«Права нам дает не государство». Большое интервью с Леонидом Судаленко за две недели до его задержания
За две недели до задержания руководителя Гомельского отделения «Весны» Леонида Судаленко на сайте Белорусского дома прав человека имени Бориса Звозскова вышло большое интервью с ним. Какой путь прошел Леонид от сельского мальчика до известного в Беларуси и за ее пределами правозащитника? Что его сподвигло к деятельности по отстаиванию интересов простых граждан? Сколько жалоб он направил в Комитет по правам человека ООН? Ответы на эти вопросы в материале БДПЧ, который мы перепечатываем.
«ПРЕДЕЛ МЕЧТАНИЙ СЕЛЬСКИХ ШКОЛЬНИКОВ»
— Когда я был маленький, я профессию юриста никак себе не представлял. Я учился в сельской школе, а предел мечтаний сельских школьников — стать милиционером, например. Это ого-го, космос! — дадут тебе власть какую-то… А главным образом сельских детей готовили к работе в сельском хозяйстве, чтобы они остались в деревне. На доске объявлений в школе, как сейчас помню, висело обращение: «Все работы хороши, выбирай свою»: доярка, механизатор, тракторист, агроном… Никто не предлагал: будь банкиром, юристом, космонавтом…
— Тогда же страна строила коммунизм. Никто и не мог вообразить, что в деревне вдруг не будет работы и станет хуже жизнь. Я хорошо помню, как один из советских лидеров говорил, что в 2000 году каждая советская семья будет иметь отдельную квартиру. И я, школьник, знал: мне ничего не надо делать, а лишь дожить до 2000 года. Я посчитал, что в 2000 году буду совсем молодым парнем, а мне уже квартиру дадут, как пообещали с экрана телевизора. Круто! И вспоминаю сегодня 2000 год: где я — и где та квартира…
По словам Леонида Судаленко, он стал жителем Гомеля совершенно случайно. Принял бы в юности другое решение — и премия Французской Республики поехала бы в Могилев или Минск:
— Как я попал в город… Во времена моей юности деревни начали просто прозябать. Никакой перспективы не было в деревне полноценно жить, работать и развиваться. Большинство сельских детей стремились уехать в города: Жлобин, Мозырь, Могилев… Я даже не знаю, почему я приехал в Гомель. Почему не в Минск? Пожалуй, Гомель был самый близким городом к моей деревне.
А за выбор юриспруденции среди других наук следует благодарить старшую сестру:
— Я из многодетной семьи, нас пятеро; и одна из моих старших сестер раньше меня закончила юрфак. В Гомеле сестра работала в Управлении юстиции, оттуда и пошла на пенсию. Так что главным образом на мой выбор повлияла сестра. Сказать по совести, о другой профессии я и не мечтал. На самом деле, сельская система образования не может похвастаться высоким уровнем подготовки учеников. И эта идеология: ты должен остаться в деревне… Разумеется, с моей подготовкой поступить на юрфак было практически невозможно. Поэтому после школы я поступил в профтехучилище строителей и закончил его. До армии я работал на деревообрабатывающем предприятии в Новобелице, там же и жил в общежитии. Оттуда меня призвали в армию.
«Я ВИДЕЛ, ЧТО ЛЮДИ ЖИВУТ ИНАЧЕ»
Леонид Судаленко в буквальном смысле дошел до Берлина и даже дальше на запад, до Магдебурга: их воинская часть стояла в семи километрах от границы с ФРГ. В Германии он отслужил два года и вернулся, как сам утверждает, с несколько другим менталитетом, поскольку повидал мир и узнал, как живут другие люди
— Солдату срочной службы, который 24 часа проводит время на закрытой территории, было тяжело постигнуть быт простых немцев. Но нас часто вывозили на работы в город — шефскую помощь оказывать; там с немцами мы и общались. «Пепси-колу» первый раз я попробовал именно в Германии. Для меня «Пепси-кола» — это что-то космическое было! Если нам в деревню что-нибудь и завозили, то минеральную воду и газировку с сиропом. Попробовал в Германии и немецкое пиво; узнал, что можно сходить в «гаштет» — так называются частные кафе или бары, которые есть при дворе практически у каждого немца. И советские солдаты очень любили через забор бегать в ближайший «гаштет», хотя за это можно было и гауптвахту схлопотать.
— Я видел, что люди живут иначе. Во-первых, одежда. В Советском Союзе все были одинаково одеты, одинаково обуты. Помню, когда я после армии женился, для меня была проблема: в каких туфлях я буду на свадьбе. Ведь в магазине можно было купить или сандалии, или резиновые сапоги фабрики «Труд», которая выпускала спецобувь. И поражало то, как немцы одеваются, хотя мы были даже не в ФРГ, а в ГДР. Большое количество продуктов в магазинах поражало. Мы любили покупать молоко, булочки — все, по чему скучают солдаты. Нам платили по 36 немецких дойчмарок: мало, но на молоко, булочки и сладости хватало. И все без очередей!
— И поражала сама атмосфера жизни в Германии. Наша часть стояла на окраине Магдебурга, и нас, солдат, по выходным строем выводили в центр города: в музей, например. Очень бросалось в глаза, что в немецком городе жизнь рознится от нашей. В СССР все серое и люди одинаковые. А в Германии каждый человек — индивидуальность.
«НА ЮРФАКЕ УЧИЛИ НА МИЛИЦИОНЕРА, ТАМОЖЕННИКА, ПРОКУРОРА, СУДЬЮ И, ВОЗМОЖНО, НА АДВОКАТА»
Отслужив в армии, Леонид Судаленко вернулся в Гомель, поступил на юрфак Гомельского университета; учился заочно, работал и даже не догадывался, что столкнется с международным правом прав человека:
— На нашем юрфаке если и проходили права человека, то, может, на уровне факультатива. Закончив университет, я о правах человека не знал. На юрфаке учили на милиционера, на таможенника, на прокурора, на судью и, возможно, на адвоката. У меня была хозяйственная специальность, и поэтому после университета я пошел работать юрисконсультом на предприятия. Набивал шишки… Тогда я думал: вот я с дипломом — и я уже юрист; дайте мне дело — я его разгромлю, будет победа в суде! Теперь понимаю: все не так; важны практика и опыт. Любой юрист пять лет после получения диплома — это простой клерк. Мало знать законы, надо практиковаться. Ну а что касается прав человека, то эти знания я получал в других местах
— Как я теперь понимаю, юрист в первую очередь должен стоять на ценностях прав человека, держаться международных стандартов. Мы же видим, что происходит в наших судах. Все: и судьи, и адвокаты — без подготовки в сфере прав человека, работают исключительно в рамках национального законодательства. А что такое «рамки национального законодательства»? Это если в законе написано, что только брюнеты имеют право на мирные собрания, то адвокаты и судьи так и утверждают: да, только брюнеты! А если ты блондин, то шансов у тебя нет, беги в парикмахерскую и крась волосы; тогда — возможно — тебе разрешат. А если рассуждать над этой проблемой с точки зрения прав человека, то мы все понимаем: вне зависимости от цвета кожи, от места рождения, от религии и других твоих отличительных особенностей — каждый человек имеет права. Их нам не государство дает; права с нами от рождения.
«НА ПОЛЕССКОЙ СОБИРАЮТСЯ ГОМЕЛЬСКИЕ ДЕМОКРАТЫ»
— Я работал на разных предприятиях юрисконсультом. До того момента, когда я перешел, скажем так, в демократическую тусовку здесь, на улице Полесской в Гомеле, я работал в компании парикмахерских услуг, и до сих пор я ее акционер, в Гомеле ее все знают, называется «Локон». Как раз в то время я осуществлял приватизацию «Локона», превращал в акционерное общество — а я был лицензированный специалист по ценным бумагам, одна из моих смежных специальностей, я имел право работать на рынке ценных бумаг. Этим-то я и занимался в «Локоне», пока в один прекрасный день в 2000 году не познакомился с Виктором Корнеенко. Я помогал своей сестре, которая баллотировалась в Парламент, — руководил ее инициативной группой, собирал подписи. Я наблюдал за выборами, и в день подсчета голосов познакомился с Николаем Новиковым, гомельским активистом. Он мне и рассказал, что на Полесской собираются гомельские демократы, предлагал прийти и познакомиться. Вот тогда и появился Виктор Корнеенко, который сыграл в моей судьбе значительную роль. Он предлагал бросить мои занятия. Говорит: «Зачем тебе эти химчистки, стрижки и бытовые услуги? Приходи к нам». Я сначала пытался совмещать работы: и в «Локоне», и на Полесской, присматривался…
Леонид Судаленко даже сам баллотировался в депутаты:
— Двадцать лет назад я верил, что депутаты могут участвовать в государственных делах, влиять на государственную политику, решать конкретные вопросы избирателей… Когда я баллотировался в 2002 году, моя программа главным образом основывалась на помощи пострадавшим от Чернобыля. Мне казалось, что государство уделяет этому недостаточно внимания.
«ПРАВА НАМ ДАЕТ НЕ ГОСУДАРСТВО»
— До знакомства с правами человека я был типичным юристом, смотрел только в закон: как в законе написано, так должно быть. Это уже потом, после моего знакомства с гомельскими демократами, я прошел стажировку в Хельсинкском фонде прав человека в Варшаве, Летнюю школу прав человека — и тогда понял, что такое права человека. Я понял фундамент, из которого они происходят, — что права нам дает не государство, а они принадлежат каждому из нас от рождения.
— Увы, когда я учился на Высших курсах по правам человека в Варшаве, Марек Новицкий [польский правозащитник, просветитель; основал в Варшаве при Хельсинкском фонде прав человека курсы по правам человека — прим. авт.] уже год как умер. Я его знал уже как легенду. Тогда я и начал понимать: то, что я учил в университете, и то, что постигал в Варшаве, — небо и земля. Там я понял, что как в поговорке «Хороший закон или плохой, его надо соблюдать» — так не должно быть. Законы пишут люди, а им свойственно ошибаться. Чего стоит только так называемый декрет «О тунеядцах», где безработных обложили налогом, а когда люди вышли протестовать, сразу отменили. Тот же закон «О массовых мероприятиях», который никаким образом не регулирует происходящие сейчас стихийные собрания. Это что, если я иду по городу и вижу смеющихся и улыбающихся людей в колонне с флагами и цветами, — что, чтобы стать в эту колонну, я должен узнать: эй, кто тут организатор? Взяли ли вы разрешение у властей за 15 дней? Заключили ли вы договоры с милицией и скорой помощью? Почему я не имею права по этому закону присоединиться к колонне? Абсурд; мне понравилось — я захотел и присоединился.
Правозащитник рассказывает, что вникнуть в суть международного права ему помогло и обучение на курсе BISH в Белорусском доме прав человека:
— Помогло понять, как строить правовую аргументацию — не только в национальных судах, но в первую очередь при подготовке жалоб в Комитет по правам человека ООН. И у меня есть результат, как я считаю: в общей сложности от Беларуси Комитет зарегистрировал 370 жалоб, и одна треть от этого числа вышла из моего компьютера, из-за моего рабочего стола. Около 150 индивидуальных обращений в КПЧ ООН — мои. Мы с коллегами создали Гомельский центр стратегической тяжбы, еще в 2006 году, и в рамках деятельности этого центра занимаемся системной работой по подготовке обращений в КПЧ. Уже имеем более 50 решений, по которым Комитет принял решение и которые Беларусь должна выполнить; обращения по самым разным нарушенным правам, начиная от права на жизнь. В том числе и я доказал, в своем деле «Судаленко против Беларуси», что Республика Беларусь во время избирательной кампании дискриминировала меня по политическим мотивам.
Леонид Судаленко не исключает, что в скором времени требовать соблюдения международных обязательств Беларуси правозащитники будут от других представителей власти, однако оптимизм высказывает сдержанный:
— Мне кажется, что резкого поворота в сторону демократии не будет. Будет, наверное, переходный вариант. Конечно, хотелось бы, чтобы пришел к власти демократ, который завтра же введет институт омбудсмена, чтобы заработали все правовые механизмы, чтобы судебная система наконец обрела независимость и чтобы судьи судили самостоятельно, а не так, как им сказали по телефону. Если бы нарушенное право можно было бы восстановить в национальной системе, не было бы нужды и жалобы в Комитет ООН по правам человека подавать: пошел в суд, решил конфликт, и нет проблемы… Я, кстати, полагаю, что граждан Республики Беларусь надо наделить правом прямого обращения в Конституционный суд. И очень важным был бы институт уполномоченного по правам человека, куда бы люди могли обращаться в случае нарушения права. Но мне почему-то кажется, что даже если завтра изменится руководство в стране, это не будут демократы в первом поколении. Думаю, что предстоит процесс трансформации. Рано или поздно наша страна придет к тому, что нам будет доступен и Европейский суд по правам человека. Полагаю, что если это случится, то подготовка обращений в ЕСПЧ будет главным видом моей деятельности. К тому же, в отличие от ооновской системы защиты прав человека, в Европейском суде есть денежная компенсация. Этой работой можно заработать себе на жизнь. Уверен, что я смогу получить и адвокатскую лицензию, если мне понадобится. В той Беларуси, где действительно адвокат будет независимым, и меня за эту лицензию не будут притеснять. А то смотрите, что происходит: как только президентские выборы, пять-десять активных адвокатов лишаются лицензии. Никто не смотрит, как у Тамары Сидоренко, на 35 лет адвокатской практики: для комиссии она, с таким опытом, оказалась «некомпетентной».
Оказывается, в профессиональной жизни Леонида Судаленко была и попытка получить адвокатскую лицензию:
— Конечно же, я не сдал экзамен. Больше не пытался. Когда я уже, так сказать, связался с демократами, я думал, что если бы я имел лицензию, я бы ходил по судам и защищал там соратников. И вот в 2002 или в 2003 году, на экзамене в Министерстве юстиции, встретил к себе очень предвзятое отношение. Вопросы ведь на экзамене можно задавать по-разному; можно спросить: «Сколько погибло в Великой Отечественной войне?», а можно попросить назвать всех поименно…
«БОРИС БЫЛ ОДЕРЖИМ ИДЕЕЙ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА»
Кроме Виктора Корнеенко, Леонид Судаленко называет еще одного человека, сильно повлиявшего на его судьбу и на путь от юриста до правозащитника — Бориса Игоревича Звоскова:
— Мы познакомились с ним где-то в 2000-х годах, когда он приезжал в Гомель на судебные процессы над «Гражданскими инициативами», нашей гомельской общественной организацией. Тогда власти начали серъезное наступление на свободу ассоциации. Борис Звозсков в то время руководил «Правовой инициативой»; предлагал в Гомеле создать отделение, мы создали и зарегистрировали, и я был избран председателем Гомельского отделения. Мы с Борисом очень долго и плотно работали. Борис Звозсков также был моим учителем в правах человека. И когда был первый набор в Белорусском доме прав человека на образовательный курс BISH, Борис предложил мне пройти обучение, и я с удовольствием согласился. Вполне справедливо будет сказать, что те знания в области прав человека, которые у меня есть сегодня, я получил от Бориса.
— Борис был скромным человеком, он был скромным со всеми. Всегда прислушивался, всегда приходил на помощь. К нему как к старшему другу можно было обратиться, попросить совета… Я очень близко общался с Борисом, как говорится, на короткой ноге. Я был у него дома, пили кофе; всегда он говорил: приходи ко мне, если нужно в Минске остаться. Борис участвовал во многих судебных процессах. Громкое дело было министра сельского хозяйства Леонова, Борис в этом деле помогал… В Гомель приезжал на судебные процессы. Борис был лично знаком с Сергеем Кузнецовым, российским правозащитником; и в то время, когда Кузнецов еще был депутатом Государственной Думы, Бориса имел удостоверение помощника депутата, он был помощником депутата Ковалева.
— Борис был одержим идеей прав человека, он жил этим, это было дело всей его жизни. Был настоящим трудоголиком, до своего последнего дня. То, что Дом прав человека носит имя Бориса Звозскова — это действительно заслуженно. Светлый, позитивный человек. Такие люди оставляют отпечаток не только в памяти других людей, но и в истории страны.
АДВОКАТ ТУНЕЯДЦЕВ ЕДЕТ В ПАРИЖ
Франция удостоила Леонида Судаленко премией «Свобода — Равенство — Братство» за его противодействие «налогу на безработицу» — Декрету №3, который устанавливал ежегодные выплаты «не занятым в экономике». Предположительно, целью Декрета было взыскать деньги с тех, кто работал в других странах и не показывал заработок налоговой инспекции Беларуси — однако «под раздачу» попал очень широкий круг людей, в основном тех, кто вынужденно оказался без работы. Люди, задетые внезапным статусом «тунеядцев», вышли на протестные акции по всей Беларуси. Леонид Судаленко, который вдобавок ко всем своим правозащитным активностям работал и правовым инспектором независимого профсоюза РЭП, выразил готовность помочь каждому, кто хочет бороться против несправедливого налога. Зимой 2017 года в офисе по улице Полесской не закрывались двери: люди шли и шли к Леониду Судаленко, чтобы обжаловать требование заплатить государству за свою безработицу. В те неспокойные месяцы правозащитника начали узнавать на улицах.
— Париж. Все мы помним 2017 год, когда начались протестные акции. Я помогал всем, кто приходил сюда, в офис на Полесскую, писать жалобы. Меня власти где-то в интернете прозвали «адвокатом тунеядцев». И когда под влиянием протестов власть была вынуждена сначала приостановить, а затем и изменить Декрет №3, то в этом есть и моя заслуга. Когда мне в Варшаве редакция «Хартии» вручала правозащитную премию, бывший посол Беларуси в Польше сказал, что это благодаря мне Лукашенко упразднил Декрет №3 — поскольку я очень уж много жалоб написал. Это, конечно, преувеличение. Но именно моя активность по отношению к «тунеядскому декрету» была замечена, и поэтому я участвовал в конкурсе, который ежегодно проводит Франция. Премия «Свобода — равенство — братство» – правительственная премия, ее вручает Министр юстиции — за вклад в защиту прав человека. Когда я заполнял анкету, я и не думал, что моя кандидатура будет одной из пятерых, которые отметили среди 110 номинантов. Пять лауреатов презентовали пять стран: Китай, Нигерию, Колумбию… И из Беларуси — я.
— Когда на почту пришло письмо: «Поздравляем, вы получили премию, в День прав человека приглашаем вас в Париж, где Министр юстиции наградит вас» — для меня это было шоком! Я ведь осознаю свою роль. Где я — правозащитник с периферии, из Гомеля — и где эта премия! На таком высоком уровне заметили мою работу. Это очень воодушевляет. Я написал письмо в ответ: «Не розыгрыш ли это или это на самом деле?» И когда уже у меня попросили паспортные данные, заказали отель и купили билеты на самолет, когда прислали программу встречи — тогда я окончательно поверил.
— А потом мне позвонили из посольства Франции, помощница посла, и сказали, что господин посол приглашает меня на ужин в честь премии. Прием был в загородном доме посла, мы поехали туда с моими коллегами-правозащитниками, тоже приглашенными. Было ощущение нереальности. Это ведь космос… Сказать по совести, я только потом стал думать: почему мне, почему не кому-то другому, есть и другие кандидатуры, более достойные… К тому же я уже пять лет подряд номинировался на белорусскую правозащитную премию, но ничего не получалось. Я входил в шорт-лист четыре раза, но выбирали других. Но в тот год, после французской премии, мне досталась еще и наша, я получил ее в 2019 году.
— Чем мне еще ценна премия от Франции? Когда я получал ее, в 2018 году, исполнилось 80 лет Всеобщей декларации прав человека, и в такой значимый юбилей мою кандидатуру отметили престижной международной премией. Врученная мне медаль дома хранится в месте для святынь; когда я смотрю на нее, то понимаю, что моя работа все-таки замечена… Есть чем гордиться. Когда внукам буду рассказывать про свой жизненный путь, медаль будет аргументом в пользу того, что я, пожалуй, жил правильно. Я первый белорус, который получил такую премию. А белорусские правозащитники получают международные премии регулярно; вот недавно Алесь Беляцкий получил Альтернативную Нобелевскую премию в Стокгольме; это признание работы, которую делают белорусские правозащитники для реформирования правовой системы во всем мире.
Леонид Судаленко не соглашается с тем, что все годы своей правозащитной деятельности он боролся с врагом, которого невозможно одолеть:
— У моей работы есть результат. Я уже говорил, что моему авторству принадлежит треть всех обращений от Беларуси, которые прошли регистрацию и приняты к рассмотрению в Комитете по правам человека ООН — этим результатом я могу гордиться; это то, что меня вдохновляет на дальнейшую работу. Разумеется, что когда приходишь в суд и говоришь о правах человека, а люди в судейских мантиях крутят пальцем у виска, то чувствуешь себя, как с другой планеты. Мне вроде хотят сказать: вот же закон, а ты нам рассказываешь про какие-то международные пакты каких-то прав человека… И из-за этого то и дело чувствуешь себя досадно. Мы все юристы и должны говорить на одном языке; а нас в суде не слышат. С другой стороны, нас слышат там, в международных органах, с нами говорят на языке стандартов прав человека, к нам прислушиваются и принимают решения. Поэтому существование международных механизмов — очень важно. Я рассчитываю, что доживу до того времени, когда мы получим возможность защищать свои права и в Европейском суде по правам человека. Это будет самый светлый день в моей жизни, не побоюсь этого слова.
«ЛЮБЛЮ РАБОТАТЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ»
— Мне нравится моя работа. Я прихожу сюда даже в выходные. Люблю работать в воскресенье: в тишине, когда в офисе нет людей, подготовить, например, обращение в КПЧ ООН. Для этого надо сосредоточиться… Когда днем все время звонит телефон, когда приходят люди, сосредоточиться ведь невозможно! Я подчеркиваю: «На работу как на праздник» — для меня это не громкие слова, а так и есть. Моя работа мне приносит удовлетворение, это то, что меня привлекает, в чем я себя реализую.
Напомним, Леонида Судаленко задержали 18 января 2021 года по дороге в офис и обвинили в организации и подготовке действий, грубо нарушающих общественный порядок (ч. 1 ст. 342 УК), и обучении и подготовке лиц для участия в таких действиях, а также их финансировании или ином материальном обеспечении (ч. 2 ст. 342 УК). 3 ноября суд Центрального района города наказал правозащитника тремя годами лишения свободы, а 14 января Гомельский областной суд отклонил его апелляционную жалобу.
В 2021 году правозащитник был удостоен премии «За защиту прав человека-2021» Совета коллегий адвокатов и юридических сообществ Европы (ССВЕ) вместе с Лилией Власовой, Максимом Знаком и Дмитрием Лаевским.
Поддержите нашего коллегу письмами солидарности:Адрес: СИЗО-3, 246003, г. Гомель, ул. Книжная, 1А Леониду Леонидовичу Судаленко |