"Это были короткие удары током", – минчанка рассказала про допрос в ГУБОПиКе электрошокером, вербовку и почти месяц на Окрестина

Минчанку задержали сотрудники ГУБОПиКа в апреле этого года. Её допрашивали электрошокером и отправили на "сутки". Девушку два раза перезадерживали – в сумме на Окрестина она провела 27 суток в той одежде, которую ей позволили надеть дома, без душа, средств гигиены и прогулок. Минчанка вышла на свободу под условием сотрудничества с силовиками – сотрудники ГУБОПиКа её пытались завербовать и дать задание. Девушке пришлось покинуть Беларусь. Минчанка рассказала "Весне" про электрометки от сотрудников ГУБОПиКа, про условия в четырёх камерах на Окрестина, сокамерниц-родственниц погибшего недавно в Украине Василия Парфенкова, "утку" в камеру и вербовку силовиками.

Иллюстрация Ольги Пранкевич "Песня о Беларуси"

"Точки от электрошокера – их было штук шесть – держались около десяти суток"

Как рассказывает минчанка, задерживали её сотрудники ГУБОПиКа. Это происходило прямо на работе девушки в офисе, поэтому она не сразу поняла, что происходит, тем более, что сотрудники были без опознавательных знаков:

"Когда меня забирали, я не понимала, куда я поеду. Сначала повезли на допрос, а потом на обыск домой, я только дома поняла где буду спать следующие 15 суток, поэтому дома я пыталась на себя натянуть несколько трусов и маек, но за мной пристально наблюдал один из сотрудников и сказал, что это я взять с собой не смогу. Мне пришлось снять дополнительный комплект одежды. Я рассчитывала, что там будет холодно, поэтому я надела термобельё, байку флисовую и шерстяные носки. Потом я захожу в камеру, а там жара, девчонки в лифчиках, и я поняла, что я не угадала с сезоном. Поэтому я ходила там в спортивном топе. Штаны к моменту выхода с меня можно было снимать, не расстёгивая".

Девушка вспоминает, что на некоторых дверях в ГУБОПиКе висели Z-ки. За одной из таких минчанку пытали электрошокером:

"У меня эмоциональная реакция на стресс – замирание, а они решили, что я с ними не хочу общаться. В какой-то момент мне сказали развернуться лицом к спинке стула, сесть на него как бы верхом. Мне приподняли джинсы, оголили ноги и ударили током. Я сидела спиной, поэтому не видела, конкретно, кто это делает, но догадываюсь. Было больно, что ещё сказать. Это были короткие удары током, которые вызывали судороги, от них отнимались ноги. Я точно не могла бы встать после такого. Но на обыск домой меня повезли только через три часа где-то, поэтому у меня было время отойти. Точки от электрошокера – их было штук шесть – держались около десяти суток. Ну зато не били! Мне сказали, что я должна спасибо сказать за это. Я понимала, что хотя бы из-за меток я поеду на Окрестина. Не могут они меня выпустить с этим".

"На документах, которые едут в суд, уже карандашиком написано, сколько кому присудить" 

Иллюстрация Ольги Пранкевич "Окрестина: из воспоминаний свидетелей"

Действительно, после этого минчанку повезли в РУВД, где на неё составили протокол о хулиганстве (ст. 19.1 КоАП). По версии силовиков, девушка ругалась матом в кабинете в РУВД:

"Сотрудник в РУВД посоветовал признать вину. Говорит: "Я бы на Вашем месте попробовал бы признать вину, а вдруг получится выбить штраф". Я понадеялась. Это был, конечно, очень интересный процесс. Я признала вину, аргументируя это тем, что у меня ПМС и я взорвалась в эмоциональном порыве из-за того, что мне не давали позвонить, и я позволила себе нецензурные выражения.

В следующий раз [девушку перезадержали после выхода с первых "суток"] я решила не признать вину, если это не сработало в первый раз. Разница – только трое суток ареста. Смысла не было признавать вину. Мне только потом рассказали, что правила диктует РУВД: на документах, которые едут в суд, уже карандашиком написано, сколько кому присудить".

"Условия? Условия – капец!"

По словам минчанки, за 27 суток на Окрестина она побывала в четырёх камерах – две в ИВС и две в ЦИПе:

"Первая камера была в ИВС – номер один. Меня туда поместили около шести утра, чтобы я ждала суд. Это камера, в которой все временно находились в ожидании суда, все были административщики. Я так поняла, она для этого и используется. Условия? Условия – капец! Там деревянные полки, грязный пол, лавка и стол, тумбочка, постоянно капающий кран. В двухместной камере нас было четыре человека. Мы все были после ночи в РУВД, ждали суда, очень хотелось спать, но спать нам никто не давал – били в дверь и приказывали не лежать и не спать. Еда какая-то сносная была. Подруга нашей сокамерницы называла окрестинскую кухню карательной кулинарией – отличное выражение. Из хлеба были сделаны шахматы, а на лавке была вырезана шахматная доска, поэтому нам было чем заняться. Но из-за того, что все в шоке находились, ночь провели в РУВД не спавши, особо не до игр было".

"Единственное, что мне разрешил взять с собой – две пачки гигиенических прокладок"

Иллюстрация Ольги Пранкевич "Окрестина: из воспоминаний свидетелей"

Минчанка также содержалась в ожидании второго суда в камере № 6 ИВС, где содержали "политических" задержанных по уголовным делам. Там ожидают истечение десяти суток до предъявления обвинения. Как говорит девушка, максимум по количеству в камере № 6 было 12 человек.

"В основном, это были девушки по ст. 342 Уголовного кодекса – за "перекрытие дорог" на акциях протеста. У всех одна история – фото с маршей, где девочки на проезжей части. За акции сидят семьями, выявляют цепочками: арестовывают одного, а в их телефоне находят по фото их знакомых.

В камерах, где содержатся “политические”, всегда хорошая атмосфера: ты среди своих, ты понимаешь, что ты не один и вокруг тебя происходит бред. В «политических камерах» психологически было легче: все в одной лодке – выгребаем. Из-за того, что все друг дружку морально поддерживают, не особо обращаешь внимание на бытовые вопросы. Хорошо, что была вода – можно было пить, и была горячая вода и бутылка – можно было мыться. Что касается средств гигиены, то как кому повезёт здесь. Кому-то удавалось проносить средства гигиены, а кому-то нет. Мне не дали взять из дома зубную щетку, пасту, шампунь и т.п., потому что человек, который оставался со мной во время обыска, очень контролировал как я собиралась. Единственное, что разрешил взять с собой – две пачки гигиенических прокладок. Я гордо с этими двумя пачками выходила на все обходы и проверки, потому что все ценное, что не должны забрать при "шмоне", ты должна забрать с собой. Это, конечно, унизительно всё.

Я месяц чистила зубы ватой и толчённым углём, который мы взяли у врачей. Но потом нам перестали давать вату, которую давали вместо прокладок. Но зато стали давать прокладки, как и положено. Правда, выдавали одну прокладку на сутки – ну это такое".

"Наверное, S.Oliver делал кеды специально для Беларуси – сразу без шнурков" 

Иллюстрация Ольги Пранкевич "Окрестина: из воспоминаний свидетелей"

Девушка напоминает, что каждая камера в ЦИП и ИВС, где она содержалась, была обустроена видеокамерой:

"Вот такое у них реалити-шоу".

"В "политических" камерах в ЦИП и ИВС по-прежнему не дают спать: свет никогда не выключают и будят в 2 и 4 ночи. Это пытка сном. Самое жесткое – это то, что в камере очень много людей. Но они это делают осознанно – специально наталкивают людей. В ИВС было грязнее, так как там постоянная текучка, поэтому там за камерой особо никто не ухаживает.

Девчонки в ИВС почему-то особо любили спать на шконках, хотя там живут клещи, поэтому они были покусанные. Я не захотела спать с насекомыми, поэтому я себе вымыла пол – небольшую делянку – и спала там. Потом ко мне присоединились ещё две такие же карусельщицы (кого переарестовали на второй срок). Девчонки узнали меня по моим кедам без шнурков возле камеры. За год до ареста я в соцсетях шутила, что, наверное, S.Oliver делал кеды специально для Беларуси – сразу без шнурков. Я как в воду глядела. В этих кедах я и прошла почти месяц ареста и ношу из до сих пор, отличные кеды, не сочтите за рекламу".

"В камере № 15 мы спали тетрисом"

Основные "сутки" девушку содержали в ЦИП, где она также побывала в двух камерах:

"Меня сразу поместили в знаменитую «политическую» камеру № 15. Это двухместная камера с двухэтажной кроватью с решеткой из металлических пластин без матрасов. Там бывало до 18 человек нас – из них пять бомжих – женщин с жутким запахом. В этом маленьком пространстве нечем было дышать. Как выяснилось потом, у одной из бомжих ещё были вши, поэтому из этой камеры я уже вышла со вшами.

В камере № 15 мы спали тетрисом. В момент, когда нас было 17 мы как-то нашли способ разместиться на примерно девять кв.м., но когда завели 18-ю девчонку, мы поняли, что её физически некуда положить – просто некуда яблоку упасть. Спали на полу, на столе, на лавочке и под ней. Такой тетрис людьми. Я залезла на стол и посмотрела сверху и так освободили клочок земли возле тумбочки. В итоге 18-й человек у нас спал сидя.

Нам не выдавали мыло и туалетную бумагу, аргументируя это тем, что на всем Окрестина нету их. На это мы говорили, чтобы попросили у родственников, которые стоят под стенами, и те завалят мылом и бумагой. Примите передачи! "Нет, нам нельзя, нам не позволено".

"Было очень странно слышать вопрос от человека, который говорит, что он здесь "по политике", кто такой ГУБОПиК"

Иллюстрация Ольги Пранкевич "Я не могу услышать всех"

Меня в первую ночь положили спать на небольшой стол. Под голову я положила себе кеды. Но ночью меня подняли и перевели в другую камеру на этаж ниже. Там я увидела, как должны содержаться арестанты: это была камера с постельным бельём и матрасами, здесь разрешены книги, журналы, ручки, контейнеры для еды. Я была пятой в четырехместной камере. Несколько дней я спала на полу, но мне дали лишнее одеяло, так что относительно комфортно. У меня есть подозрение, почему меня туда поместили: в камере содержались три «политических», еще одна – за мелкие кражи, а одна –  арест за дебош, кажется. И вот она, как называют таких людей, скорее всего, была "уткой", которая доносила на людей. Она сама выводила на разговоры о задержании, о причинах ареста, о деятельности активистов в целом. Эта женщина говорила, что она вообще "обычно не по политике сидит", но вот сейчас первый раз попала по политике. То есть она пыталась всеми способами затесаться в наши ряды. Но мне было очень странно слышать вопрос от человека, который говорит, что он здесь "по политике", кто такой ГУБОПиК. Серьёзно?

Когда меня оттуда возвращали обратно в камеру № 15, то мы с девочками с этой "блатной" камеры пёрли всё, что можно: журналы, ручки, книжка Есенина, остатки мыла в контейнере, шампунь, наволочку. Понятно, что не всё удалось пронести, но всё же. Это было перед Пасхой, поэтому я вернулась в камеру как Пасхальный кролик с дарами. Девочки обрадовались, что можно будет помыть голову шампунем, потому что они мыли голову настойкой воды на хлебе в бутылке. Я такое не пробовала, но девочки говорят, что это не помогает, но создаётся иллюзия того, что ты что-то делаешь с волосами. Какое-то время удавалось все прятать, но потом у нас  всё позабирали во время проверки камеры.

В камере мы делали зарядку. Мы постоянно воевали, чтобы нам открыли кормушку и пустили немного свежего воздуха, потому что было очень душно, девчонки сидели в лифчиках, обливались потом. Кому-то становилось плохо – сложно было докричаться до медперсонала".

"Как это я 12-я в двухместной камере?!"

Иллюстрация Ольги Пранкевич "Окрестина: из воспоминаний свидетелей"

Отношения сотрудников ЦИП и ИВС минчанка описывает как хамское и неуважительное:

"Их обращения сводились ко всему спектру однокоренных слов к матным словам, обозначающих гениталии".

"Политических не называют политическими. Они называют нас контрольными. У нас на всех документах стоит буква К, что значит политический. Очень интересно было наблюдать, когда по ошибке людям ставили "К", и он попадал к нам в камеру с такими условиями содержания. Девочка, которая так попала, была очень удивлена: "В смысле? Как это? Это же двухместная камера. Как это я 12-я в двухместной камере?!" У людей ломались шаблоны. Такие люди, которые бывали здесь раньше, но сейчас случайно попали к политическим в камеру, очень удивлялись, что нету прогулок и душа", – отмечает девушка.

"Можно я опущу окно и скажу им, чтобы меня не ждали и шли домой?"

Минчанка рассказывает, что за почти месяц под арестом, она только один раз заплакала – старалась держаться юмором. Но когда её перезадержали и провезли на машине мимо родителей и не разрешили сказать, чтобы те её не ждали, девушка не смогла сдержать слёз:

"Мы старались шутить больше, потому что без юмора ничего не вывезешь. У меня там была напарница по шуточкам – мы на двоих раскидывали, чтобы поддерживать как-то боевой дух. Потому что девочки, кто морально послабее, им очень сложно. С нами была девочка, которая оказалась просто не в то время не в том месте, поэтому её на три срока пустили. Она рыдала всё это время – такой эмоциональный тип человека. А в камере происходила цепная реакция – одна начинает рыдать, а все остальные невольно подхватывают, если не переключать.

Меня на слезу пробила только один раз, когда меня перезадержали и везли на машине мимо родных и друзей. Я вижу, что мои родители ещё не ушли, они меня ищут, ломятся в те двери, чтобы узнать где я и почему не выхожу. А  я в это время сижу в машине, в которой меня скатали в РУВД и обратно, сижу перед воротами Окрестина и говорю: "Можно я опущу окно и скажу им, чтобы меня не ждали и шли домой?" Не позволили".

"Мама Василия [Парфенкова] говорила, что готова отсидеть, но за дело, а не за это…"

Иллюстрация Ольги Пранкевич "Песня о Беларуси"

Минчанка с тяжестью вспоминает истории некоторых своих сокамерниц. Вот одна из них:

"За каждым человека, который попал на Окрестина, стоит целая история. Расскажу историю двух женщин, которые со мной прошли первый срок. Это мама и сестра калиновца Василия Парфенкова, который недавно погиб в Украине. Суд над ними проходил очень тяжело – мы слышали, как их судили по скайпу. За ними приехали шесть или восемь человек в полном обмундировании, провели обыск. Их обвинили в неповиновении сотрудникам милиции и в том, что они якобы напали на тех, кто их задерживал. Там женщины достаточно хрупкого телосложения, мать Василия в почтенном возрасте, ей, кажется 67 лет, как они могли напасть? На суде они плакали и говорили, чтобы они не шили им то, чего не было на самом деле. Мама Василия говорила, что готова отсидеть, но за дело, а не за это… К ним стабильно приходили с обысками, как я поняла,  каждые полгода. У нас у всех ком в горле был. Было сложно слушать этот суд, очень сложно".

"Дают задания, и ты их должен выполнять", — о вербовке

Минчанка вышла на свободу под условием сотрудничества с губоповцами. Соответствующие документы она подписала прямо в ЦИП за решёткой:

"Меня записали на видеокамеру, где попросили в свободной форме всё рассказать, но при этом я была за решёткой. Это, конечно, был очень "непринуждённый" монолог. Какое давление – месяц на Окрестина", — иронизирует минчанка.

"Вообще "работать" по тебе начинают с первого допроса: накидывают все темы и смотрят на твою реакцию. За эти два года они поднабрались опыта по допросам. Наверное, я где-то допустила эмоцию на один из вопросов, поэтому начали более конкретно разговаривать. Если ты не отвечаешь на вопросы, то отправляют "подумать" на Окрестина.

Дают подписать документы о добровольном сотрудничестве, где сказано, что я обязуюсь сообщать любую важную информацию. Потом дают задания, и ты их должен выполнять. Например, ходить на встречи с нужными людьми с диктофоном".

Девушка вышла с первым заданием и с псевдонимом, но не выполнив его, покинула Беларусь. Теперь она находится в безопасности.