До двух с половиной лет колонии: вынесены приговоры политзаключенным лидерам ОГП
Суд Первомайского района Минска 1 ноября начал рассматривать уголовное дело против трех лидеров Объединенной гражданской партии — Оксаны Алексеевой, Николая Козлова и Антонины Ковалёвой. Судебный процесс вела судья Анастасия Кулик, государственное обвинение поддерживала Инна Зубко. Политзаключенных обвинили в участии в "Марше новой Беларуси" в Минске в 2020 году (арт. 342 Уголовного кодекса). Сегодня суд озвучил приговоры: Антонине Ковалёвой — один год колонии, Оксане Алексеевой — полтора года колонии, Николаю Козлову — два с половиной года колонии. "Весна" публикует подробности суда и последние слова политзаключенных.
Политзаключенных обвинили в участии в действиях, грубо нарушающих общественный порядок, из-за участия в "Марше новой Беларуси" 23 августа 2020 года (арт. 342 Уголовного кодекса).
Согласно обвинению, Козлов, Ковалёва и Алексеева с 14:35 до 20:00 23 августа 2020 года «публично выкрикивали лозунги, громко аплодировали, находились на проезжей части, чем блокировали и препятствовали движению транспорта в Минске, в том числе городского пассажирского транспорта "Минсктранса"».
Прокурор Инна Зубко 2 ноября запросила для политзаключенных: Антонине Ковалёвой — один год лишения свободы в условиях общего режима, Оксане Алексеевой — полтора года лишения свободы в условиях общего режима, Николаю Козлову — два с половиной года лишения свободы в условиях общего режима. Именно столько и назначила судья Анастасия Кулик.
"Я признаю себя больше потерпевшим, чем виновным". В Минске судят лидеров Объединенной гражданской партии
"Весна" рассказывает, что происходит на первом судебном заседании.
Политзаключенные на судебном заседании 2 ноября выступили с последними словами
"Я уверен, что я буду реабилитирован", — первым выступил Николай Козлов
"Для начала скажу, что, в принципе, это ожидаемо. Желание лишить людей свободы — это ожидаемо, это как раз в тренде, сейчас это модно. Выступило государственное обвинение. Из его выступления я понял, что права граждан, которые гарантированы Конституцией, международным правом, обязательствами в области прав человека — у нас это не работает.
Я вчера говорил о том, что мне было интересно, мне было приятно в центре города посмотреть на людей, которые собрались неожиданно для меня так массово. И я там был, но сейчас не об этом.
С каким же интересом я наблюдал, как расследуется это дело. Вы наверное знаете, и я упоминал об этом, что 17 лет я проработал в уголовном розыске и я немного представляю, как это всё производится: розыск преступников, сбор доказательств и всего остального. Но этого уголовное дело меня удивило. То есть у нас исходное — это фотография, на которой я изображён, это акт троллейбусного парка и расстановки транспорта. Дальше идёт какая-то странная логика, я бы сказал — нездоровая логика и бесконечный полёт фантазии. Я не знаю как объяснить довод, что "Вы дошли в центр города", "А как вы шли обратно?". Ну если я живу рядом с центром города, то я вынужден как-то идти, я не могу перелететь или переплыть. А раз я туда шёл, то я в этом участвовал вполне сознательно. Ну примерно такая логика.
Вот остановлен транспорт. Кем остановлен — здесь адвокат обоснованно задавался вопросом. И обвинение на него не ответили: "Кто останавливал? С какой целью останавливал?". Если люди пришли уже после остановки, может быть это дало повод, чтобы избавиться от толкучки и выйти на свободное место, которым являлось в том месте проезжая часть. Ведь это так просто. Но когда задача стоит обязательно посадить в тюрьму, потому что нахождение людей противоречит какой-то революционной целесообразности. Так как это по мнению кого-то там какую-то там безопасность государства. Тогда вот появляются подобные дела, за которые стыдно.
Я уверен, что я буду реабилитирован. Я отсижу, ничего страшного. Все сидят, и я отсижу. И я знаю точно, что я буду реабилитирован, и я знаю точно, что вот такие дела будут поводом судебного разбирательства, я в этом уверен. Потому что в любом другом случае это будет несправедливо, будет незаконно ни по человеческим, ни по божеским законам.
Я разговаривал со многими, в том числе и с юристами, которые имеют научные знания, мы обсуждали эту проблему. Она у всех вызывает скуку, никто не может объяснить с юридической точки зрения вот эту ущербную логику и этот какой-то странный сбор доказательств, которые таковыми не являются. Вы мне говорите: "У вас был умысел". А я утверждаю, что у меня умысла не было. Потому что, если бы у меня был умысел остановить транспорт, я бы нашёл улицу, на которой ходит транспорт, и остановил бы. Но Минск большой, там не одна улица. Но нет. Мне говорят, что у меня был умысел идти вот ровно туда и там был остановлен. Вот я шёл с таким умыслом. Но почему вам не предположить, что в это время на улице Орловской шли троллейбусы и, если бы я желал остановить троллейбусы, то я бы вышел и остановил. Ну наверное, если бы мне пришла такая чудная мысль сумасшедшая. Но нет, вот почему-то мы апеллируем такими фактами. Может быть есть хоть 10 процентов, которые относятся как-то, остальное, по-моему, набор макулатуры, простите меня, но я так воспринимаю.
Поэтому я не могу согласиться. Я хочу сказать, и сейчас я говорю вполне искренне, я считаю, что дело возбужденно незаконно, я считаю, что я лишён свободы незаконно. В отношении меня совершается преступление. Потому что, когда человека лишают свободы незаконно, значит в отношении него совершают преступление. И мне это не нравится, и я надеюсь, что в конце концов, профессиональные качества, человеческие качества возобладают и этому будет положен конец, потому что с этим невозможно мириться. При этом обращаю внимание, в этом суде прозвучало несколько ситуаций, которые, скажем, говорят о том, что в то время, когда мы эти вещи, я даже не знаю как это назвать, даже административно с большой натяжкой можно говорить об этом, сообщили о преступлении, которое проходит в ИВС, о пыточных условиях, об избиениях… Слушайте, ну никакой реакции у государственного обвинителя. Вот вообще никакой. Вот мы негодуем, почему люди вышли на проезжую часть и совершенно не обращаем внимания, что вокруг творится… (Судья попыталась прервать Николая и успокоить из-за повышенного тона)
Очень сложно говорить о вещах, которые вызывают негодование. Вот моя позиция. Я не знаю о чём просить суд, потому что я знаю с момента начала суда и с момента возбуждения уголовного дела, я знал, что это закончится лишением свободы, поэтому на этом я заканчиваю".
Далее выступила Антонина Ковалёва: "Нахождение в тюрьме — это беда"
"Высокий суд, хотелось бы ещё раз напомнить, что, да, я полностью признала свою вину. В прениях было несколько моментов, которые я хочу разъяснить. Обвинитель сказала, что я, узнав про то, что звучит требование прекратить акцию и разойтись, я продолжала свои незаконные действия. В то время, как я сама рассказала, что я спросила проходящего человека, что там происходит, и он мне объяснил, что милиция предупреждает об административной ответственности и попросила разойтись, и я сказала, что сразу же повернула обратно и ушла. И ещё мне кажется, анализ моих телефонных разговоров как раз не подтверждают моё нахождение там. Я может ошибаюсь, но мне показалось, что в деле это отражено. Как я и говорила, я там не находилась с 14:35 до 20:00. Далее хотела бы сказать, что у меня сложилось такое впечатление, что моё членство в Объединенной гражданской партии рассматривается как отягчающее обстоятельство. Партия легальная, она совершенно легитимно действует, она зарегистрированная. Тут уже говорилось о праве на свободу мнений и убеждений и есть ещё статья Конституции о праве состоять в общественных организациях и политических партиях, и деятельность моя в этой партии была совершенно легальна, легитимна, и была направлена на то, чтобы принести пользу обществу.
В принципе, я человек родившийся, учившийся и начавший работать в Советском союзе. А там так воспитывали, что надо всегда пользу обществу приносить. Я всегда старалась это делать. Я уже тут рассказывала, что я ещё в советское время была членом избирательной комиссии. После того, как Беларусь стала независимой, я тоже старалась по мере возможностей как-то проявлять общественную активность, чтобы именно пользу обществу приносить.
И в ОГП, я уже рассказывала, что занималась разными проектами, в частности законопроектом о противодействии домашнему насилию, о равных правах и равных возможностях женщин и мужчин. В ходе подготовки и популяризации адвокации этих проектов мы с моими коллегами сотрудничали в том числе с государственными органами: Министерством внутренних дел, Министерством труда и соцзащиты. Мы ходили обсуждать наши предложения и нас приглашали, к нам они приходили на наши обсуждения. Они давали нам свою статистику, они также были обеспокоены количеством случаев домашнего насилия. Они давали нам цифры и говорили, что нет инструментов таких, которые могут препятствовать совершению такого вида преступления. И наши предложения, хотя сами законопроекты не были приняты, были восприняты. В частности были внесены изменения в статьи административного кодекса, имеющие отношения к насилию. И даже были два раза внесены изменения в закон. Там появились два определения о том, что такое насилие. То есть с нами нормально сотрудничали и я считаю, что вот эти вот наши усилия они приносили пользу.
<…>В партии много очень хороших специалистов высокого класса и они постоянно вносили свои предложения на уровне правительства и некоторые наши предложения принимались. И моё членство в партии не должно рассматриваться как отягчающее обстоятельство.
Хотела принести пользу обществу, а теперь предлагается расценивать это плохо. Нахождение в тюрьме — это беда. Это беда для любого человека. Там нашли письма, которые я писала заключённым и их ответы. Эти люди не все мои знакомые, но я понимала, что тюрьма — это беда. Что люди в несчастье находятся и мне хотелось как-то им помочь, как-то поддержать. Среди всех народов, и среди славянских народов, принята традиция помощи заключённым. И я считаю, что меня должно это характеризовать положительно, а не рассматриваться как доказательство моей вины. Теперь, когда я сама попала в эту ситуацию, я понимаю, что людям надо было ещё больше помогать, потому что находясь в заключении, ты попадаешь в ситуации, когда ты беспомощен, а в некоторых ты зависишь от произвола человека, который, возможно, нехороший человек, но который прекрасно понимает свои должностные обязанности. Он может тебя унизить и ему ничего не будет. Я не говорю, что так поступают все, но так по крайней мере поступали сотрудники ИВС на Окрестина. Потому что те условия, в которых я там находилась, я могу расценивать только как пытки. Я не буду сейчас на них подробно останавливаться.
За время заключения обострились все мои заболевания хронические. Все мои болезни отражены в материалах дела, в ходатайствах, которые адвокат писала. У меня артериальная гипертензия. У меня за неделю до задержания случился гипертонический криз и буквально накануне задержания я сдавала последние анализы, чтобы идти на лечение. В день задержания мне вызвали скорую помощь, потому что у меня давление было двести с чем-то на сто двадцать. И скорая предупреждала, что меня сразу нужно госпитализировать. Но люди, которые меня задерживали, они не разрешили. У меня обострился гастрит, а в условиях заключения нет диеты. Вылечить там невозможно. Там можно только запустить свою болезнь, а учитывая мой пенсионный возраст, мне 63 года, я думаю, что если меня поместить в места лишения свободы на достаточно продолжительный срок, то получается, что я заплачу, за то, в чём меня обвиняют, годами своей жизни. При этом это уже необратимо. У меня очень сильно снизилось зрение. У меня, конечно, повышается давление, потому что нет свежего воздуха, а только один час прогулки в день, а в остальное время ты не можешь нормально дышать и получать кислород. У меня ишемическая болезнь сердца. У меня аритмия, то есть нарушение ритма — сердце иногда пропускает удар, начинает как-то неравномерно биться. Я прошу суд учесть обстоятельства и не назначать мне наказание связанное с лишением свободы. Спасибо".
"Прошу суд не лишать меня свободы, не подвергать мою жизнь опасности", — Оксана Алексеева в последнем слове
"Я очень сожалею, что 23 августа 2020 года приняла участие в несанкционированном массовом мероприятии. Я хочу сказать, что я ни в коем случае не ожидала, что наступят такие последствия, что меня будет судить уголовный суд, обвинять в преступлении. Но, во всяком случае, во время судебного разбирательства я признала свою вину. Возможно моё присутствие хоть и косвенно, но повлияло на то, что был остановлен транспорт. Но в данной ситуации было непредсказуемо ни для транспорта, ни для власти, ни для самих участников этого мероприятия, что выйдет такое количество людей.
Транспорт остановили и это послужило неудобством для жителей города и для людей, которые там находятся, работают или проживают. Я прошу у них прощение, я чувствую свою ответственность. Мне жаль, что так произошло, мне жаль, что я приняла в этом участие. Я признаю свою вину полностью. Я раскаиваюсь. Если я кому-то доставила неудобство, мне очень жаль, я готова попросить прощение у них, у "Минсктранса". Нельзя было этого допускать. Я считаю себя законопослушным гражданином и за то, чтобы закон соблюдать и не нарушать. В будущем я могу пообещать, даже гарантировать, что я не приму участие в каких-либо акциях, мероприятиях, и вообще не сделаю ничего такого, что нарушало бы Уголовный или административный кодексы. Я считаю, что уголовная ответственность за моё участие в этом мероприятии, это ужасно, меня это шокирует, мне трудно об этом говорить, поэтому я прошу суд не наказывать меня лишением свободы.
Также я прошу учесть моё состояние здоровья. То есть, что такое пароксизмальная тахикардия в условиях тюрьмы: на Володарского у меня был приступ и может быть мне хотели оказать качественную помощь, но в тех условиях это невозможно. Приступ не может длиться долго, он может быть и полчаса, но каждый раз он ухудшает состояние сердца. На СИЗО приступ длился более двух часов, потому что не сразу вызвали скорую и его невозможно снять в этих условиях. Я боюсь оказаться в таких условиях, когда мне будет невозможно оказать медицинскую помощь. А такие условия в СИЗО, в дороге и они, конечно, в колонии. Я согласна принять любое наказание, но прошу суд не лишать меня свободы, не подвергать мою жизнь опасности. Потому что при пароксизмальной тахикардии моя жизнь реально находится в опасности. Когда я нахожусь дома, я вызываю скорую ещё до начала приступа, а в этих условиях это невозможно. Я приношу свои извинения и прошу назначить мне наказание не связанное с лишением свободы. Я обещаю, что больше никогда не нарушу закон".
Поддержите Николая, Оксану и Антонину телеграммами, посылками и денежными переводами:
СИЗО-1, 220030, г. Минск, ул. Володарского, 2
Николай Георгиевич Козлов
Оксана Васильевна Алексеева
Антонина Климентьевна Ковалева
