Мужчина после суток в ИВС: «Если ты чувствуешь себя человеком, никто не может у тебя этого отнять»

«Весна» поговорила с Олегом, который на прошлой неделе вышел после административного ареста из Молодечненского ИВС: он рассказал про условия содержания в изоляторе.

Олег – житель Молодечно. Еще осенью прошлого года его вызвали в РОВД из-за участия в «несанкционированном мероприятии» по случаю гибели Романа Бондаренко. Тогда молодечненцы прошли по городу, чтобы почтить память молодого человека. Олег рассказывает, что он не выкрикивал лозунги, а просто шел в колонне: так он попал на камеры видеонаблюдения и получил повестку в РОВД. При составлении протокола он не отрицал участие в мероприятии, суд назначил ему семь суток административного ареста. Апелляцию отклонили.

Перед майскими праздниками к Олегу домой пришли сотрудники милиции, чтобы забрать его для отбытия наказания, но в тот момент он был в командировке. Поэтому в РОВД мужчина приехал 13 мая.

«За семь суток выдали зубную щетку и туалетную бумагу»

«Я взял с собой разрешенные вещи: книгу, мыльные принадлежности, пластиковую кружку и чай, – говорит Олег. – Но как оказалось, это запрещено: все, что за семь суток мне выдали из моих вещей, – это зубная щетка и туалетная бумага. Из передачи разрешили взять только теплые вещи. Тем, у кого был больший срок, разрешали забрать из передач сменные вещи, полотенце. У меня за все время пребывания не было ни полотенца, ни матраса, ни постельного белья: спали мы на ДСП».

За ночь «политических» могли будить два раза: в большинстве случаев нужно было не просто проснуться, но и подняться с кровати, отвечая на вопросы. Ночью в камере постоянно горел свет.  Из естественного освещения – одно окно метр на метр, состоящее из стеклоблоков, и второе – наполовину меньше, которое можно было попробовать открыть тонкой рукой, чтобы проветрить помещение.

«Думаю, если бы в камере был курящий, было бы проблематично дышать, – отмечает Олег. – Потому что, хотя у нас никто и не курил, запах сигарет доходил до нас из других камер и коридора. Но у «политических» под запретом было практически все».

Еще один способ разбудить заключенных – включение вентиляции ночью. Она выдувает затхлый воздух, затягивает свежий, но холодный, температура в камере понижается – и человек просыпается. Так за время «суток» Олега делали несколько раз. Он рассказывает, что в их камере было достаточно тепло, но на северной стороне ИВС у заключенных условия были хуже: из-за постоянной сырости там было очень зябко.

 «Отдельная тема – питание, – продолжает Олег. – Я не привередливый, но назвать едой то, чем нас кормили, сложно. С утра обычно была сечка или перловка на воде, четверть батона и две так называемые котлеты серого цвета, по размеру чуть толще крабовой палочки: их мы даже не пытались есть. В обед – суп, единственное, что мы ели, он был хотя бы горячим. "Второе" в камеру на двоих приносили в одной тарелке с двумя вилками: делись, как хочешь. Дважды давали съедобное пюре, в остальных случаях – каша. Один раз дали по одной сосиске на человека, их мы с удовольствием съели. В остальных случаях – те же серые хлебные котлеты, только обжаренные, мы называли их наггетсами. В обед приносили еще по 200 грамм хлеба. Ужин состоял из одного наггетса. То есть, чаще всего, в день ты ел батон и суп».

Олег отмечает, что проблем с врачами не возникало: однажды у него поднялось давление, ему оперативно вызвали скорую помощь.

«Большинство конвойных опускали глаза»

«У «политических» под запретом было практически все, что разрешено остальным заключенным, – говорит Олег. – Например, не давали книги, кипяток (хотя остальным его выдавали три раза в день). Когда просили, отвечали «Без комментариев», уходили от ответа или молчали. 70% конвойных при этом опускали глаза. И хотя у большинства осталась совесть, без «отличников» не обходилось: были те, которым приносило удовольствие издеваться над нами. Условно, работу можно выполнить на «три», если у тебя есть совесть, а можно на «пять», если нет. Можно поднять тебя ночью, а можно не будить, а проверить состояние. Можно налить суп из сплошной воды, а можно добавить туда что-то питательное. Можно выдать полотенце, а можно не выдавать – пусть вытирается кофтой. Можно дать нормальную туалетную бумагу, а можно ужасную. Некоторые понимают степень маразма. У одного парня, который требовал, чтобы мы встали ночью, я спросил: «Ты получаешь от этого удовольствие или как?» Он ответил: «Вопросы к начальству».

Олег говорит, что все это время у него было ощущение, что он находится в военном фильме, где немцы перевозят пленных советских солдат – только здесь это отношение беларусов к своему же народу.

«Такая плата за то, что ты высказал солидарность и имеешь свое мнение, – говорит Олег. – Они хотят поломать в тебе чувство человеческого, опустить на социальное дно. Но если ты чувствуешь себя человеком, никто не может у тебя этого отнять. Твое мнение не меняется, а возмущение и желание изменить ситуацию и отношение к себе у людей накапливается, как снежный ком».      

 «Все переносимо»

«Конечно, однообразность угнетает, – вспоминает Олег. – Нечем себя занять, ты общаешься, гуляешь по камере, чтобы быстрее уснуть. Можно заниматься бытовыми делами – стирать и убирать. Парень в одиночке занимался математическими задачками, чтобы чем-то себя занять. Но неделя все равно тянется невыносимо долго, хотя сейчас о ней нечего и вспомнить. Это как бежать во сне: вроде бы, бежишь, но не можешь сдвинуться с места. Казалось бы, сегодня ты дома с детьми, а завтра ты уголовник, к которому отношение хуже, чем к уголовнику.

И хотя я шокирован, как беларусы могут делать подобное с беларусами, все это переносимо и переживаемо. Для этого можно и нужно находить мотивацию и плюсы».