Бывший политзаключенный Алесь Минов: “В своих мечтах на Володарке я представляю музей”
Молодого учителя Алеся Минова задержали в августе 2021 года в Минске. День задержания должен был стать для выпускника филфака БГУ первым днем работы в Лицее БГУ, куда он перераспределился на последний год своей отработки. В конце ноября 2021 года его приговорили к трем годам “химии” по ст. 342 Уголовного кодекса и освободили в зале суда.
Сегодня Алесь находиться за границей. Он рассказал “Весне” о том, что поддерживало его все это время, о разговорах на белорусском языке с сокамерниками, а также о том, в чем он видит выход для белорусов из нынешней ситуации.
“Время от времени читал о себе или сокамерникам стихи”
— Парадоксально, но я испытывал на Володарке определенные приятные чувства, смотря на стародавние стены, кладку, башни. Это историческое место, и в своих мечтах я представляю там музей, где люди будут понимать, как важно сберегать то, что мы в скором времени обретем.
Сотрудники Володарки также относились к заключенным па-человечески, и когда я вижу новости о пытках или давлении, мне интересно: его оказывают те же люди или для этих целей у них есть специальные специалисты? Ведь тех сотрудников, что я видел, я бы назвал традиционными сотрудниками тюремной системы, я также не заметил их специфического положения к "политическим". Когда они узнавали, что сидишь за политику, спрашивали, скорее, не с издевкой, а с искренним любопытством, зачем это тебе было и не сожалеешь ли ты.
"Человек, который носит солнечный свет в карманах пальто".
И вообще, по сравнению с ужасными условиями на Окрестина, на Володарке было гораздо лучше. Единственное — очень ощущалась нехватка места: в небольшой камере на 15 человек нары стояли в три яруса, и когда все спускались на пол, то терлись друг к другу, как в час пик в метро. В остальном было приемлемо. Раз в день пускали на часовую прогулку, раз в неделю — в душ, в это же время меняли постельное белье. Когда люди обращались к врачу, оказывалась медицинская помощь — однажды мне даже делали снимок носа, потому что были симптомы гайморита. Можно было сделать прививку или вызвать стоматолога — но он приходил не ко всем.
Работала и библиотека: два раза в неделю библиотекарь приносил книги, которые ты заказывал по широкому списку, — кажется, волонтеры составили его еще в 2020 году. В том числе я читал Алексиевич на белорусском языке. Также как учитель я знаю много стихов наизусть, поэтому время от времени читал их про себя или вслух сокамерникам, некоторые из них они просили записывать. Они добавляли настроение бодрости и уверенности. Особое настроение создавалось, когда читал практически всего Владимира Някляева — очень его люблю. Также под настроение подходила Лариса Гениюш, ее произведения в стиле известного четверостишия, которое воспринималось как девиз:
“Адзінай мэты не зракуся,
і сэрца мне не задрыжыць:
як жыць — дык жыць для Беларусі.
А безь яе — зусім ня жыць”.
Много стихов присылали друзья в письмах — это еще один источник вдохновения за решеткой. Всего за это время пришло около 250 писем, однако когда я вышел, узнал, что писали в несколько раз больше. Не думаю, что была какая-то логика в том, какие вещи цензура не пропускала, но мы замечали, что чаще не проходят письма, пронумерованные цифрой “1”, или те, которые были явно от незнакомых людей. Также часто не пропускали поэзию, но однажды я написал стих в прогосударственной стилистике о красно-зеленом флаге, ветеранах, но зашифровал в первых буквах лозунги вроде “Верым! Можам! Пераможам!” — и оно дошло до адресата.
- Письма, которые дошли Алесю за время заключения
Но я и те из политических, кто сидел с мной, прекрасно понимали, что нам пишут намного больше людей. Письма — очень важное проявление поддержки, думаю, человеку в заключении будет интересно все. Мне присылали и личные рассказы, и новости, и стихотворения, и рецензии на фильмы и выставки. Рассказы с путешествий тоже добавляли мне радости и веселья.
“С некоторыми политзаключенными мы общались исключительно по-белорусски”
— На Володарке я стремился в основном говорить по-белорусски, и в общем люди относились к этому либо нейтрально, либо позитивно. С некоторыми политзаключенными мы общались исключительно на "мове". Я замечал определенный интерес людей к белорусской культуре: когда они узнавали, что я учитель, спрашивали у меня о чем-то, интересовались — обычные люди, которые сидели за условную кражу. Месяц поговорив на белорусском, я заметил, как родные слова вошли в речь определенных людей. Среди заключенных я, кстати, не видел ни одного сторонника Лукашенко, хотя встречал поклонников Путина и “русского мира”.
Со стороны персонала некоторым также нравился белорусский — он неприятно трогал только одного-двух человек. А вот на Окрестина отношение у всех было исключительно негативное. Мне также не разрешили записать так называемое “покаяльное видео” на белорусском языке.
На допросах и в суде я говорил по-русски, потому что знал, что по моей статье часто дают ограничение свободы. Решил, что если буду обычным среднестатистическим гражданином, который в какой-то момент оказался здесь, смогу выйти и сделать что-нибудь полезное. Из-за этого я также признал вину, хотя, честно говоря, не считаю себя виновным. Зная, что есть выход, я воспользовался им и, можно сказать, переступил через себя. Поэтому я бы не сказал, что я такой сильный, как Статкевич или Северинец. Хотя если бы знал точно, что у меня будет несоизмеримо огромный срок и более-менее приемлемого исхода быть не может, вел бы себя немного иначе: морально мне было бы так проще.
К сожалению, отношение к белорусскому языку как чуть ли не вражескому — часть целенаправленной политики государства по уничтожению языка и культуры. Я уверен, режим будет продолжать это делать, но люди показали, что они не дадут этому произойти. Считаю, дело в том, что если Нюрнбергский процесс осудил фашизм и теперь он не может поднять голову, то советская идеология, которая была не менее кровавой, не была ни осуждена, ни пресечена, поэтому наши сегодняшние власти в полной мере придерживаются этой человеконенавистнической идеологии. Все используется для накала общества, для поиска врагов, и эта ненависть к национальному сидит у них в голове. И мы будем видеть эти проявления то тут, то там. Отрицая репрессии, власти демонстрируют, что не видят в них ничего дурного: для них нормально уничтожать людей, которые не согласны с их политикой. Но мысли невозможно истребить. Поэтому я считаю, что была очень важной деятельность всех оппозиционных и независимых структур последних лет: они сохранили идею, флаг, основной стержень, который в 2020 году объединял вокруг себя уже огромное количество людей. Меня очень воодушевляют люди, которые не сворачивают с пути борьбы за Белорусчину уже более 25 лет. Если бы они избрали другой путь, стали бы успешными в имеющихся условиях: Некляев издавал бы сборники многотысячными тиражами и возглавлял бы все творческие объединения, Статкевич с его опытом мог бы построить военную карьеру… Наша задача сейчас — сделать так, чтобы все их усилия были не напрасными. Столько всего вложено ценой судеб и жизней, что мы не можем сказать: ой, нет, бороться сложно и невозможно. Но в таких условиях также не надо осуждать людей, которые ломаются в тюрьмах: они уже сделали очень многое, и из-за этого оказались за решеткой. Быть героем и сильным — не базовая потребность человека.
Но в большинстве я вижу, что люди в тюрьме закаляются. В этом помогает, казалось бы, абстрактное чувство справедливости и культурный слой. Я вспоминал литературные сюжеты, нашу историю и часто думал о людях, которые боролись против большевицкого строя. Большинство из их судеб были еще более трагическими, а перспектив было гораздо меньше. В нашем случае эта постройка, возможно, даже и деревянная — а у них это была стена из непробиваемого материала, которому не было конца. Но в итоге они же и обрушили этот режим. Если они смогли, то почему не сможем мы, имея такую славную историю и таких чудесных людей?
“Определенное спасение можно найти в национальной культуре”
— После задержания основное разочарование у меня было в том, что не вышел на работу в Лицей БГУ. Я готовился к ней все лето, но из-за общей атмосферы задержаний на самом деле ощущалось, что могут прийти и за мной. Сейчас в Беларуси когда кого-то арестовывают, это уже не настолько неожиданная и печальная новость, но это не должно оказываться нормой. Страшно, что люди привыкают к таким вещам, когда они перманентно присутствуют в жизни.
Но люди не привыкают к этому в такой степени, что опускают руки и признают, что такое положение навсегда и уже нет смысла ничего делать. Нет: не имея возможности открыто выступать против, люди накапливают протест внутри себя, чтобы в определенный момент он вышел на поверхность и дал свои плоды. Я думаю, как только предоставится минимальная возможность, мы это увидим. Поэтому революция — можно по-разному называть ее — не провалилась целиком, она не задушена и процессы продолжаются. Народный дух и сегодня можно почувствовать на определенных мероприятиях в Беларуси. Конечно, теперь все скрыто, но в таких условиях это и правильно.
Поэтому несмотря на то, что смерть людей, страдания политзаключенных нельзя ничем оправдать, все равно можно видеть положительные результаты последних событий. Некоторые говорят, что главное — это права человека и другие демократические ценности, но я считаю, что главное — национальная почва, включающая в себя и все эти ценности. Поэтому сейчас определенное спасение, на мой взгляд, можно найти в национальной культуре, национальной идее. И как мы видим, люди обращаются к этому, в них пробуждается интерес к национальному — вот главный итог событий. Когда я вышел из СИЗО, я увидел расцвет белорусскоязычного контента в TikToK: круто, что даже школьники стараются записывать видео на родном языке, хоть первоначально и с большим количеством ошибок.
Сейчас прекрасное время зарыться в культуру Беларуси и развить себя как человека, личность, белоруса, подготовить определенный грунт будет не лишним. Ведь когда опускаются руки, не видно ни выхода, ни возможности сделать что-то действительно значимое, остается только это и слепая вера: если понемногу делать что-то малозначимое, рано или поздно у нас появится возможность на что-то повлиять. А сейчас надо перетерпеть.
Для меня интересным оказался творческий период в заключении. Если обычно я писал стихи, которые соответствовали одному из основных настроений белорусской литературы и были достаточно гнетущими, то в СИЗО у меня писались гораздо более боевые произведения — такая гражданская лирика. Я, собственно, не очень люблю свои стихи, когда перечитываю их, но собираюсь сесть и структурировать их, чтобы иметь определенную картинку того, что я написал за это время. Например, в тюрьме я начал писать поэму о Минске, и она была готова процентов на 60, но когда я вышел, то продолжение не сложилось. Я очень люблю Минск, и интересно, что писал поэму, когда физически не имел доступа к нему; возможно, сейчас есть определенные аналогичные настроения — поэтому это принесет результат в творческом воплощении. По замыслу это произведение о пересечении истории и современности. Считаю, что Минск — довольно интересный город, в котором почти истреблена историчность. Все самое красивое и интересное в нем — это советская застройка, которая не должна была бы восприниматься родной и близкой, но почему-то именно так и воспринимается. Такая двойственность видится повсюду в Минске.
“Чем скорее произойдут перемены, тем лучше для нашего народа”
— Я и сегодня не могу уверенно сказать, что уехать было стопроцентно правильным решением. Я вижу в этом много неприятного, потому что считаю, что действия за пределами Беларуси имеют не особо большое значение: когда ты в Минске говоришь в магазине “прывітанне” и “дзякуй”, мне кажется это более значительным, нежели в знак протеста собрать тысячу человек около посольства в чужой стране. Поэтому я смотрю восхищенными глазами на людей, которые сейчас остаются в Беларуси и хотя бы просто говорят на родном языке или имеют в голове протестные мысли.
Хотя с другой стороны, и за границей происходят важные вещи: например, помощь политзаключенным, публикация культурных произведений. Но считаю, что это имеет меньшую ценность, чем если бы это делалось в Беларуси. Хороший вопрос в массовости того или иного действия. Лично я считаю, что бойкот референдума был бы лучшим вариантом, однако приемлемым будет тот, который будет массово поддержан людьми. То же с вопросом, уезжать или нет. Когда некоторые люди остаются в Беларуси наперекор всему с перспективой попасть за решетку, их действия немного теряют смысл из-за их единичности. Надеюсь, действия сегодняшней эмиграции принесут свои плоды, когда страна претерпит определенные изменения — например, так случилось в начале 90-х. Хотелось бы верить, что большинство из тех, кто уехал, вернется, когда что-то изменится, но этот больной вопрос. Люди продолжают свою жизнь, и чем больше пройдет времени, тем меньше из них вернется. Но о себе я могу сказать, что я вернусь точно, как только — так сразу, таких людей с такой же позицией я знаю. Поэтому чем скорее произойдут перемены, тем лучше для нашего народа и Беларуси.
Сейчас же у меня все больше и больше ощущается желание вернуться на Родину, на настроение влияют и невеселые новости из Беларуси. Но за границей много культурных проектов, люди что-то стараются делать, поэтому для вдохновения тоже есть основания. Сейчас я работаю в сфере журналистики, а также готовлю бесплатные лекции по белорусскому языку. Но ощущается недостаток преподавательской нагрузки, поэтому надеюсь, что в Беларуси удастся вернуться к ней.
Стихи, которые Алесь написал за время заключения
***
уцякала вясна ад зімы
ападалі з галінаў коцікі
уцякалі й твае сябры
недзе там па сусвеце коцяцца
за сумётам сумёт паўстае
завірухі завеі сцюжы
па цяплу пазнаем Людзей
годных родных але нядужых
учора нехта ды заўтра хтось
на падлікі няма ўжо сілаў
усё малюе на крышах мароз
невясёлыя перспектывы
уцякла вясна ад зімы
за сабою спаліла мосцікі
застаюся я
застаешся ты
па чарзе даглядаць за коцікам
19.10.21
***
ПАХОДНЯ НА ПАДВАКОНЬНІ
Наталлі Капыцька
У час цемры. У час беспрагляднае цемры
якая годнасьць – запаліць у акенцы маленькую сьвечку.
Ведаючы, што неадступна пагрукаюць у дзьверы.
Ведаючы: да кожнае шыбы прыстаўлены сьледчы.
Ведаючы, што сьвятла яны не пацерпяць.
Ведаючы: зьніч той зьнішчаць. Цябе са зьнічом тым разам...
Але адчайна запальваеш, сьлепа верачы:
мо гэтым разам
сьціплая сьвечка – кволенькі зьніч
насуперак катаваньням, забойствам, абразам
разгарыцца ў паходню сьвятога Паўстаньня,
выпальваючы страх, зьняверу і параліч.
Бо цяпер
кожны агеньчык можа стацца сьвітаньнем.
Бо цяпер
у кожным енку затоены кліч.
07.12.2021
***
У змрочных склепах Валадаркі
Вользе Залатар
"Добрай раніцы!" — у твар канвою,
"Добрай раніцы!" — катам у сьпіны.
І нічога, нічога ня зробіш з табою —
Хай глытаюць нянавісьці сьліну.
Бо свабодзе ня ставяць умовы,
Бо свабода з-за кратаў зьзяе,
Бо свабода струменіць мовай,
Сьцягам у сэрцы свабода лунае!
Бы жывою вадой гаючай,
Я напіўся ўсьмешкай тваёй.
Дзякуй, Вольга, за неўміручасьць,
Дзякуй, Вольга, за супакой.
Тут мярцьвяцкі агідны водар,
Тут адчаю халодны змрок,
Ды разьбіла, разбіла яго ты
Сьмехам поўнячы кожны крок.
Як у адказ — толькі ўласнае рэха,
Помні, гэта хутка-хутка міне,
Ведай, нехта дыхае тваім сьмехам,
Нехта ўсьмешкай тваёй жыве!
24.11.2021
***
Сонца вісьне па-над палямі,
Па прагнозе завеі й галалёд.
Вось сябры паставалі бусламі:
Крылы ўбокі – ды ў палёт.
Мы ж з табою буслы таксама:
Чырвань дзюбы і бель крыла.
Нам ня сіл на палёт ня стала –
Нам Айчына дазвол не дала!
Мо сябры разумеюць і самі:
Крылы лётаць каб, не зьлятаць.
Мы тут сталі радзей радамі,
Але ж нам тут да скону стаяць.
І цяпер мы буслы з бусламі
Цераз краты і праз мяжу
Перакідваемся лістамі:
“Не судзі” – “Не суджу” …
Перакідваемся лістамі,
Ды захоўваем супакой.
Дзякуй богу, што я не з вамі,
Дзякуй богу, што вы не са мной.
09.2021
