двум годам колонии.
"Но я надеялся на условный срок, так как по первой части [ст. 328 УК] тогда давали всем "домашнюю химию".
Парень за время заключения пережил пять этапов:
"Первый этап был самый жесткий, когда нас 11 человек запихали в одну камеру. Все, кроме одного, были осужденные на строгий режим. По-моему, так делать нельзя. Проходили этапы достаточно жёстко. Нас шантажировали водой, туалетами и другими вещами. Конвоиры вели себя неадекватно: если какой-то пожилой мужчина или человек с инвалидностью медленно шёл, то они его толкали и кричали матами, угрозами. Создаётся гнетущая атмосфера, которую сложно сейчас передать словами. Даже когда ты просто на это всё смотришь, то это очень сильно давит. Я когда пошёл в туалет, то не смог опорожниться, потому что сзади меня стоял конвойный, который каждую секунду кричал, что надо быстрее. Это сопровождалось угрозами и нецензурной лексикой. Головой я был точно не в туалете".
"При попадании в карцер с 80% вероятностью политического изобьют там"
Отбывать срок Дениса направили в шкловскую колонию № 17 в конце декабря 2020 года. У него не было жёлтой бирки, но, по его словам, когда сотрудники узнавали подробности его дела, то сразу относились предвзято, как в последствии ко всем политзаключённым.
"При распределении в отряд меня вызвали к начальнику, и он угрожал мне. Ко мне сразу стали относиться не как к обычному заключённому, который сидит, например, за воровство или убийство. В колонии ещё не было политических заключённых. Я стал вместо них. Когда они приехали, то обо мне забыли более-менее.
Меня сразу же распределили на пилораму, куда обычно отправляют политзаключённых с чёткой гражданской позицией, как, например, Павла Северинца".
В колонию Денис попал в конце 2020 года, когда белорусские колонии только начали заполнять политическими заключёнными. По наблюдениям Дениса, ситуация в колонии только усугублялось с наполнением учреждения политзаключёнными:
"Всё становилось жёстче намного. В шкловской колонии сотрудники избивают политзаключённых. При попадании в карцер с 80% вероятностью политического изобьют там. Там же заставляли петь гимн Беларуси".
"Все были уверены, что Витольда избили до смерти"
Денис не был лично знаком с погибшим в колонии Витольдом Ашурком.
"О его смерти стало известно сразу всей колонии. Все были уверены, что Витольда избили до смерти. Я не знаю, как это было на самом деле, но тогда ни у кого сомнений не было, что всё так и произошло.
После гибели Витольда все заключённые надеялись, что режим в колонии послабеет, но ничего в корне не изменилось".
"За высказывания против России заключённых закидывали в карцера"
По словам Дениса, особое давление на политзаключённых в ИК-17 исходит от сотрудников режимного и оперативного отделов колонии.
"У какого-то из этих отделов даже есть целый кабинет с дубинами и другими вещами для избиения людей. На заключённого надевают своеобразную штуку, чтобы он не видел, кто его избивает.
Методы давления на обычных заключённых и политзаключённых не отличаются, но усилия и фанатизм разные".
Начало полномасштабной войны в Украине парень тоже застал в колонии. Она отразилась и на положении заключённых.
"Война в колонии преподносилась как по телевизору — специольная военная операция. Но даже из пропагандистких передач мы понимали, что происходит что-то немыслимое. За споры и высказывания против России заключённых закидывали в карцера. И там уже вне зависимости от того политический ты или нет — изобьют тебя безбожно. Так очень сильно избили моего знакомого, который сидел там по ст. 328 Уголовного кодекса".
"Мы работали в сквозном цехе в минус 30"
Бывший заключённый с ужасом вспоминает условия труда и быта на пилораме в колонии, куда его отправили работать:
"Работа на пилораме будто слизана из каких-то страшных книг. У нас как-то был очень хороший отрядный и, когда он приходил и видел эти условия, то говорил: "Господи, это просто какой-то кошмар!" Мы работали в сквозном цехе в минус 30, где было так же холодно, как и на улице. Там не было никакой автоматизации — всё делалось вручную. Сами заключённые ремонтировали деревообрабатывающее оборудование. Не знаю, с чем сравнить даже такое можно. Это как будто машину с паровым двигателем поставить на трассу Формулы-1.
На пилораме получали по два рубля в месяц все, кроме накатчиков и людей на пилах. Им платили около 20 рублей в месяц в зависимости от древесины, которую они пилят. Естественно, они стараются сделать больше и лучше, чтобы получить деньги, но нормы повышаются, а оборудование не улучшается. Они паяют эти пилы — происходит какое-то сумасшествие, непонятно из какого века...
Туалет на пилораме — это две деревянные кабинки, из которых торчат столмины с говном. Зимой это всё замерзает, а летом — это ядовитая штука, к которой не подойти.
На пилораме есть душ, но на него пускали только за 20 минут до окончания рабочего дня. В смену работает 20 человек. Жарой летом мы все пропитанные потом из-за тяжёлой работы не успевали помыться.
Зимой, когда на улице минус 30, запрещали посещать бытовки и брать с собой кипятильник, чтобы сделать чай для согрева. Весь рабочий день мы вынуждены были согреваться движениями, что очень сложно. Целый день там невозможно находиться — мы залазили в бытовки через окна. Мы придумывали разные махинации, чтобы попросту выжить.
На пилораме есть склад, где должны храниться молотки и пилы, но они все были сломаны. Там хранятся какие-то куски металла, которые записаны как нож или пила. И это выдаётся заключённому под роспись и его ответственность в начале рабочего дня. Но это были просто куски мусора".
"Там не доверяешь никому абсолютно"
По словам Дениса, в шкловской колонии очень распространены доносы заключёнными на друг друга:
"Стукачество в колонии развито очень сильно. Там не доверяешь никому абсолютно, максимум одному-двум заключённым в отряде. Разговоры между знакомыми в курилке при ком-то постороннем табуированы. Стоит тебе сказать, что ты осуждаешь войну в Украине, и это кто-то услышит, тебя сразу сажают в карцер".
После выхода из шкловской колонии парень покинул Беларусь.
"Я не почувствовал, что я вышел из тюрьмы на свободу".
Читать свидетельства других заключённых из шкловской колонии:
"Это всё одно огромное преступление против человечности", — бывший политзаключённый шкловской колонии
"Морят голодом и холодом". Новые свидетельства про пытки и обстоятельства смерти Витольда Ашурка в ИК-17