"Мы критикуем такую практику и методы". Павел Сапелко о том, почему амнистия имеет преимущества перед помилованием

С начала июня с разных исправительных учреждений приходят сведения о том, что политическим заключенным предлагают подписать прошения о помиловании на имя Александра Лукашенко. Юрист Правозащитного центра «Весна» Павел Сапелко объясняет, почему правозащитники критикуют такую процедуру, а также почему политическая амнистия имеет больше преимуществ, чем помилование.

Иллюстративное фото

Форма подготовки помилования призвана унизить осужденного

Ситуация возвращает нас в 2011-2012 года, когда оказавшиеся в СИЗО и колониях после нескольких процессов пять десятков политзаключенных стали властям, по-видимому, слишком дорого стоить.

Тогда первые же освобожденные в порядке помилования политзаключенные рассказали о том, как получали от них заявления о помиловании: кто-то, не задумываясь, написал нужные строки, от кого-то их получали с большим трудом, на кого-то махнули рукой и включили в соответствующий указ без собственного заявления. А кого-то просто не освободили.

Мы, правозащитники, критиковали тогда и критикуем сейчас такую практику и методы: во-первых, помилование – это не тот инструмент, который применяется в отношении политических оппонентов. Во-вторых, форма подготовки помилования призвана унизить осужденного: от них требуют раскаяния, признания вины и прочих, часто морально неприемлемых поступков. А вообще-то, в соответствии со статьей 96 Уголовного кодекса, таких заявлений не нужно. Эти формальности, в том числе заявление осужденного с просьбой помиловать его, придумали отдельно, изложив в соответствующем Положении.

Альтернатива — политическая амнистия

Особенно вызывающе на этом фоне выглядело принятие в 2012 году закона об амнистии с запретом на ее применение в отношении осужденных по ст. 342 и 293 Уголовного кодекса участников протестов. Хотя как раз амнистия и может при определенных обстоятельствах стать инструментом снижения политической напряженности – если она направлена на выход из затянувшегося гражданского конфликта, снижение градуса противостояния между идеологическими противниками.

На память приходит пример политической (вот так прямо в названии и было указано) амнистии, объявленной российской Госдумой после событий 1991-1993 годов. В Российской федерации тогда решили прекратить все уголовные дела, находящиеся в производстве следователей, и дела, не рассмотренные судами (рассмотренных по этим событиям не было), в отношении лиц, привлекаемых к уголовной ответственности по трем эпизодам:

• а) по событиям 19-21 августа 1991 года, связанным с образованием Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) и с участием в его деятельности;
• б) по факту столкновения демонстрантов и работников органов внутренних дел 1 мая 1993 года в г. Москве;
• в) за участие в событиях 21 сентября - 4 октября 1993 года в Москве, связанных с изданием Указа Президента РФ "О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации" и противодействием его реализации, независимо от квалификации действий по статьям Уголовного кодекса РСФСР.

Зачем я все это подробно пересказываю? Потому что мы часто слышим от разных представителей властей высказывания вроде того, что у нас нет политзаключенных, люди наказаны за конкретные преступления, они ничем не лучше других заключенных и т.п. Так вот, в России тоже были возбуждены дела с громкими названиями – по факту захвата мэрии Москвы, массовых беспорядков с погромами, захватом заложников и вооруженного сопротивления органам власти; по факту учинения массовых беспорядков, сопровождавших попытку захвата телецентра «Останкино», а в итоге – о массовых беспорядках в Москве 3-4 октября 1993 года. Но российские законодатели тогда нашли определения произошедшим процессам и нейтрально, но исчерпывающе определили рамки амнистии.

Безусловно, та амнистия по-разному оценивается исследователями, но никто не поспорит с тем, что тысячи людей, проявивших гражданскую позицию, по итогу не попали в тюрьмы и лагеря.

Одного только освобождения недостаточно

Также бесспорно, что в отношении тех, кто был осужден исключительно за реализацию своих гражданских прав, одного лишь освобождения недостаточно. Они должны быть полностью восстановлены в гражданских правах, и им должен быть возмещен причиненный вред.

Еще один аспект также не допускает никаких исключений – властями должно быть проведено расследование пыток и актов жестокого обращения, а виновные в их совершении должны быть наказаны, поскольку это – преступления против мира и человечества. По международным стандартам у них не должно быть сроков давности, они не могут прекращаться по нереабилитирующим основаниям. В то же время нетяжкие преступления, совершенные представителями власти, могли бы войти в перечень прекращаемых: так, кстати, регулировали вопрос национального примирения другие российские амнистии – в отношении участников чеченских войн.

У амнистии есть еще несколько преимуществ перед актом помилования: она может распространяется на всех, кто был причастен к событиям, независимо от факта привлечения к ответственности до принятия соответствующего закона. Она остановит конвейер уголовных дел сейчас и станет сдерживающим фактором, если у кого-то из правоохранителей будущего возникнет идея припомнить гражданским активистам деятельность прошлых лет.

Сам по себе акт амнистии не исключает отказа обвиняемого или осужденного от ее применения и от продолжения расследования, суда и обжалования судебных решений. Но амнистия может быть неплохим выходом для тех, кто не готов терять годы и здоровье в местах несвободы.

Подводя итог, мы считаем, что в ситуации острого кризиса в целях деэскалации гражданского и политического конфликта, в качестве первого шага власти должны провести широкую амнистию для всех осуждённых, обвиняемых и подозреваемых в протестных действиях в период с мая 2020 г. – как политзаключенных, так и не признанных таковыми. Тем более мы видим, что прокуратура и МВД, ведущие статистику возбуждения «протестных» дел и направления их в суд, а также вынесения приговоров судами, прекрасно знают, о каких людях и делах идет речь.