Выступление адвоката в прениях на процессе по делу Алеся Беляцкого 23 ноября
Высокий Суд! Прежде, чем перейти непосредственно к предмету состоявшегося судебного разбирательства я бы хотел обратить внимание Высокого суда и напомнить еще раз, кто сегодня находится перед Высоким судом в статусе обвиняемого.
Такая оценка прозвучала со стороны государственного обвинителя, однако защита в этой части … несколько иного мнения, основанного в первую очередь на фактах, подтвержденных в ходе судебного разбирательства.
Так вот, Высокий суд, перед вами человек, который неоднократно выдвигался на Нобелевскую премию мира, человек, избранный в 2007 году вице-президентом Международной федерации прав человека, человек, получивший в марте 2006 года из рук бывшего президента Чешской Республики Вацлава Гавела премию Homo homini за защиту прав человека, лауреат шведской премии Per Anger, лауреат премии Свободы имени Андрея Сахарова. Перед вами, Высокий суд, наш соотечественник, который в 2010 году муниципалитетом итальянского города Генуя признан почетным гражданином Генуи, филолог, литератор, в прошлом руководитель музея бессмертного классика белорусской литературы Максима Богдановича, а еще ранее – депутат Минского городского совета.
Нет нужды продолжать перечисление тех фактов, знание которых исключительно важно не только для оценки личности Александра Беляцкого, но и для понимания сути предъявленного обвинения.
Вам, Высокий суд, было представлено мнение государственного обвинения, но я обращаю ваше внимание на то, что есть иное мнение, в корне отличное от того, что прозвучало до сих пор.
И смею Вам напомнить, что обвинение может быть положено в основу приговора лишь в том случае, когда отсутствуют сомнения в обоснованности и законности выводов такого обвинения, когда все факты, положенные в основу обвинения, подтверждены доказательствами, которые соответствует установленным законом критериям, когда искомые обстоятельства установлены и права обвиняемого не нарушены, когда приняты все возможные меры к собиранию доказательств не только обвиняющих, но и оправдывающих человека. В противном случае осуждение человека невозможно, независимо от инкриминируемого преступления, любых предположений и прочих фактов и факторов.
Так вот, Высокий Суд, говоря о предъявленном моему подзащитному обвинении, если, конечно, смотреть с позиции Закона, следует констатировать незаконность и необоснованность этого обвинения от начала и до конца, как по материально-правовым основаниям, так и в связи с исключительными нарушениями процессуального закона.
И я утверждаю, что сегодня буду объективен как никогда, поскольку суть того, о чем буду говорить, основана исключительно на объективной оценке требований Закона и фактов, чего защита, в свою очередь, ожидает и от Высокого Суда.
Итак, мой подзащитный, Александр Викторович Беляцкий, 1962 года рождения, обвиняется в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 243 УК Республики Беларусь.
Суть обвинения, претерпевшего несколько редакций, сводится к тому, что, по мнению государственного обвинителя, Беляцкий, якобы с 11 января 2007 года по 31 декабря 2010 года:
получил от иностранных организаций за пределами Республики Беларусь доходы, являющиеся объектом налогообложения, в сумме 567 721 евро в виде перечислений на два банковских счета; не указал эти доходы в налоговой декларации; не уплатил подоходный налог с этих доходов в размере 352 274 360 рублей.
Прежде чем перейти к анализу обвинения по существу, защита обращает внимание, что предъявленное обвинение, как и в период предварительного расследования, так и в ходе судебного разбирательства не соответствовало УПК и тем самым нарушало право на защиту Александра Беляцкого, поскольку опровергать абстрактные доводы не представляется возможным.
В частности, обвинение не содержало описания инкриминируемого преступления с указанием времени и места его совершения, а также детализированного описания способа совершения преступления и других обстоятельств, входящих в предмет доказывания в соответствии со ст.89 УПК Республики Беларусь.
Несмотря на то, что в обвинении фигурируют номера двух банковских счетов, однако не указаны субъекты, рассматриваемые в качестве источников получения дохода, а также основания, конкретные размеры, время поступления, целевое назначение и дальнейшая судьба этих средств, рассматриваемых в качестве дохода.
И, кроме того, защите в этой связи совершенно неясно, каким образом, исходя из этих фактических данных, рассчитана приведенная в обвинении сумма ущерба. И я обращаю внимание, Высокий суд, что если это понятно государственному обвинителю, то это не значит, что Беляцкий либо я, как его защитник, должны догадываться, каким образом произведен этот расчет. Поскольку суд выносит приговор в пределах предъявленного обвинения и, вероятно, обвинение определяет пределы судебного разбирательства и круг тех обстоятельств, которые необходимо исследовать и устанавливать. Так если не определен и не установлен расчет этих сумм, то как вообще можно обсуждать какие-то факты и доказательства, приведенные в утверждении?
И стоит ли мне еще раз говорить о том, что на все данные нарушения защита неоднократно указывала еще на следствии, подавая соответствующие жалобы в прокуратуру, которая призвана осуществлять надзор за законностью в уголовном процессе. Однако доводы защиты остались без должной оценки.
И стоит ли мне еще раз говорить о том, что на все данные нарушения защита неоднократно указывала еще на следствии, подавая соответствующие жалобы в прокуратуру, которая призвана осуществлять надзор за законностью в уголовном процессе. Однако доводы защиты остались без должной оценки.
В частности, Высокий суд, мы просили истребовать у организаций или лиц, которые следствием обозначены в качестве источников доходов моего подзащитного, сведения о том, каково назначение перечисленных ими денежных средств, каковы причины перечисления, предоставлялась ли данным организациям какая-либо информация об использовании этих средств.
Рассматривая то, как производилось расследование, в судебном заседании я обращал внимание на на поручение зампрокурора города Минска о производстве процессуальных действий, которое находится в листах 12-13 тома 2 дела. Я обращал внимание на то, что значительная часть указаний этого поручения не была исполнена, часть – исполнена на сегодняшний день, однако, часть так и остается неисполненной. Так вот, Высокий суд, если указания заместителя прокурора города Минска не выполняются, что уже говорить о ходатайствах защиты.
На этом основании защита пришла к выводу, что сбор сведений, оправдывающих обвиняемого, не входил в список приоритетов органа, ведущего уголовный процесс.
И обращаю внимание, что сам же Беляцкий, находясь с первого дня под стражей, уже не имел никакой возможности собирать доказательства. При этом даже изъятые у него дома материалы не возвращены в полном объеме, как, например, финансовый документ, который не возвращен, с другой стороны, и в материалах дела его нет. Где он тогда?
Представляется, что направление дела с таким обвинением в суд, не говоря уже о состоянии «доказательственной базы» и о том, что в основных материалах содержались сведения, не переведенные на русский язык, является прямым следствием необъективных налоговых проверок и свидетельствует в целом о подходе к возбуждению дела, его расследованию и поддержанию обвинения.
Из содержания оглашенного обвинения мы можем примерно уяснить предмет доказывания государственного обвинения – те обстоятельства, которые обвинение должно было доказать. А именно, государственный обвинитель должен был доказать, что Александр Беляцкий:
получил подлежащие налогообложению доходы от источников за пределами Республики Беларусь;
был обязан уплатить подоходный налог с этих доходов;
умышленно уклонился от уплаты налога в особо крупном размере определенными способами, в результате чего причинен ущерб.
Причем, если мы говорим о доходах, то обвинению необходимо было допустимыми и достоверными доказательствами установить точные их суммы и момент получения, обосновать получение обвиняемым экономической выгоды. Если мы говорим об обязанности уплачивать налог, то обвинению необходимо было проверить и исключить вероятность того, что доход не признается объектом налогообложения. Доказать прямой умысел именно на уклонение от уплаты налога, математически точно аргументировать расчет ущерба и т.д.
Я считаю, что ничего этого в процессе сделано не было. Мы хотим услышать, откуда возникли цифры, приведенные в обвинении. Напротив, даже свидетели обвинения дали показания, оправдывающие моего подзащитного, однако об этом мы скажем чуть позже.
В то же время, защита утверждает о незаконности предъявленного обвинения, его несоответствии фактическим обстоятельствам и абсолютной недоказанности.
Стоит ли говорить, что само по себе поступление неких сумм на банковский счет еще абсолютно не свидетельствует об уклонении от уплаты налога, ибо есть масса обстоятельств, которые по той или иной причине, не позволяют отнести такие суммы к налогооблагаемому доходу и исключают такие доходы из налогооблагаемой базы.
Для начала, разберемся по существу с той ситуацией, которая лежит в основе уголовного дела. Для того, чтобы осудить любого гражданина, доводы обвинения должны быть подтверждены доказательствами.
Забегая немного вперед, отмечу, что в судебном заседании установлено лишь то, что:
Беляцкий открыл два счета в иностранных банках;
на эти счета поступили некие суммы для правозащитной деятельности, и какая-то часть была снята в виде наличных средств.
Вот и все. Ни больше, ни меньше. Без какой-либо конкретики. Да и то, это установлено сугубо из показаний Беляцкого, поскольку иных допустимых, достоверных и достаточных доказательств виновности моего подзащитного обвинением не представлено.
Примечательно, что по делу абсолютно не установлено, какие именно суммы поступили, от кого именно, когда, в связи с чем, и какие именно суммы наличных средств сняты со счетов. Ведь даже в так называемом «новом» обвинении эти обстоятельства не отражены.
Полагаю, что даже государственный обвинитель не станет отрицать, что уголовная ответственность не может наступать на основании примерных предположений. Очевидно, что при отсутствии достоверно установленных сумм невозможен и расчет налога, что уже само по себе исключает обязанность его уплаты в инкриминируемом периоде.
Хотя это и не фигурирует в тексте обвинения, однако из вопросов и действий государственного обвинителя можно было сделать вывод (ну, и в принципе, это отчасти прозвучало в выступлении государственного обвинителя), что обвинение намеревалось установить нарушение Беляцким порядка получения и использования иностранной безвозмездной помощи. Однако, эти намерения, надо сказать, не увенчались успехом.
На первый взгляд, согласно п.1.1 Декрета Президента Республики Беларусь № 24 «О получении и использовании иностранной безвозмездной помощи» денежные средства в иностранной валюте, безвозмездно предоставленные организациям и гражданам Республики Беларусь иностранными организациями, можно отнести к иностранной безвозмездной помощи.
Согласно п.1.2 Декрета такие средства регистрируются в Департаменте по гуманитарной деятельности Управления делами Президента Республики Беларусь, но зарегистрировать средства необходимо и возможно лишь в случае, когда:
такие средства либо поступили на благотворительный счет в банке Республики Беларусь (тогда за регистрацией обращается владелец благотворительного счета),
либо когда такие средства ввезены в Республику Беларусь нарочным (тогда за регистрацией обращается тот, кто ввез средства).
И вот здесь состоит основной нюанс. Нам известно, что некие средства от неких иностранных организаций перечислялись в безналичном порядке на счета Беляцкого в иностранных банках. Однако не доказано, каким образом и в каком объеме средства поступали в Республику Беларусь, какбыло и не доказано, что эти средства вообще поступали в Республику Беларусь.
Главное, что Беляцким никаких денежных средств в Республику Беларусь не ввозилось (что подтверждается, в том числе, отсутствием иных сведений из таможен), а также не перечислялось на благотворительные счета в белорусских банках, равно как не находилось этих средств в распоряжении моего подзащитного в Республике Беларусь.
При этом у Беляцкого отсутствовала обязанность ввоза этих средств в Республику Беларусь (хотя бы даже по той причине, что средства получены в безналичном порядке, и совсем не все средства предназначались для использования в Республике Беларусь).
А значит, на эти средства не распространяется правовой режим иностранной безвозмездной помощи в смысле Декрета 24, они не подлежат регистрации в Департаменте, что следует из норм этого Декрета и что подтвердил вызванный обвинением свидетель Чавко.
Кроме того, из материалов дела усматривается, что средства были адресованы не лично Беляцкому, а предназначались для иных лиц и иных целей. Более того, ведь такой обязательный критерий отнесения денежных средств к иностранной безвозмездной помощи как «безвозмездность» их предоставления бесспорно не установлен, что очень наглядно показано приведенным моим подзащитным примером, когда часть тиража книги, изданной за средства иностранной организации за пределами Республики Беларусь передается этой иностранной организации (что означает получение иностранной организацией встречного предоставления, исключающего в данном случае безвозмездность).
Соответственно, вопросы, связанные с безвозмездной помощью, закрыты. Со стороны Беляцкого никаких нарушений норм Декрета №24 и порядка получения и использования иностранной помощи нет.
Но даже если обратиться к так называемым выпискам о движении средств по банковским счетам и другим материалам дела, и если должным образом проанализировать законодательство Республики Беларусь, то абсолютно очевидно не просто отсутствие признаков состава инкриминируемого преступления, но и отсутствие как такового общественно – опасного деяния.
Относящееся к обстоятельствам рассматриваемого дела налоговое законодательство сводится к положениям двух нормативных актов: это Закон Республики Беларусь от 21.12.1991 года «О подоходном налоге с физических лиц» и Налоговый кодекс Республики Беларусь.
Соответственно, эти акты рассматриваем в редакциях, действовавших на соответствующие периоды.
В силу норм п.3 и 4 ст.156 Налогового кодекса и аналогичной по содержанию ст.5 Закона налоговая база подоходного налога с физических лиц определяется как денежное выражение доходов, подлежащих налогообложению, уменьшенных на сумму налоговых вычетов, либо без применения налоговых вычетов. Т.е. доходы, не подлежащие налогообложению, не входят в налоговую базу.
Согласно ст.22 Закона и аналогичной ст.178 Кодекса обязанность подавать налоговую декларацию, указывать в ней определенные доходы, платить с них подоходный налог возникает лишь в том случае, когда плательщик получил доходы, подлежащие налогообложению. Т.е. доходы, не подлежащие налогообложению, не декларируются, и с них не уплачивается подоходный налог.
Стало быть, давайте разберемся, какие же доходы не подлежат налогообложению? А не подлежат налогообложению, согласно нашему законодательству, такие доходы, которые не признаются объектом налогообложения.
Согласно подпункта 2.19 ст.153 Кодеска Республики Беларусь и подпункта 2.19 пункта 2 ст.2 Закона объектом налогообложения не признаются доходы, полученные в денежной форме физическим лицом от другого лица для исполнения его поручения по осуществлению каких-либо расчетов, оплаты в его пользу или в пользу третьих лиц за товары (работы, услуги) либо по передаче третьим лицам полученных средств и исполнению обязательств.
Это означает, что если гражданин получает от некой иностранной организации денежные средства для исполнения поручения этой организации по осуществлению расчетов, оплаты за что-то, передаче третьим лицам или исполнению неких обязательств, то такие денежные средства не признаются объектом налогообложения. А значит, обязанность декларировать такие доходы и уплачивать налог отсутствует.
Думаю, здесь нет нужды объяснять, что если нет обязанности платить налог, то и уклониться от уплаты налога нельзя.
Самое время отметить, что именно такая ситуация и имеет место быть по настоящему делу. Доводы подзащитного о том, что в указанный следствием период он не получал подлежащих налогообложению доходов от источников за пределами Республики Беларусь и в связи с этим не нарушал никаких требований налогового законодательства, не опровергнуты в установленном законом порядке.
Даже из документов, похожих на выписки о движении денежных средств по банковским счетам, и документов, похожих на некие договоры (хотя все эти сведения лишены доказательственного значения), усматривается, что перечисленные на счета средства предназначались не лично Беляцкому и направлялись на счета подзащитного в определенных иностранными организациями целях и по их поручениям на использование таких средств, что уже само по себе опровергает доводы обвинения.
Так, в томе 1 на листах114-127 содержатся таблицы, похожие на выписки о движении средств по банковскому счету в литовском банке с текстом на иностранных языках а на листах 143-155 – вероятно перевод вышеупомянутых таблиц. Рассмотрим сведения о назначении платежей , которые содержатся на указанных листах в материалах дела.
На листе147 назначение платежа «Вясна» от Шведского Хельсинского Комитета);
На листе148 назначение платежа «Вясна» от организации “Защитники гражданских прав”;
На листе 151 назначение платежа “Аванс для миссии в Казахстане от Международной федерации прав человека. (Далее – неразборчиво).
Очевидно, что мы видим такие цели как: “Весна”, “Работа общественных приемных”, “Аванс для миссии в Казахстане”, “Брошюра на английском языке: Беларусь в период выборов другая страна”. Но ведь это еще не все, что есть в материалах дела на данный момент.
Из документов, приобщенных к делу стороной защиты, с очевидностью усматривается, что некие средства направлялись на счета для исполнения за счет этих средств поручений иностранных организаций.
Так, в материалах дела имеется нотариально удовтоеренное письмо от Норвежского Хельсинского комитета от 31 августа 2011года с апостилем. Данным документом Норвежский Хельсинский комитет поясняет, что перевел на счет Беляцкого в банке Литовской Республики 50 555,97 евро не в качестве личного дохода, а для правозащитной деятельности (в том числе, в пользу третьих лиц, для выплат и переводов им), и гарантирует, что сумма была израсходована согласованным образом, представлен отчет и проведена аудиторская проверка Норвежским Хельсинским комитетом.
Этот документ в наибольшей степени отражает суть отношений и то, что Беляцкий выполнял поручения Норвежского Хельсинкского комитета по осуществлению расчетов и передаче средств иным лицам, не получая никакой экономической выгоды.
Согласно нотариально удостоверенному письму от организации “Институт открытого общества «Фонд помощи», эта организация предоставила средства центру “Вясна”, перечислив средства на счет Беляцкого, исключительно для целей осуществления правозащитной деятельности, в том числе следующее: возмещение незаконных штрафов реперссированным, юридическую помощь репрессированным, юридическую и иную помощь семьям репрессированных, участие в международных конференциях по вопросам защиты прав человека, а также прочие потребости правозащитной деятельности.
При этом Фонд помощи подтверждает, что средства грантов, предоставленные им организации “Вясна” описанным выше способом, не являлись личным доходом Беляцкого, а условия грантов всегда выполнялись надлежащим образом, и предоставлены удовлетворительные отчеты.
Исходя из нотариально удостоверенного обращения организации “Защитники гражданских прав”, датированного 20 сентября 2011 года, с апостилем, организация “Цивил Райтс Дефендерс” не имеет ни финансовых, ни каких-либо иных претензий к Беляцкому, а также заявляет, что Беляцкий является выдающимся правозащитником. Эти документы в своей совокупности очень наглядно иллюстрируют суть происходящего, а именно, что средства от иностранных организаций перечислялись для использования согласно их поручениям;
средства расходовались на определенные цели в виде передачи иным лицам, в виде расчетов и пр., и не в отношении Беляцкого;
о расходовании средств предоставлены отчеты и проведены проверки.
Здесь хочу обратить внимание, что Высокий Суд правильно резюмировал показания свидетеля Шамкуть, в той части, что законодательство не устанавливает критериев и требований к тому, в какой форме может даваться поручение на использование средств, должны ли быть персонифицированы третьи лица, которым будут передаваться средства или с которыми за счет этих средств будут производиться расчеты, в какой мере и до какой степени может быть конкретизировано основание будущих расчетов и т.д.
Все вышеприведенные сведения подтверждаются показаниями Беляцкого о том, что он не распоряжался поступившими на счет средствами по своему усмотрению, а только выполнял поручения иностранных партнеров, что средства на счета перечислялись по инициативе иностранных партнеров, а в адрес иностранных партнеров предоставлялись отчеты и финансовые документы, претензий от иностранных партнеров не поступало.
Объективно, защита представила те документы, которые имелись в нашем распоряжении. Но и этого было достаточно, чтобы в полном объеме поставить под сомнение доводы обвинения. При этом напомню, что ходатайство защиты от об истребовании сведений о назначении и причинах перечисления средств на следствии было отклонено, а повторное ходатайство от 23.08.2011 года и вовсе не рассмотрено, хотя ничто не препятствовало органу, ведущему уголовный процесс, в порядке той же международной правовой помощи, чем не может воспользоваться защита, получить любые сведения. Однако якобы эти сведения, по мнению ДФР, не относятся к предмету доказывания.
К предмету доказывания ДФР, возможно, и не относится, потому что по результатам анализа материалов дела у защиты возникает вопрос: кто и что хотел доказать? А по закону – эти сведения, которые мы просили истребовать, носили исключительно важный характер и полностью оправдывали бы моего подзащитного, хотя он и не обязан доказывать свою невиновность.
Так, если вспомнить о презумпции невиновности и … (неразборчиво), то государственное обвинение, будучи осведомленным в процессе о возможности получения сведений, исключающих уголовное преследование, не представившее бесспорных доказательств виновности моего подзащитного и не опровергнувшее его показания, которые полностью соотносятся с материалами дела, не доказало обвинение. А ведь это безусловное основание для постановления оправдательного приговора.
Собственно говоря, не будь. Беляцкий поставлен в ту ситуацию, в которой он оказался в связи с ликвидацией и отказами в регистрации Правозащитного центра «Вясна»», не было бы этого процесса.
Помимо прочего, в подтверждение изложенных доводов защитой представлено даже несколько образцов изданий, которые вышли в свет по инициативе и за счет средств, перечисленных иностранными организациями на счета Беляцкого. Это, в частности, две книги с логотипами ПЦ «Вясна» и Норвежского Хельсинского комитета: первая “Будуйце масты, не сцены”, Издательство “Гудас”, Вильнюс, издатели Норвежскі Хельсінскі камітэт і праваабарончы цэнтр “Вясна” и книга “Кіраўніцтва па арганізацыі школ па правах чалавека”, место издания - Осло, 2008 год. Эти книги изданы за пределами Республики Беларусь в рамках периода обвинения.
Высокому Суду также была представлена книга «Матэрыялы беларускіх НДА, падрыхтаваныя для універсальнага агляду па Беларусі ў Савеце па правах чалавека ААН», которая издана в 2009 года, - в качестве примера аналитической работы, осуществляемой и в том числе ПЦ “Вясна».
Кроме того, теперь в материалах имеются и иные свидетельства расходования средств на цели, не имеющие ничего общего с личной имущественной сферой моего подзащитного. Речь идет о полосе в «БелГазете», где гражданин Возняк подтверждает получение его близкими помощи от «Вясны» в период нахождения данного гражданина в СИЗО КГБ. Представляется, что такого рода свидетельств может быть обнаружено множество. И все они говорят не в пользу обвинения. Обращаю внимание, что названные мной сведения необходимо рассматривать в комплексе.
Далее. Тот факт, что денежные средства передавались иным лицам и Беляцкий не осуществлял распоряжение ими, подтверждается и отсутствием с его стороны случаев ввоза таких средств в РБ.
Более того, если обратиться к так называемому «новому» обвинению от 16 ноября 2011 года, то не трудно заметить, что в нем уже идет речь о «доходах, связанных с выполнением Беляцким обязанностей, возложенных в рамках достигнутых договоренностей».
Несмотря на то, что вопреки требованиям закона обвинением не установлено, что за обязанности выполнялись и в рамках каких договоренностей, тем не менее, сама эта формулировка свидетельствует о том, что мой подзащитный не получал доходов, которые могли быть отнесены к объектам налогообложения.
Также хочу подчеркнуть, что, вне всяких сомнений, любой налогооблагаемый доход должен повлечь для получателя извлечение неких экономических выгод, что так или иначе должно найти отражение в приращении имущества обвиняемого.
Вместе с тем, отсутствие фактов получения экономической выгоды моим подзащитным подтверждается документами, представленными по ходатайству защиты из Инспекции Министерства по налогам и сборам по Первомайскому району, из которых следует, что приобретение недвижимого имущества имело место до 2000 года – т.е. задолго до периода обвинения и то, что расходы по приобретению недвижимого имущества подтверждены соответствующими доходами, отраженными в декларациях. Расхождение между доходами и расходами, которое имело место задолго до периода обвинения, столь незначительно, что подоходный налог с этого «превышения» за все годы в совокупности составил сумму 281 290 рублей, т.е. около 33 долларов США. За период обвинения Беляцкий не приобретал никакого имущества, которое не было бы подтверждено его задекларированными доходами. Эти сведения исследованы в судебном заседании.
В заключение этой части моего выступления, отмечу, что ранее в первоначальном обвинении, по которому производилось судебное разбирательство, указывалось, что якобы средства, поступавшие на банковские счета, открытые подзащитным, являлись его личным доходом и использовались в личных целях. Подобные доводы можно встретить в материалах дела. Однако данное утверждение изначально не имело под собой оснований.
В ходе судебного заседания было установлено, что единственными личными средствами, поступившими на счет подзащитного, был гонорар в размере 385 евро, перечисленный в 2007 году за подготовку части книги по правам человека в соавторстве, изданной в Швеции, что подтверждается и показаниями подзащитного и самой книгой, также документом от организации «Остгруппен фор демократи», которая издавала книгу. Данная сумма не снималась со счета. Это единственная сумма, за счет которой в 2010 году сделаны расходы в личных целях, что вправе был сделать подзащитный. Это опровергает доводы обвинения в соответствующей части. Это всё к вопросу о том, что есть такое понятие как объективность.
И объективно, не получал мой подзащитный налогоблагаемых доходов, как и не уклонялся от уплаты налога, в связи с чем отсутствует общественно-опасное деяние, инкриминируемое Беляцкому.
Прояснив ситуацию по существу, перейдем к самому главному – к так называемым «доказательствам». В первую очередь возникает закономерный вопрос: а установлено ли вообще получение А.В. Беляцким дохода от иностранных источников? Согласно ст.34 Налогового кодекса доходом признается экономическая выгода в денежной или натуральной форме, учитываемая в случае возможности ее оценки и в той мере, в которой такую выгоду можно оценить. Единственное доказательство обвинения, которым предпринята попытка обосновать получение дохода – документы, похожие на выписки о движении средств по банковским счетам: по банковскому счету № …… в “DnB NORD bank” в Литовской Республике, и по банковскому счету №…. в “AO ING Bank Slaski» в Республике Польша. Другими доказательствами якобы получения дохода моим подзащитным обвинение не располагает. Исследование данных материалов приводит к выводу, что в основу обвинения положены недопустимые доказательства.
По Литовской республике. В частности, статья 7 Договора между Республикой Беларусь и Литовской Республикой о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 20.10.1992 закрепляет обязательные реквизиты поручения об оказании правовой помощи. Сведения из «DnB NORD bankas» были запрошены и поступили в РБ до возбуждения дела – т.е. до 04.08.2011 года.
Соответственно, в нарушение подпунктов 3 и 6 пункта 1 ст. 7 Договора в просьбе о правовой помощи, не были указаны такие обязательные реквизиты, как название дела, по которому производится ходатайство об оказании правовой помощи, и описание состава преступления для уголовных дел. Следовательно, просьба о правовой помощи из Республики Беларусь было направлена вопреки требованиям Договора. В свою очередь, Министерство юстиции Литовской Республики также нарушило нормы Договора, выполнив просьбу, не соответствующую требованиям международного договора. В силу ст.19 Договора правовая помощь не оказывается, если ее оказание может причинить вред правам и законным интересам граждан или противоречит основным принципам действующего законодательства вызываемой договаривающейся стороны.
Поскольку получение сведений в порядке, не предусмотренном Договором, является нарушением законодательства, утверждаем, что сведения о якобы движении средств по счетам не могут быть признаны допустимыми доказательствами.
Согласно ст.6 Договора документы, высылаемые учреждениями юстиции и другими учреждениями в порядке оказания правовой помощи, должны быть заверены подписями и закреплены печатью с изображением герба государства.
Вопреки изложенному, материалы уголовного дела, на которых отпечатано содержание якобы движения средств по банковскому счету, не заверены подписями и не скреплены печатью с изображением Государственного герба, т.е. не засвидетельствованы надлежащим образом.
Так, в томе 1 лист дела 114 сопроводительное письмо Министерства юстиции Литовской Республики представлено в материалах дела в виде ксерокопии, в установленном порядке не заверено, отсутствует гербовая печать;
В листе 115 тома 1 – сопроводительное письмо банка “DnB NORD bankas” представлено в материалах дела в виде ксерокопии, в установленном порядке не заверено, печать банка отсутствует, гербовая печать отсутствует;
На листах 118-125 дела – распечатка в виде таблицы из определенного количества столбцов и строк с цифрами и символьными обозначениями - якобы выписка о движении средств по банковскому счету. Страницы не заверены никакими подписями должностных лиц, не заверены никакими печатями, в том числе, гербовыми, не составляли неразрывного целого, ибо не были прошиты и не были пронумерованы. И ни одна страница со сведениями о якобы поступлении средств никак и никем не заверена.
В деле отсутствуют доказательства того, что сведения, содержащиеся в виде распечаток на бумажном носителе, соответствуют сведениям, которые содержатся в электронной операционной системе банка. Оригинальные материальные носители информации, содержащие электронные копии сведений банковской операционной системы, не были изъяты, не были осмотрены, не были приобщены к уголовному делу в соответствии с требованиями УПК.
Так-же материалах дела отсутствуют какие-либо банковско-бухгалтерские первичные документы, например, расходные кассовые ордера, которые бы подтверждали факты поступления или снятия средств, что исключало бы факты ошибочного перечисления и последующего возврата сумм. Таких первичных документов в материалах дела нет.
В материалах дела отсутствуют какие-либо свидетельства того, что сведения из банка получены на территории Литовской Республики процессуальным путем.
Не ясно, на каком основании и согласно какой процедуре банк, который не является компетентным органом договаривающегося государства, предоставляет сведения, составляющие банковскую тайну, государственному органу Литовской Республики. При этом согласно ст.1 Договора граждане одной договаривающейся стороны пользуются на территории другой договаривающейся стороны в отношении своих личных и имущественных прав такой же правовой защитой, как и граждане этой договаривающейся стороны.
В деле отсутствуют запросы тех государственных органов, из которых возможно было бы почерпнуть информацию об основаниях и процедуре получения банковским сведений. В любом случае, эти сведения получены из банка не в порядке выемки, а неким иным образом – т.е. внепроцессуальным путем, в силу чего они не соответствуют требованиям вышеупомянутого Договора и не имеют доказательственного значения. Поэтому листы бумаги, на которых отпечатано якобы движение средств по счету являются недопустимыми доказательствами и не могут быть положены в основу обвинения. И самое интересное…
В материалах дела отсутствуют доказательства того, что в материалах уголовного дела содержатся именно те сведения (именно того содержания и именно в том виде), которые были предоставлены в адрес белорусской стороны. Да, нам известно, что какие-то сведения переданы. Но какие именно? И что в них содержалось? И где гарантия, что в деле именно те сведения, которые были предоставлены? Ни одно из этих сомнений не устранено.
Таким образом, в любом случае рассмотренные сведения не могут считаться достоверными и допустимыми, не имеют доказательственного значения, не подтверждают поступление каких-либо конкретных сумм на счет, открытый на имя моего подзащитного в банке “DnB NORD bankas”.
Теперь Республика Польша. Из материалов дела усматривается, что на момент направления просьбы о правовой помощи - январь 2011 года и на момент получения неких ответов отсутствовали необходимые и обязательные условия как для запроса сведений, так и для их предоставления. В частности, статья 6 Договора между Республикой Беларусь и Республикой Польша о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 26.10.1994 г. определяет, какие реквизиты должна содержать просьба о правовой помощи. Сведения из “ ING Bank Slaski” были запрошены и поступили в Беларусь до возбуждения дела – т.е. до 04.08.2011 года. Соответственно, вопреки подпунктам 3 и 7 п. 1 ст. 6 Договора в просьбе о правовой помощи не были указаны такие обязательные реквизиты, как название дела, по которому обращаются с просьбой об оказании правовой помощи, и в уголовных делах – описание и юридическая квалификация совершенного преступления. В связи с этим сведения запрошены и предоставлены в нарушение условий Договора, поэтому порядок получения не соответствует законодательству.
Во-вторых, не соблюдены условия, при которых имеющиеся в деле сведения могли бы считаться достоверными – т.е. соответствующими действительности.
Так, из ст. 11 Договора между Республикой Беларусь и Польской Республикой о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным, трудовым и уголовным делам, следует, что на территории договаривающегося государства - в данном случае Республики Беларусь- доказательственное значение имеют документы, составленные и засвидетельствованные компетентным органом другого договаривающегося государства, в данном случае Польской Республики, и подписаны должностным лицом этого органа и скреплены гербовой печатью.
Вопреки изложенному, материалы уголовного дела, на которых показано содержание якобы движения средств по банковскому счету, не заверены подписями и не скреплены гербовой печатью, т.е. не засвидетельствованы надлежащим образом.
Например, в томе 1 листа 234 – сопроводительное письмо Генеральной прокуратуры Республики Польша представлено в материалах дела в виде ксерокопии, в установленном порядке не заверена, также сопроводительное письмо банка не заверено гербовой печатью;
Листы справы 236-237, это документ, который в деле называется якобы выписка о движении средств по счету в польском банке. Ни одна страница, где якобы есть сведения о поступлении денежных средств, не заверена никаким должностным лицом банка, никакой печатью, в том числе гербовой. О чём здесь говорить!
Мы опять таки не можем быть уверенные в том, соответствуют ли эти сведения в в виде распечаток на бумажном носителе ,тем, которые содержатся в электронной операционной системе банка.
Оригинальные материальные носители информации, содержащие электронные копии сведений банковской операционной системы, не были изъяты, не были осмотрены, не были приобщены к уголовному делу в соответствии с требованиями УПК.
В материалах дела отсутствуют какие-либо банковско-бухгалтерские первичные учетные документы, например, расходные кассовые ордера и пр., которые бы подтверждали факты поступления или снятия средств, что исключало бы факты ошибочного перечисления и последующего возврата сумм. Таких первичных документов в материалах дела нет.
В материалах дела отсутствуют какие-либо свидетельства того, что сведения из банка получены на территории Республики Польша процессуальным путем. Если белорусская сторона действовала в целях определения истины, то ничто не препятствовало в порядке международной правовой помощи истребовать просто и спокойно все сведения, необходимые для юридических процедур в установленном порядке.
Таким образом, в любом случае такие сведения не могут считаться достоверными и допустимыми, не имеют никакого доказательственного значения. Это, Высокий Суд, очень важно, поскольку международные договоры заключаются с целью обеспечения интересов граждан государств-участников договора и соблюдения их прав и свобод. Важна, чтобы юстиция Беларуси и юстиция Польши соблюдали принцип, согласно которому личность и человек – это самое важное и самое ценное.
И даже безотносительно к содержанию международных договоров, я хочу процитировать часть 3 ст.88 УПК, которая говорит про сбор доказательств на территории иностранного государства в порядке международно-правовой помощи, и согласно которой эти доказательства должны быть заверены, как минимум и получены в установленном порядке. А имеющиеся в распоряжении обвинения материалы не соответствуют этим требованиям. Доказательства – это не сопроводительные письма, а выписки, которые никак не заверены.
И я обращаю внимание на часть 5 статьи 105 УПК, где говорится о том, что доказательства, полученные с нарушением закона, не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого обстоятельства, указанного в статье 89 УПК. По мнению защиты, суд не вправе пренебречь этим фундаментальным принципом, на котором основывается уголовный процесс и только при сохранении этих условий уголовный процесс достигает поставленной цели. Хочу ещё раз подчеркнуть, что критерий допустимости доказательств – и я счастлив, что это так - согласно нашему УПК носит безусловный характер. Это значит, что в одном случае они могут применяться, а вдругом игнорироваться, потому что имеются объективные причины. Ответ на этот вопрос не зависит даже от наличия или отсутствия других доказательств и от качества убеждений и от личности обвиняемого.
Здесь уместно привести в подтверждение всего вышесказанного и показания свидетеля Пашковской, специалиста управления SWIFT банка, вызванной по ходатайству обвинения.
Свидетель в судебном заседании пояснила, что выписка банка уникальна, комментировать ее она не может. Формы выписок из Литовского и Польского банков не являются международными. Она пояснила, что представленные ей распечатки, похожи на выписки банков, которые получены по одной системе, но потом преобразовываются при передаче во внутреннюю операционную систему конкретного банка, поэтому трудно судить по внешнему виду о том, как эти выписки получены. Комментируя выписки, свидетель пояснила, что они могут быть сформированы из отдельных финансовых документов. На вопрос суда, будут ли действительны выписки в отсутствие подписи и печати, свидетель пояснила, что по ее мнению такие выписки не будут действительны. Полагает, что невозможно, чтобы банк не имел собственной печати.
При этом сам Беляцкий содержание документов не подтвердил, за исключением незначительной суммы гонорара за написание части книги, и неоднократно обращал внимание суда, что его размышления о содержании распечаток носят теоретический характер предположений, поскольку доверять данным распечаткам в полно объеме он не может. Таким образом, получение неких сумм, которые обвинение считает доходом, не доказано. Если, конечно, руководствоваться Законом. Напомню, что приговор на предположениях и примерных допущениях основываться не может.
И я хочу еще раз, Высокий Суд, обратить внимание на то, что мы наблюдали в судебном заседании, когда государственный обвинитель доказывал достоверность сведений в выписке о движении средств из Литовского банка ссылкой на извинения представителе Литовской Республики, содержащиеся в неких интервью в неких СМИ.
Но это юридический нонсенс, поскольку распечатка интернет-страницы не названа в УПК в качестве источника доказательств, отсутствует процедура оценки и проверки сведений, сами же копии интернет-страниц никем не заверены и не установлено соответствие сведений в этих копиях тем сведениям, которые якобы имеются в интернете. Также ничем не подтверждено, что в деле именно те сведения, которые были предоставлены белорусской стороне в порядке международной помощи. Поэтому ничьи высказывания, какие бы они ни были, не могут подменять Закон, если, конечно, мы говорим о правосудии.
И если государственный обвинитель настолько сомневается в достоверности сведений, что в подтверждение их приобщает распечатки интернет-страниц, то о какой доказательственной базе здесь вообще может идти речь?
Отчего же защите отказано в удовлетворении ходатайства, почему не проверена информация, по какой причине не предприняты мер к получению банковских первичных документов?... Ведь даже если обратиться к СМИ, то в них никто не говорил конкретно, что предоставили. А может там были документы с другими цифрами.
В то же время стороной защиты к делу приобщена копия письма Министерства юстиции Литовской Республики от 24 августа 2011 года о том, что предоставленные сведения недостоверны. Этот документ заверен должностным лицом Литовской Республики и скреплен гербовой печатью этого государства. Так чему поверит суд: распечатке интернет-страницы или официальному документу с соблюдением всех обязательных реквизитов?
С одной стороны – вопросы без ответов, с другой стороны – ответ прост. Нужно обратиться к критериям оценки доказательств. Это ст.105 УПК. И это к вопросу о беспристрастности.
Значительная часть представленных в материалах дела доказательств представляет собой сведения, полученные из не предусмотренных УПК Республики Беларусь источников, а именно, из анонимных обращений. Напомню, что анонимное обращение не названо среди источников доказательств, предусмотренных ч.2 ст. 88 УПК Республики Беларусь, и не может быть отнесено ни к одному из них. В частности, анонимное обращение невозможно признать иным документом, поскольку в соответствии с ч.1 ст.100 УПК Республики Беларусь иные документы признаются источниками доказательств, если обстоятельства и факты, изложенные в них, удостоверены должностными лицами организаций или гражданами и имеют значение для уголовного дела. Очевидно, что сам характер анонимного письма не предполагает его удостоверения (неразборчиво).
Помимо того, что содержащиеся в анонимных обращениях сведения не могут быть признаны доказательствами, поскольку получены они из анонимных источников, предоставленные материалы сами по себе не соответствуют требованиям УПК Республики Беларусь, что исключает их использование в уголовном процессе.
Так, на листах дела 15-16 представлено письмо первого заместителя председателя КГБ Вегеры заместителю генерального прокурора Шведу, в котором указывается на некое анонимное заявление, поступившее в КГБ 28.10.2010 года, о том, что представители ПЦ «Весна» в целях финансирования радикальной оппозиции используют денежные средства, поступающие из-за рубежа. В подтверждение этого анонимный источник прилагает ксерокопии документов о зарегистрированных на Беляцкого и Валентина Стефановича счетах в зарубежных банках, а также о движении денежных средств по счетам. Также заявитель предоставил отдельные копии расписок граждан Республики Беларусь о предоставлении Беляцким и Стефановичем денежных средств представителям ПЦ «Весна».
Следует отметить, что само анонимное заявление в материалах дела отсутствует, что не позволяет даже однозначно утверждать о существовании такого заявления.
На листах17-45 в первом томе дела представлены вышеупомянутые документы, приложенные к анонимному заявлению, однако установить их правовой статус не представляется возможным. Данные документы не были предметом следственных действий, не указаны в каких-либо процессуальных документах, не оформлены соответствующим образом.
В частности, «отдельные копии расписок граждан Республики Беларусь о предоставлении Беляцким и Стефановичем денежных средств представителям ПЦ «Весна» в деле представлены в виде распечатанных на принтере в черно-белом формате фотографий неких документов, упакованных в файлы, причем на фотографиях эти документы зафиксированы не полностью.
Возникает вопрос, в каком виде были предоставлены указанные копии расписок в КГБ: в виде фотографий, или в виде упакованных в файлы документов или в ином виде, и что при этом следует считать копией?
Более того, исходя из содержания данных расписок, можно говорить о неотносимости их к данному уголовному делу. Содержание такой расписки представляет собой утверждение некоего гражданина о том, что он получил денежные средства в определенном размере, причем ни в одной не указаны ни цели получения данных денежных средств, ни источник их получения. Ни Беляцкий, ни Стефанович, ни «Вясна» в расписках не упоминаются. На каком основании следствие посчитало данные документы относящимися к делу?
Аналогичным образом не могут быть признаны доказательствами сведения, изложенные в имеющемся в материалах дела анонимном письме, якобы направленном в адрес следователя Косынкиной. Да и само по себе оно не имеет доказательственного значения, о чём я уже говорил выше.
В связи с вышеизложенным возникает вопрос, чем обосновано нахождение перечисленных документов в материалах уголовного дела? Ведь очевидно, что правомерное их использование в настоящем уголовном процессе невозможно – ни в качестве источников доказательств, ни в любом другом качестве. Наличие этих документов изначально создает у суда ложное представление о наличии в данном деле доказательственной базы, чем вводит суд в заблуждение относительно характера проведенного следствия и предъявленного обвинения.
Следующий блок доказательств стороны обвинения представляет собой документы, из содержания которых можно сделать вывод о проведении неких оперативно-розыскных мероприятий в связи с предварительным следствием по настоящему уголовному делу. Это якобы содержание переписки некоего гражданина Лабковича. Установить, какие это были оперативно-розыскные мероприятия, когда, где и кем они проводились, не представляется возможным ввиду отсутствия в деле каких-либо подтверждающих это материалов.
На листе дела146 (неразборчиво) Постановление о проведении оперативно-технических мероприятий, санкционированное заместителем прокурора Минска Кежуном от 12 сентября 2011 года, однако само постановление не приводится, защита с этим постановлением не ознакомлена. То есть, в деле не имеется прямых доказательств того, что оперативно-розыскные мероприятия вообще имели место. В деле представлены лишь поручение на их проведение и постановление о предоставлении данных о результатах оперативно-розыскной деятельности. Таким образом, сторона защиты и суд могут наблюдать некие подготовительные действия и их результат, в то время как весь процесс осуществления оперативно-розыскной деятельности скрыт следствием.
Согласно ст.101 УПК Республики Беларусь, материалы, полученные в ходе оперативно-розыскной деятельности, могут быть признаны в качестве источников доказательств при условии, если они получены в соответствии с законодательством Республики Беларусь, представлены, проверены и оценены в порядке, установленном настоящим Кодексом.
То есть УПК Республики Беларусь не освобождает орган, ведущий уголовный процесс, от проверки и оценки доказательств, полученных в результате оперативно-розыскных действий, по критериям относимости, допустимости и достоверности.
Однако и сами результаты оперативно-розыскной деятельности представлены в деле в таком виде, что не могут служить источниками доказательств. В первую очередь потому, что к материалам дела не был приобщен диск DVD RW объёмом 4,7 GB, емкостью 120 минут, на котором, согласно протоколу исследования предметов и документов, содержатся результаты проведенных оперативно-технических мероприятий. Хотя в деле и имеются указанный протокол и приложения к нему, однако, не имея исходных материалов (которые должны содержаться на диске), а также протокола оперативно-технического мероприятия, в результате которого они были получены, невозможно говорить о допустимости и достоверности результатов розыскной деятельности.
К тому же, вопреки мнению следствия, не доказана принадлежность почтового ящика labkovic@yahoo.com упомянутому в материалах дела некоему гражданину Лабковичу В.Н.
Регистрация электронного почтового ящика на сайте yahoo.com является бесплатной, не требует документального подтверждения указываемых при регистрации сведений. Логин Labkovic не является интеллектуальной собственностью Лабковича, официально за ним не зарегистрирован ни в каком порядке (и даже не соответствует латинизированному написанию его фамилии в паспорте). На каком основании орган уголовного преследования утверждает, что данный почтовый ящик принадлежит именно Лабковичу В. Н., и кто это гражданин, непонятно. Для установления личности пользователя данного электронного почтового ящика необходимо было совершить ряд процессуальных действий, без которых подобные утверждения голословны.
Таким образом, сведения, полученные в результате оперативно-розыскной деятельности, не могут быть признаны доказательствами….
В связи с изложенными обстоятельствами, по причине недопустимости документов, похожих на выписки о движении денежных средств по счету, доказательственное значение актов двух камеральных налоговых проверок Инспекции Министерства по налогам и сборам стремится к нулю.
Эти акты сами по себе не свидетельствуют ни о чем, поскольку основаны на ошибочных и непроверенных выводах, недостоверных сведениях и односторонней оценке. Они лишь своей формой и содержанием показывают тот подход, которым руководствовалась инспекция.
Кроме того, если мы вспомним допрос свидетеля Шамкуть в судебном заседании – то увидим, что, отвечая на вопрос государственного обвинителя «Возможно ли, что доходы, полученные на счета Беляцким, являются не налогооблагаемыми?», свидетель Шамкуть начала ответ со слов «Так вопрос не стоял…»! Что еще нужно комментировать?..
Говоря в целом о «свидетельских показаниях», следует отметить, что никаких новых сведений о фактических обстоятельствах дела допрошенные свидетели не сообщили. При этом понимание отдельными свидетелями норм законодательства не имеет само по себе доказательственного значения.
Показания же свидетелей Лаптенок, Звозскова, Полуды, Ревяко, Сазонова, Колчина лишь подтверждают показания моего подзащитного в той части, что он не являлся получателем средств, поступавших на счета, а лишь по поручению иностранных организаций выполнял техническую функцию по выполнению расчетов, передаче средств иным лицам для осуществления правозащитной деятельности.
Но обращаю внимание на еще один интересный нюанс. Почему были вызваны и допрошены в качестве свидетелей налоговый инспектор Соболева А., заместитель начальника ИМНС по Первомайскому району города Минска Шамкуть, заместитель директора Департамента по гуманитарной деятельности Управления делами Президента Беларуси Чавко,
начальник управления SWIFT “Беларусбанкf” Пашковская ?
Ведь согласно части 1 ст.60 УПК Республики Беларусь в качестве свидетеля может быть допрошено лицо, которому известны какие-либо обстоятельства по уголовному делу.
Очевидно, что ничего об инкриминируемых Беляцкому обстоятельствах этим лицам известно не было, а если и было, то это касается лишь налогового инспектора, чьи знания обстоятельств дела не выходят за рамки акта налоговой проверки, который и так исследовался в процессе. Все эти лица, за исключением сотрудницы банка, давали так называемые «показания» о содержании законодательства Республики Беларусь, которое, полагаю, и без того должно быть известно следователям ДФР КГК Республики Беларусь, суду, государственному обвинителю – в силу их профессиональных обязанностей.
Если же участников процесса интересовали некие специальные познания упомянутых свидетелей, то в таком случае названные граждане должны были участвовать в процессе в качестве специалистов согласно ч.1 ст.62 УПК Республики Беларусь.
Так вот вопрос: почему мы стали очевидцами такой неординарной ситуации? Ответ прост. Да потому, что «свидетелю» нельзя заявить отвод, а специалисту – можно! В том числе согласно ст.86 и 85 УПК – в случае обнаружения его некомпетентности. Но даже несмотря этот «тактический ход» в виде на лишение защиты права заявить отводы, все равно указанные четыре свидетеля дали показания, свидетельствующие в пользу невиновности подзащитного.
Несмотря на то, что сопоставление протоколов допросов налогового инспектора Соболевой и Шамкуть….(неразборчиво) позволяет установить дословную идентичность ответов на вопросы, что ставит под сомнение не только порядок получения показаний, но и цели допросов, тем не менее, обоих свидетелей форма выписок и отсутствие их заверения не смутили, равно как и не смутило отсутствие первичных банковских документов, без которых информация в выписках вообще несостоятельна.
Вместе с тем, заместитель начальника ИМНС показала, в конечном счете, что на законодательном уровне отсутствуют критерии и правила определения дохода как не относящегося к объектам налогообложения, что в данном случае могут исследоваться любые сведения, в том числе и устные пояснения, чего не было сделано, ибо оказывается, «так вопрос не стоял».
В свою очередь, налоговый инспектор наглядно проиллюстрировала, как проводилась камеральная проверка, когда сама налоговый инспектор, составлявшая акт проверки, не смогла в судебном заседании по выписке о движении средств определить, перечислялись средства в адрес ПЦ «Весна» или от ПЦ «Весна» кому-то, и которая, по ее же словам, не вникала в содержание выписок в части целей перечисления средств, и не обращались к подзащитному за какими-либо объяснениями, поскольку его объяснения не представляли интереса.
Заместитель директора Департамента по гуманитарной деятельности пояснил, что не признаются иностранной безвозмездной помощью средства, которые не поступили в Республику Беларусь путем перечисления или ввоза нарочным, и что если средства получены и используются вне территории Республики Беларусь, то они не могут быть зарегистрированы, поскольку не относятся к компетенции Департамента, при этом обязанность их ввоза в республику отсутствует, а также что недоказанность ввоза подзащитным каких-либо сумм исключает нарушения с его стороны требований Декрета Президента Республики Беларусь №24.
И в данном контексте я не могу не упомянуть о послании Президента Республики Беларусь «О перспективах развития системы общих судов Республики Беларусь», утвержденном Указом Президента Республики Беларусь от 10 октября 2011 года №454, где в качестве одного из направлений совершенствования уголовного судопроизводства названо «исключение фактов необоснованного осуждения». И в этих целях предписано судам строго соблюдать принцип презумпции невиновности, в том числе путем дачи принципиальной оценки качеству и результатам предварительного следствия.
В целом, это не ново, поскольку принцип презумпции невиновности закреплен в ст.26 Конституции Республики Беларусь, а правила проверки и оценки доказательств – в УПК Республики Беларусь. Я хочу подчеркнуть, что это Закон. А мой подзащитный – такой же человек, как и любой другой гражданин Республики Беларусь. И поэтому он имеет право на то, чтобы и в отношении него Закон по данному делу применялся так, как этот Закон написан и «без купюр», ибо таким правом наделен каждый гражданин в правовом государстве, которым согласно Конституции провозглашена Республика Беларусь.
И поэтому странно, что прокуратура, призванная следить за соблюдением этого самого Закона, не просто заняла иную позицию, но и допустила возбуждение, а после - и направление этого дела в суд. Дела, которое расследовалось целой следственной группой из четырех опытных следователей. Дела, в котором, по большому счету, кроме нескольких никем не заверенных страниц текста с буквами и цифрами, которые мы тут именуем банковскими выписками о движении средств, ничего и нет. А я просто напомнил о состязательности, объективности, законности и презумпции невиновности.
И если эти слова не чужды Высокому Суду, то на основании изложенных обстоятельств и в соответствии с положениями ст.16, п.1 ч.1 ст.29, ст.357 УПК Республики Беларусь прошу оправдать Беляцкого по предъявленному обвинению в полном объеме, отказать в удовлетворении гражданского иска, отменить арест, наложенный на имущество, являющееся общей совместной собственностью Беляцкого и Пинчук.
Согласно диктофонной записи в суде 23 ноября.
