Задержанный на "сутки" за Марш ко Дню Воли: "На входе на Окрестина лежал БЧБ-флаг"
До отъезда из Беларуси в 2021 году 28-летний Артём Чеботаревский жил в Минске недалеко от Стеллы. Мужчина рассказал "Вясне" про то, что происходило под его окнами в августе 2020, как его задержали на Марше Воли 27 марта 2021 и почему он уехал меньше чем через месяц после «суток».
В 2020 году Артём был наблюдателем на выборах. Он видел, как на участок приезжали выписываться из списков на голосование люди, которые раньше жили в уже снесенных домах, а у сотрудника милиции за спиной вскрывали запечатанную комнату для голосования, пока он стоял и молчал. За то, что Артём указал на это нарушение, ему угрожали задержанием.
— Всего я насчитал на 400 больше проголосовавших людей, чем было зарегистрировано на этом участке, — вспоминает мужчина. — Поэтому после восьми вечера стали собираться люди и требовать хотя бы протокол. Люди стучали по дверям, но приехали автозаки — скорее просто попугать — и мы отошли от участка. Я тогда дал интервью Екатерине Андреевой, а потом уехал на вокзал встретить знакомого.
Если дорога до вокзала заняла у Артёма 10 минут, то обратно он добирался полтора часа. Он зашел домой кинуть вещи, но, когда выглянул в окно понял, что идти уже некуда: перед его домом сверкали светошумовые гранаты, слышалась стрельба, а десять омоновцев избивали человека.
— Первой мыслью было что-то скинуть на них, но не нашлось ничего подходящего, — говорит Артём. — Я понимал, что против обученных людей в форме мало что можно сделать. После двух лет репрессий и 24 февраля общество дегуманизировано, но тогда казалось, что это нонсенс — что люди могут с такой ненавистью проявлять насилие в XXI веке. У нас с соседями было единое мнение: то, что происходит, — ужас, которого не должно быть. Только один из соседей закрывал двери, которые мы открывали для митингующих. Даже сосед-следователь, как потом выяснилось, не сдал меня, хотя в чате я неанонимно с открытой аватаркой спорил с ним, рассказывал людям о фальсификациях и собирал подписи.
Весна 2021
Несмотря на то, что Артём был достаточно активным участником протестов, ему удалось «продержаться» без задержаний до весны 2021 года. Его задержали только 27 марта на Марше, приуроченном ко Дню воли.
— Мы уже возвращались обратно со стороны ТЦ «Европа», потому что поняли, что люди не собрались, — и нам перегородили дорогу несколько омоновцев, — вспоминает Артём. — Никакого насилия они не проявляли — насколько я понял, мне повезло, потому что они нашли у меня телефон: в тот день я купил самый простой смартфон с новой симкой и спокойно взял его с собой. Людей без телефонов при задержании тогда могли побить, нам же сказали, что, если мы не участвовали в Марше, через три часа нас отпустят.
В автозаке уже не было мест, поэтому Артёма посадили за «клетку» на заднем сиденье бусика и отвезли в РУВД.
— Я был уверен, что 15 суток у меня есть, — вспоминает мужчина. — Но боялся, что могут накинуть или “сутки”, или “уголовку” — было за что. Сотрудники в РУВД вели себя так, как будто их достала эта рутина — писать одни и те же протоколы. Я не видел «огонька» в их глазах. Мне даже дважды удалось позвонить жене и сообщить про задержание. Многие сотрудники вели себя подчеркнуто нейтрально, но я услышал, как мужчина лет 55 говорил парню лет 25, что он сжигал бы все дома с бело-красно-белыми флагами вместе с людьми.
В автозаке Артём ехал на Окрестина еще с троими мужчинами в двухместном “стакане”. На входе в изолятор лежал БЧБ-флаг — предполагалось, что, если ты его переступишь, тебя отведут в отдельное помещение, где будут бить.
— Конечно, это очень красивый жест — не наступить на национальный флаг, — размышляет Артём. — Но я решил не привлекать внимание и пройти по нему, как и все остальные. Я потом долго думал, правильно ли сделал, но понимал, что моя главная задача — постараться выйти оттуда максимально здоровым. После этого нас завели в четырехместную камеру, где сидели 16 человек. Только один из них был неполитический — судя по всему, он отходил от количества выпитого накануне алкоголя. Ни к кому из задержанных не применялось насилие, только у одного парня еще при задержании на полу в автозаке ножом срезали пару дред с комментариями “Какой пример ты нашим детям подаешь?” и сексистские комментарии “Выглядишь, как женщина”.
Артём вспоминает, что больше всего на Окрестина напрягает атмосфера непонимания, что будет дальше. Через день мужчину судили прямо в соседней комнате изолятора: это была комната, разделенная по принципу “оупен-спейса”. В каждом “отсеке” стоял компьютер, подключенный к “своему” суду.
— Я женился за две недели до задержания — оказалось своевременным, — улыбается Артём. — Жена успела нанять адвоката. Он не помог уменьшить срок, хотя мы и ловили свидетеля в балаклаве на разного рода неточностях, но помог передать жене информацию, что нужно вакцинировать котов. Я понимал, что, если меня выпустят, нужно будет срочно уезжать из страны, поэтому нужно все подготовить.
После суда Артёма перевезли в Жодино в “комфортном” одноместном “стакане”. По сравнению с Окрестина, первые два дня условия там были отличными: нормальная еда, книги, постельное белье, зубные щетки и еда из передач. Однажды с “воли” даже удалось получить “Нашу ниву” и “Спрайт”. Но потом изменились правила — и постепенно забрали книги, постельное белье, выключили отопление.
— Во время одного из утренних обысков нас вывели из камеры по «коридору» омоновцев, — вспоминает Артём. — Когда мы бежали по нему, некоторым попадали случайные удары, кого-то впечатали головой в стену, а потом всех поставили в «растяжку» и били по ногам и спине, кого-то «впечатали» головой в стену. Потом они издевательски спросили, есть ли у нас жалобы и предложения. Конечно, в такой ситуации никто и не думал противостоять. В тот же день нас впервые вывели не перекур, и кто-то из офицеров спросил, все ли у нас нормально и есть ли сигареты — мне показалось, ему тоже не понравилось, что кто-то устраивает свои порядки на его “вотчине”. В другое время в камере было спокойно, но я знаю от знакомых, что в это же время на других этажах было хуже: там постоянно били, могли зайти в камеру и вылить твой же шампунь или зубную пасту на твои вещи и этим вытереть пол, заставляли всю ночь стоять. Мне повезло с условиями.
В камере Артёма были разные люди. Одного мужчину вытащили из машины, второго бизнесмена попросили приехать оплатить какие-то штрафы — он даже не понял, что на него готовилось задержание. Еще один парень расклеивал листовки со стихами белорусских поэтов на “Коммунарке” — его сдал охранник. Еще одного парня задержали за “намерение” сжигать чучела Лукашенко на “Масленицы”, другого — за 20 минут с бело-красно-белым флагом на остановке.
— Но больше мы переживали не за себя, — вспоминает Артём. — С нами в камере сидел 73-летний дед, которого с его 60-летней подругой задержали, когда он показал “викторию” проезжающей машине на проспекте Независимости 25 марта. Первые пару дней ему разрешали сидеть и даже лежать на кровати, но, когда “правила изменились”, ему приходилось терпеть условия наравне со всеми. Он был в хорошей физической форме, но даже одно то избиение утром отняло у него пару лет жизни. Потом дедушка заболел — и выглядел как человек с температурой под 40 градусов — но помощь ему никакую не оказывали, как мы ни просили. Когда у нас отобрали матрасы, мы скидывались ему одеждой, чтобы он не лежал на голых прутьях.
Зима 2022
В таких условиях заболел и сам Артём — он вышел в плохом состоянии с кашлем. Тест на ковид оказался положительным, но, когда мужчина позвонил в районную поликлинику и там узнали, где он заразился, — просто положили трубку.
— Хотя сначала даже советовали, что лучше предпринимать, — улыбается Артём. — Как только тест оказался отрицательным, мы с женой уехали в Польшу. Я уверен, что я делал все правильно на тот момент, я честен перед собой и не предал свои принципы и идеалы. Поэтому ни о чем не жалею. Сейчас понимаю, что, если бы участвовал в более радикальных вещах, это привело бы меня к большим срокам, сделало бы мою жизнь хуже, но не сделало бы жизнь других людей лучше. Я бы хотел вернуться в Беларусь — я люблю Минск с его гигантскими десятиполосными улицами. Но понимаю, что, если мы победим лет через пять, а у меня к тому времени будут дети — вернуться будет не самым разумным решением. Беларуси понадобится много времени, чтобы восстановиться. И хотя я готов помочь и участвовать в этом процессе по возможности, не уверен, что сразу вернуться в страну будет лучшим решением для моей семьи.