Правозащитный ген Саши Кулаевой. Часть 1 Фото

Правозащитный центр “Весна” встретился с известной правозащитницей Сашей Кулаевой, которая 16 лет своей жизни посвятила работе со странами Восточной Европы и Центральной Азии в Международной федерации за права человека. Мы узнали, как Саша Кулаева пришла к защите прав человека. Как прошло её детство в семье диссидентов-правозащитников? Что больше всего впечатлило международную правозащитницу в работе с Беларусью? Читайте в нашем интервью.

“В нашей семье дома не было телевизора, и это все вокруг считали довольно странным”

— Конкретной причины, почему я выбрала правозащиту, как таковой нет. Сплелось очень много разных факторов. Я родилась в начале 70-х гг. в Москве в довольно сложное время. В тот момент уже начинался разгон диссидентского правозащитного движения, активными участниками которого были мои родители. Соответственно я жила в доме, в котором параллельно с собранием гражданских активистов постоянно проводились обыски. В детстве у многих моих друзей по политическим статьям в тюрьмах сидели родители. И, конечно, это определенным образом сформировало мое сознание.

Наши родители считали, что глупо и даже опасно скрывать от детей то, что происходит вокруг. Если им ничего не объяснять, то они могут сделать что-то неосторожное. И, естественно, с поправкой на наш возраст, нам все объясняли. Родители читали нам самиздатовскую литературу. Мы выросли на “Одном дне Ивана Денисовича” Александра Солженицына, “Верном Руслане” Георгия Владимова. В нашей семье дома не было телевизора, и это все вокруг считали довольно странным. Родители справедливо считали, что оттуда идет всякая неправильная информация. Поэтому дети нашего круга жили будто в двух мирах. В одном вступали в пионеры, клялись в верности коммунистической партии. А в другом, домашнем, было все наоборот, и мы знали, что нельзя говорить в этих мирах друг про друга. Такая полярность создания. Поэтому привычка плыть против течения выработалась с детства.

Саша Кулаева с правозащитниками "Весны" Алесем Беляцким, Валентином Стефановичем на гражданском форуме прав человека в Минске, июль 2017 г. Фото из архива Саши Кулаевой

“Да и быт был довольно особый: на каникулы ездили в ссылки к друзьям родителей…”

— Сыграло свою роль знакомство в раннем возрасте с правозащитной теорией. До сих пор помню те жаркие споры на кухне про этическую оценку действий террористов-народовольцев. Уже с детства выработалась особая восприимчивость к беспределу. Да и быт был довольно особый: на каникулы ездили в ссылки к друзьям родителей, осваивали написание писем на письмах в лагеря, помогали формировать продуктовые посылки сидельцам...

Помню случай, как однажды сотрудники КГБ на саночках везли меня в детский сад, потому что дома у нас был обыск, и мою маму не выпускали на улицу. Такие воспоминания, безусловно, повлияли на сознание. В памяти остались плачущие друзья, у которых в очередной раз сел кто-то из близких. Было чувство отрезанности от общества. Чувство, что мы живем чем-то другим, чем живет все общество.

Когда в 9 лет меня принимали в пионеры на Красной площади, мои родители вообще не пришли. Зато помню умиленные лица мам и пап всех остальных детей. У меня не было школьной формы: родители отказались её покупать. Я пришла в школу в гражданской одежде, хотя и похожей на нужную форму. Вот такие детские моменты наибольшим образом повлияли на мое мировоззрение.

Ещё помню случай, когда в 1986 году при обыске у нас забрали “Собачье сердце” Михаила Булгакова. Мама тогда запальчиво сказала этому офицеру, который уже сутки разворачивал наш дом: “Не пройдет и года, как “Собачье сердце” будет у нас опубликовано!” Удивительно, что менее чем через год повесть была опубликована. Мир стремительно менялся.

Оставила, конечно, отпечаток семейная дружба с известными правозащитниками Ларисой Богораз, Анатолием Марченко, Сергеем Ковалевым, Юрием Гастевым. Это были очень близкие друзья моей семьи. А с Сергеем Ковалевым дружим до сих пор. В памяти стоят домашние концерты в нашей гостинной Юлия Кима, Петра Старчика. Но думаю, что я собиралась, подрастя, все же заняться чем-то другим. Установки, раз наши родители были такими, значит и мы должны быть такими – ни у кого из нашей детской команды не было. Да и родители все были специалистами в каких-то своих областях, это ж не было тогда никакой профессией.

Саша Кулаева на встрече в Гомеле 2017 г.На фото руководитель ПЦ "Вясна" Алесь Беляцкий, правозащитник Валентин Стефанович, активист ОГП Василий Поляков, блогер Максим Филипович, правозащитник Леонид Судаленко.Фото из архива Саши Кулаевой

“Это был страшный год, когда погиб Толя. Казалось, что мрачнее быть не может ничего...”

— Началась перестройка. Мне тогда было уже достаточно лет, чтобы увлечься такими темами. В наши 16 лет мы наблюдали, как падают стены, выходят из тюрем политзаключенные. Наш дом наполнился уже совсем другими разговорами, в которых появились помимо протестов, еще и мечты, которых ранее почти не было. В 70-80-е годы был протест, была готовность к каким-то жертвам, но понимания, что это может что-то изменить, я думаю, не было…

Во времена перестройки появилось понимание: жизнь стремительно начинает меняться. В 1988 году Европарламент учредил премию «За свободу мысли» имени Сахарова, первым лауреатом которой посмертно стал друг нашей семьи Анатолий Марченко. Он был борцом за права человека в СССР, проведший почти 20 лет в тюрьме. За два года до премии Анатолий умер в результате более чем 3-месячной голодовки за освобождение всех политических заключенных. Это был страшный год, когда погиб Толя. Казалось, что мрачнее быть не может ничего...

И вдруг, всё то, что казалось невозможным, оказалось возможным. Наша безумная энергия первых перестроечных лет давала ощущение настоящей свободы. Мы можем много говорить о тех годах, но все равно не передать чувство сносящей голову свободы. Помню первые поездки за рубеж, первый приезд иностранцев, с которыми можно было, не прячась по паркам, встречаться, приглашать домой, открыто говорить на иностранных языках. Это все сложилось в одно целое, которое оказалось сильнее наших профессиональных планов, желаний. Я училась литературе, собиралась стать филологам. Моя сестра Стефания Кулаева училась на историка средних веков. А кончилась все тем, что мы оказались в правозащитных организациях. И теперь обе больше 20 лет работаем в правозащите в разных странах (Стефания Кулаева, экспертка антидискриминационного центра «Мемориал» (Брюссель) -ред.)

Саша Кулаева в Брюсселе в феврале 2017 г. с правозащитниками "Весны" Андреем Палудой и Валентином Стефановичем, матерью расстрелянного Владислава Ковалева, а также со специальным докладчиком по ситуации с правами человека в Беларуси Миклошем Харашти и спецпредставителем ЕС по правам человека Ставросом Ламбринидисом. Фото из архива Саши Кулаевой

«Можно было спокойно получать толстые журналы, которые публиковали всю «нелегальщину» за последние сто лет»

— Мы все тогда на всё реагировали. В 1991 году устраивали демонстрации, когда ввели войска в Вильнюс. Устраивали акции против первой чеченской войны. Тогда создавались всяческие гражданские инициативы. Все куда-то торопились, политзаключенные встречались, библиотеки формировались. Можно было спокойно получать толстые журналы, которые публиковали всю «нелегальщину» за последние сто лет. В дома невозможно было зайти: на порогах пачками стояли «Новый мир», «Знамя», «Огонек». В этих газетах и журналах писали крамольные слова, которые мы еще пять лет назад читали под подушками с фонариком. Конечно, вся эта ситуация произвела на нас большое впечатление на фоне того, что было до того. Это был светлый переход от отчаяния и мрака 70-80-х годов, когда было почти полностью разогнано правозащитное движение. Тогда сидели все, а у тех, кто не сидел, были бесконечные обыски: явно готовились новые дела. И вдруг расцвел такой цветок!

Саша Кулаева в офисе "Весны" с правозащитниками Павлом Сапелко и Валентином Стефановичем. Фото: ПЦ "Весна"

Продолжение будет.