"Создали уникальное дело. И что это, как не политический подтекст?" По делу "Вясны" допросили правозащитников
В суде Ленинского района Минска продолжается рассмотрение уголовного дела против председателя Правозащитного центра "Вясна" и Нобелевского лауреата Алеся Беляцкого, его заместителя и вице-президента FIDH Валентина Стефановича, координатора кампании "Правозащитники за свободные выборы" Владимира Лабковича и правозащитника Дмитрия Соловьева (заочно). На суде исследовали все 284 тома уголовного дела и допросили правозащитников. 9 февраля состоятся прения сторон — прокурор Александр Король запросит сроки. "Вясна" рассказывает, как проходил допрос коллег на суде.
Валентин Стефанович и Алесь Беляцкий согласились на процессе давать показания в форме свободного рассказа, Владимир Лабкович — отвечать на вопросы государственного обвинителя. В отношении Дмитрия Соловьева, которого судят в рамках этого процесса в порядке специального производства, на заседании были зачитаны протоколы допросов.
"Я считаю, что все обвинения против меня надуманы"
"Если говорить об обвинениях по ч. 4 ст. 228 Уголовного кодекса, то сразу хотел бы обозначить насчет деятельности Pavasaris. Часть нашей деятельности осуществлялась не в Республике Беларусь: это образовательные программы, школы по правам человека, потому что в Беларуси это было делать труднее и труднее. В какой-то период мы и собрания организации проводили за границей Беларуси. Поэтому было решено создать юридическое лицо Pavasaris для этих целей деятельности, которая осуществлялась на территории Литвы. Но в рамках деятельности Pavasaris я лично никаких функций не выполнял. С Pavasaris с 2016-го у меня были договоры подряда, например, за подготовку образовательных программ и материалов по теме прав человека. Эти средства я получал с 2016-го года, и я их все декларировал. Их я получал в Литве и самостоятельно привозил в Беларусь, а позже получал на счет в безналичном виде".
Валентин Стефанович подчеркивает, что он оплачивал налоги в Беларуси с полученных средств.
"Никаких финансовых отчетов я не утверждал и не подписывал. Доступов к счетам в организации в Литве я не имел, денежными средствами не распоряжался, не выдавал их другим лицам, не инструктировал их, никаких указаний и советов, как перевозить деньги через границу, я не давал.
Что касается моей деятельности в "Вясне", то я занимался международной деятельностью, и это то, чем я хотел заниматься. Я работал с международными организациями, в которых имеет членство Беларусь, например, ООН. Прежде всего, с Комитетом по правам человека ООН, поскольку Беларусь была обязана отчитываться согласно Международному пакту. На тот момент белорусские граждане имели право обращаться в КПЧ. Это было направление деятельности организации. Так, я участвовал в подготовке альтернативных докладов, в том числе, совместно с другими правозащитными организациями.
Беларусь входит в состав FIDH — крупнейшей организации, объединяющей более ста организаций мира. Я являлся вице-президентом Международной федерации за права человека."
Правозащитник отмечает, что он занимался правозащитной деятельностью в рамках FIDH. Одно из направлений деятельности Валентина в "Вясне " — международная адвокация. Также на суде он отметил, что правозащитники в докладах разрабатывали рекомендации Беларуси по выполнению различных конвенций, которые подписали белорусские власти.
"После событий в августе 2020-го года, в связи с теми вызовами, с которыми столкнулось белорусское правозащитное сообщество: массовыми арестами, использованием пыток и других бесчеловечных жестоких видов обращения задержанных... В ситуации, когда правоохранительная система отстранилась от защиты граждан, встал вопрос о задействовании как можно больше международных механизмов по защите прав человека в Беларуси. Поэтому я активно принимал участие в поисках и запусках этих инструментов, например, московского механизма ОБСЕ, работы с Комитетом ООН против пыток, спецдокладчиками. Это непосредственно то, чем я занимался в "Вясне".
Я повторюсь, что вопросом финансирования я не занимался и никаких поручений я не давал.
Что касается обвинений по ч. 2 ст. 342 Уголовного кодекса (финансирование групповых действий, грубо нарушающих общественный порядок), то хотел бы отметить, что я категорически не согласен с этой квалификацией.
Я лично не обеспечивал такого рода деятельность [оплата штрафов и труда адвокатов]. Про фонд BY_HELP я знаю, как и другие граждане, из средств массовой информации. Он давал публично деньги и публичные отчеты. Никакого отношения к этому я не имел.
Что касается помещения на Ложинской ["Тэрыторыя правоў"], то это было публичное пространство как общественная инициатива, которая предоставляла помещение для мероприятий, связанных с правозащитной тематикой. Условие предоставления помещения: деятельность должна была быть не связана с политической. Там проводились выставки и какие-то встречи. Например, там была встреча со Специальным докладчиком ООН по вопросу о положении правозащитников".
Валентин Стефанович отметил незаконность лишения регистрации в 2003 году правозащитного центра "Вясна" и отметил:
"Деятельность "Вясны" легитимна и законна. Её деятельность осуществлялась и осуществляется в соответствии с Декларацией ООН о правозащитниках. Я еще раз повторю: каждый человек имеет право, индивидуально и совместно с другими, поощрять и стремиться защищать и осуществлять права человека и основные свободы на национальном и международном уровнях [статья 1 Декларации]. А согласно ст. 9 Декларации человек, индивидуально и совместно с другими, имеет, в частности, право предлагать и предоставлять профессиональную квалифицированную правовую помощь или иные соответствующие консультации и помощь в деле защиты прав человека и основных свобод. Поэтому я считаю, что никаких лицензий на правозащитную деятельность нет и быть не могло”.
Также правозащитник ввысказался об обвинениях по ч. 4 ст. 228 Уголовного кодекса:
"Я считаю все обвинения против меня надуманными. Ни одного установленного факта я не вижу — есть домыслы и предположения. Фактов единовременного перемещения каких-то денежных средств следствием не установлено. Тем более, нет никаких фактов моей причастности к этой деятельности".
Валентин Стефанович категорически отказался отвечать на вопросы прокурора и судьи.
"Декларация о правозащитниках давала нам право продолжать нам правозащитную деятельность с учетом тех подводных камней, которые были искусственно созданы для деятельности правозащитников в Беларуси"
Алесь Беляцкий решил давать показания в свободной форме и объяснил почему:
"К сожалению, диалога у нас не получается, так как прокурор не знает белорусский язык, унижает его, поэтому приходится давать показания в произвольной форме".
Председатель "Вясны" сразу отметил, что действительно Валентин Стефанович, как и говорил в своих показаниях, не имел никакого отношения к финансовым вопросам Pavasaris и правозащитного центра "Вясна".
"Это было вне его интересов и обязанностей".
После этого Алесь Беляцкий начал давать подробные показания в форме свободного рассказа, где неоднократно подчеркивал, что преследование в отношении правозащитников — политически мотивировано:
"В июне 2014-го года меня освободили по амнистии. Это освобождение было довольно неожиданным, как и арест. Оно имело политические причины. Как посадили — так и освободили. Понятно, чем это было вызвано, — желанием улучшить международные отношения, в первую очередь с Европейским Союзом, США. Процесс освобождения политических заключенных начался в 2014-2015 годах. Тогда фактически все политические заключенные вышли на свободу. И таким образом я оказался на свободе. Напомню, что я был осужден по ч. 2 ст. 243 Уголовного кодекса за открытие частных счетов в Польше и Литве, на которые поступали деньги за проектную деятельность правозащитного центра "Вясна", в частности, такое обвинение было. С меня было снято обвинение, что эти средства были расходованы мной из корыстных побуждений. Однако они были признаны моим личным доходом, и в результате этого я был осужден. Я хочу сослаться на международные соглашения, потому что это все было связано с нерегистрацией Правозащитного центра "Вясна", с невозможностью работать в легальных рамках и формах в Беларуси, поэтому финансирование получалось вот таким каким-то кривым образом. Вместо того чтобы деньги поступали на счет, они аккумулировались на частных счетах за рубежом.
Напомню, что до 2003 года Правозащитный центр "Вясна" был зарегистрирован, мы имели свой счет, печать, имели грантовую поддержку, сдавали бухгалтерские и рядовые отчеты. Вопросов к нашей поддержке и деятельности не было до момента ликвидации.
Ликвидацией "Вясны" была нарушена Декларация о правах человека. Та Декларация ООН о правозащитниках, о которой говорил Стефанович, давала нам полную легитимность и право продолжать нам правозащитную деятельность, может быть, с учетом тех подводных камней, которые были искусственно созданы для деятельности правозащитников в Беларуси. Кстати, ликвидация "Вясны" происходила в рамках большой кампании по ликвидации неправительственных организаций, так как в 2003-2004 годах было ликвидировано около 300 неправительственных организаций Беларуси, в том числе четыре правозащитные. Однако мы чувствовали полное моральное и законное право продолжать свою деятельность. Мы чувствовали международную поддержку и очень надеялись, что наша деятельность заставит белорусские власти скорректировать свое местное законодательство и зарегистрировать Правозащитный центр "Вясна".
"Мы хотели легализовать свою финансовую деятельность"
Мы несколько раз обращались за регистрацией в Министерство юстиции. Также были негласные встречи. Например, мы ходили на прием к заместителю председателя юстиции, мы встречались и с чиновниками Министерства иностранных дел с одним вопросом: может ли "Вясна" получить легальную возможность для легальной деятельности. Были "абяцанкі-цацанкі" [с бел. — обещания], но открытого сигнала, что "Вясна" будет зарегистрирована, дело так и не дошло. Хотя были довольно очевидные и постоянные контакты с правительственными ведомствами. Вот в рамках этого Плана по имплементации прав человека, правозащитного плана, который осуществлялся Советом министров, организовывались конференции, которые проводил Совет Европы вместе с Министерством иностранных дел Беларуси. Нас приглашали туда, и члены Правозащитного центра "Вясна" принимали участие в этих конференциях на протяжении всех этих лет нашей нерегистрации по таким вопросам, как смертная казнь, по статье 193-1 Уголовного кодекса и по другим вопросам, которые касались прав человека. Мы были на этих встречах, высказывали свое мнение, но, тем не менее, вопрос финансирования организации оставался. Действительно, в 2014-2016 годы почти вся образовательная и просветительская деятельность "Вясны" была вынесена за пределы Беларуси на территорию Литвы — это было удобно. Это не нарушало белорусское законодательство. Мы проводили там школы по правам человека и правозащитные семинары. Они были довольно открыты, так как объявления об их проведении и возможности участия молодежи в этих семинарах давались в интернет открыто. И, например, на школы по правам человека были конкурсы по пять человек на место. Действительно, ту информацию, которую мы давали, была довольно интересной. На школы из разных стран, включая европейских, приезжали высококвалифицированные лекторы и специалисты по правам человека. Иногда мы их проводили их с другими правозащитными организациями. Такого молодежь в Беларуси получить не могла.
Таким образом, регистрация Pavasaris была насущной и понятной. Мы хотели легализовать свою финансовую деятельность, чтобы второй раз не натыкаться на те камни, на которые я наткнулся в 2011 году. Так финансирование на частные счета на деятельность Правозащитного центра "Вясна" было прекращено, так как была зарегистрирована организация, которая имела легальный статус согласно литовскому законодательству по закону о неправительственных организаций и ассоциаций Литвы. Что касается финансовой деятельности Pavasaris, то она была законной и легальной, никаких вопросов и претензий со стороны литовских властей она не имела. Хотя ежегодно там проводились финансовые проверки, как и в отношении различных других неправительственных организаций.
Декларация о правозащитниках была принята Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1998 года, кстати, при сегодняшнем строе в Беларуси. Она была принята большинством стран и стала таким рамочным документом, в рамках которого правозащитники всего мира — а это десятки миллионов людей — работают последние 25 лет. Можно сказать, что это наша правозащитная Конституция, на которую мы опираемся в своей работе. Что касается ее легальности, то, как уже было отмечено, это рамочный документ ООН, и Беларусь, конечно, должна стремиться соблюдать те постулаты, которые изложены в этой декларации.
А что касается нашего судебного процесса, то я хочу напомнить статью 1 Декларации о правозащитниках, согласно которой каждый человек имеет право, индивидуально и вместе с другими, поощрять и стремиться защищать и осуществлять права человека и основные свободы на национальном и международном уровнях. Это наше право, которое закреплено также в Конституции. Согласно статье 5 Декларации в целях поощрения и защиты прав человека и основных свобод каждый человек имеет право, индивидуально и вместе с другими, на национальном и международном уровнях создавать неправительственные организации, ассоциации или группы. Причем, как не зарегистрированные, так и не зарегистрированные. То, что у нас момент регистрации вдвинут на пьедистал, на самом деле, ничего не значит. Регистрация создана для того, чтобы власти могли ориентироваться на то, какие есть организации, чем они занимаются. А для нас самих это вопрос такой: хочу регистрируюсь, хочу нет. И много в каких странах регистрация вообще не регламентируется.
Статья 12 декларации о правозащитниках, касающаяся финансирования: "Каждый имеет право, индивидуально и совместно с другими, запрашивать, получать и использовать ресурсы специально для целей поощрения и защиты прав человека и основных свобод мирными средствами". Фактически, в рамках этих и других статей, изложенных в настоящей Декларации, осуществлялась работа Правозащитного центра "Вясна". Кстати, она на протяжении всех этих лет была высоко отмечена международным сообществом, свидетельством чему являются национальные и международные премии, которые получала "Вясна" за последние годы, учитывая нашу напряженную и сложную работу.
Кроме того, было решение Комитета по правам человека ООН по "Вясне" о том, что организация была ликвидирована незаконно. От властей требовалось восстановить регистрацию Правозащитного центра и компенсировать нам расходы, связанные с нерегистрацией. Также было решение Комитета по правам человека ООН по мне и по всей ситуации, связанной с финансированием. И было признано, что эти деньги не были моим собственным доходом. Действительно, ситуация вот этих формальных нарушений была связана с непредоставлением государством условий для нормальной работы неправительственных организаций, в частности "Вясны".
Это все тот фундамент, на котором строилась работа Pavasaris все последние годы. Как я уже говорил, Pavasaris совершал значительную часть своей работы на территории Литвы, и частично в документах это заметно. Когда шла речь о проектах, касающихся работы правозащитников в Украине, совместных проектах с польскими, украинскими, румынскими, молдавскими, российскими правозащитниками. Это делало нашу деятельность более прозрачной, и не противоречило законодательству Литвы и Беларуси.
"Финансирование Pavasaris происходило через открытые программы"
Кстати, хочу обратить внимание на то, что Pavasaris был зарегистрирован в 2015 году, а документы на его регистрацию были поданы в конце 2014-го, когда уголовной ответственности за так называемую контрабанду, в которой нас сейчас обвиняют, не было. Она возникла только в начале 2016-го года. Поэтому говорить о намерении, что создание и деятельность Pavasaris были направлены на организацию масштабной контрабанды, не приходится. Pavasaris действовал уже год. Вопроса о контрабанде не существовало, и этого умысла не существовало. Сама по себе работа общественной организации Pavasaris была построена как и работа сотен тысяч других неправительственных организаций. В любой стране, которая окружает нас, включая Россию, сотни тысяч неправительственных организаций, в то время, как у нас они единицы. В Литве неправительственная организация регистрируется как машина, а дальше ты работаешь согласно уставным документов и закона о деятельности неправительственных организаций. Наша организация работала без штата, я был руководителем этой организации на общественных началах. Деньги за директорство Pavasaris я не получал. Это снимало много вопросов, касающихся и литовского законодательства, и обвинений в мой адрес в материальной заинтересованности. Pavasaris работал как обычная неправительственная организация. Это касалось и финансовой деятельности: 100% финансирования Pavasaris базировалось на проектах и грантах. Но это финансирование не было постоянное. Кто работал в неправительственных организациях или был волонтером, то знает, как это все работает. Это чиновникам не понять, а общественным активистам это хорошо понятно: сегодня ты деньги имеешь, а завтра ты их не имеешь. И никто тебе не гарантирует, что тот грант, который ты сегодня получил, будет продолжаться завтра или послезавтра. Все гранты имеют начало и конец. Они могут быть продолжены, могут быть сокращены, но это все абсолютно незапланированно. И нельзя говорить здесь о каком-то плановом и постоянном финансировании. Все зависит от активности общественных активистов и волонтеров, от возможностей фондов. Сегодня ты можешь получить десять долларов, а завтра-тысяч, послезавтра-сто тысяч. И спланировать что-то далеко вперед мы не можем. Подчеркну, что в мире работают сотни тысяч этих неправительственных организаций — и ничего удивительного в этом нет.
Проекты, которые получал Pavasaris, — это, опять же, стандарт. Это из конкурсов различных международных программ. Некоторые заявки на проекты мы здесь видели. Как это делается? Озвучивается программа, и если неправительственная организация видит, что ее деятельность подпадает под ее критерии, то она пишет заявку и ждет. Всегда заявок больше, чем поддержанных проектов. Очень часто из 3-20 проектов поддерживается один.
В отношении Pavasaris мы видели проекты, поддержанные Швецией, Великобританией, Европейского Союза, Чехии. Иногда эти международные программы и проекты распространяются конкретно на какие-то страны, например на страны постсоветского пространства, страны Африки или на страны, находящиеся в состоянии трансформации. Могут быть разные критерии этих международных проектов. На те программы, которые провозглашал Европейский Союз, были открыты конкурсы. Подавались сотни заявок. Надо сказать, что Беларусь активно участвовала в этих конкурсах. И это были не только организации подобие "Вясны", но и организации социальной направленности, которые занимались проблемами женщин, экологии, детей. Также государственные органы Беларуси, которые занимались определенными вопросами, также получали гранты. Знаю, что они по шведской программе получали миллионы евро на улучшение экологии, социальных и медицинских вопросов. И это все не вызвало никакого непринятия со стороны государства.
Подытоживая вышесказанное, отмечу, что финансирование Pavasaris происходило через открытые программы. Иногда они поддерживались, а иногда — нет. Например, проекты о выборах не могут поддерживаться каждый год, потому что ежегодно не проходят выборы в Беларуси или других странах.
"То, что следствие говорит, что деньги специально делились, перевозились, а потом собирались в одно — это чушь!"
Нас в Pavasaris, безусловно, беспокоил налоговый вопрос, с учетом моего печального опыта. Поэтому был подготовлен пакет документов, где была прописана обязанность лица, выполнявшего какие-то работы в рамках проектов, которые совершал Pavasaris, оплачивать эти налоги или на территории Литвы, или на территории проживания. Как они платили — это была ответственность этих лиц. Нам они писали бумаги, согласно которой они обязывались платить налоги. Для меня, как для директора Pavasaris, этого было достаточно. Мы видим, что значительная часть тех людей, которые проходили по договорам Pavasaris, задекларировали доходы. Следствие установило 89 лиц, заключавших соглашения с Pavasaris. Некоторые из них имели по одному-два договора, что означает, что не было постоянных договоров. Выполнил человек определенную задачу — и все, на этом его роль по проекту заканчивалась. Кто имел более долгосрочные цели, связанные с мониторингом ситуации с правами человека, то он мог надеяться на большее. Но опять же, если проанализировать те средства, которые получали эти лица, то они были неровными: за один год они могли быть три тысячи долларов, а за второй — четыре тысячи долларов, третий — ничего, четвертый — могла быть совсем другая сумма. Значительная часть доходов, которая проходила через Pavasaris, переводилась в Беларусь безналично. Это около 250 тысяч долларов за все это время. С учетом тех данных, которые были переведены из белорусских банков, перечислялось десяткам лиц безналичным образом. Это еще раз свидетельствует, что Pavasaris не скрывал свою деятельность. Мы работали как обычная неправительственная организация на территории Литвы.
Pavasaris — это некоммерческая организация, мы не имели ни копейки доходов. Деньги, которые были получены по грантам, расходовались согласно их назначения.
Что касается наличных зарплат, то я как директор Pavasaris не занимался контролем передачи этих денег. С учетом тех бумаг, которые есть в материалах дела, очевидно, что 90% всех средств из этих 300 тысяч, которые инкриминируются нам, это зарплаты. Это значит, что люди получали частные зарплаты за какую-то работу. Как они получали — я не знаю. Из материалов дела очевидно, что значительная часть денег была получена в Литве, что также отметил Стефанович о своих средствах. И говорить, что он полученные денежные средства за выполнение какой-то работы вез контрабандой... Мы же знаем сумму, которая составляет состав контрабанды. И правильно ли составлять все зарплаты, которые получил тот же Стефанович за эти четыре-пять лет существования Pavasaris, в одну сумму? Это разные проекты. Этот разные годы и периоды действий этих проектов. Это не одна сумма. Это разбросанные деньги, которые не собирались потом в одно. То, что следствие говорит, что деньги специально делились, перевозились, а потом собирались в одно — это чушь! Никто никакие деньги не собирал, и нет ни одного свидетельства, что эти деньги собирались. Можно предположить, что их дронами перевозили или выводили криптовалютой, но ведь причем здесь трое тех, кто находится в этой клетке? Я не имел никакого отношения к этим деньгам. Люди, получив деньги в том же Вильнюсе, тратили их на собственные нужды. Тем не менее, следствием это никак не учитывалось, да их и учесть невозможно, так как это частные деньги человека. Что тут криминального? Очевидный политический подтекст всей этой статьи.
То, что говорил специалист Шушкевич об уникальности этого дела, о том, что они с таким делом сталкиваются впервые. Так что это за уголовное дело такое, с которым сталкиваются впервые?! Когда ты сидишь в камере с тремя человеками, которых обвиняют за кражу, грабеж, наркотики, и у всех это стандартное дело, по которым проходят сотни людей. А здесь создали уникальное дело — начиная с 2016-го такое первое дело. И что это, как не политический подтекст этого дела? Очевидно, что это все так.
"Средства получались для совершения законной правозащитной деятельности"
Что касается перемещения денежных средств — сейчас пойдут "нет". Я не отвечал за финансы. И это видно из материалов дела, собранных следователем. Я ни с кем, кто перечислен в обвинении, не договаривался перевозить эти денежные средства. Нигде не видно, чтобы я давал какие-то указания на перемещение денежных средств через границу Беларуси. Не было организованной группы, связанной с организацией перемещения денежных средств. Если вы называете Правозащитный центр "Вясна" преступной организацией, экстремистской или какой там хотите, если нет, то извините, все то, что мы делали осуществлялось в рамках правозащитной работы. Не было планирования из-за перемещения денежных средств. Я их не снимал с карточки. Я их не снимал со счета Pavasaris в банке, так как физически не мог это делать. Я довольно редко был в Литве — два-три раза в год, и то это было связано с какими-то образовательными или просветительскими мероприятиями. Моя роль в Pavasaris не требовала присутствия, так как все финансовые вопросы решались без моего участия. Я не давал никаких поручений по противодействию правоохранительным органам. И корыстных побуждений у меня не было. Денежных средств для Pavasaris я не искал, проекты не подписывал и не руководил ими. Я не давал указания обвиняемым или какими-то другим гражданам на перемещение, аккумулирование, распределение этих денег, как на территории Литвы, так и на территории Беларуси. Не было механизма противодействия сотрудникам правоохранительным органам. Я не определял размеры вознаграждений членам "Вясны" ни в проектах, ни вне проектов. Я не формировал и не определял бюджеты региональных филиалов "Вясны". Я не давал указания получать денежные средства на территории иностранного государства, не давал указание аккумулировать денежные средства для временного хранения. Я не давал указания использовать их для совершения незаконной деятельности. Я не давал распоряжения скрывать денежные средства от налоговых и правоохранительных органов. Моя работа главы Pavasaris происходила в рамках законодательства Литовской Республики. Предпринимательской деятельности и прибыли от деятельности Pavasaris не было. У казначея, который имел отношении к счетам и карточкам Pavasaris, функции были ограничены литовским законодательством о деятельности неправительственных организаций. И во время тех ежегодных проверок вопросов к казначею не было. Деятельность Pavasaris была довольно открыта. Мы не обращались к Министерству иностранных дел Литвы, чтобы те скрыли информацию о нас. Как и другие неправительственные организации, информация о ней есть в интернете. Можно ставить вопрос, правдива ли там информация, или нет. Но решайте этот вопрос с литовскими органами. Причем здесь мы? Эта организация не нарушала законодательство Литвы и Беларуси, особенно в части контрабанды, в которой нас сейчас обвиняют — то ли смешного, то ли ужасного, то ли какого-то парадоксального обвинения. Я убежден, что средства получались для совершения законной правозащитной деятельности.
"Это безнравственно и бессердечно"
Отдельно я хочу сказать про обвинение по части 2 статьи 342 Уголовного кодекса. Сбор средств лично я не организовывал, пострадавшим деньги не передавал, сам не оплачивал нужды, связанные с помощью жертвам политических репрессий. Также я не получал денежные средства и не распределял их между другими лицама. Обучение нарушению общественного порядка я не проводил. Я полностью поддерживаю то, что расширение ч. 2 ст. 342 УК, которое произошло в 2020 году, абсурдно, и так нельзя делать. А то до мая это было возможно, а после мая 2020-го стало преступлением. Что это такое? Так как жить тогда, по каким законам? У вас закон как дышло, куда повернула, туда и вышло? Или что?
Криминализация помощи, произошедшей после совершения так называемых преступлений, не соответствует логике. Сначала лошадь, а потом воз, а не наоборот. Это аморально и бессердечно.
"Само помещение никак не соотносится с теми обвинениями, которые выдвинуты против нас"
Квартира, где я прописан по проспекту Независимости 78А-48, была куплена в 2000-м или 2001-м году на собственные деньги нашей семьи. Правозащитный центр "Вясна", кстати, тогда был зарегистрированной организацией и имел возможность законно приобретать любое имущество. В этой квартире я живу и имею спальное место — диван. Там подключен интернет, я регулярно плачу за квартиру. Мой рабочий стол стоит в моей комнате рядом с диваном. На кухне стоит еще один стол, за которым я завтракаю, обедаю и ужинаю. Там есть холодильник и микроволновая печь. Я ухаживал за палисадником под окнами, сажал цветы, посадил два куста сирени и еще четыре куста с другой стороны. Я заботился о подвальном помещении под квартирой, обращался в ЖЭС, чтобы там был порядок, что подтверждено многочисленными документами. Я дружил с соседями и они могут это подтвердить. Сверху жил поэт Геннадий Буравкин.
Как активный общественный человек, я был членом Союза писателей Беларуси, ПЕН-центра, Белорусской ассоциации журналистов, которые вы запретили. У меня был большой круг знакомых, и они приходили ко мне. Поэтому там было довольно много людей. Однако ни одного заявления со стороны правоохранительных органов, ЖЭСа, участкового на нарушение общественного порядка не было. Жалоб на поведение меня и моей жене тоже не было. Моя жена проживала и была прописана по другому адресу. Мы ходили в гости друг к другу, я мог быть и там, и там, но постоянно я жил по адресу "проспект Независимости 78А-48".
Что касается помещения на Ложинской 16-404, то моя часть составляет там 1/7, которая была приобретена на мои собственные средства. Надо сказать, что там были высокие международные гости и Спецдокладчик ООН о правозащитниках, который лишь однажды за все существование Беларуси приезжал в страну. В помещении на Ложинской у него была встреча с представителями гражданского общества. Само помещение никак не соотносится с теми обвинениями, которые выдвинуты против нас”.
Алесь Беляцкий отказался от уточняющих вопросов прокурора и судьи, так как они задавали их не на белорусском языке.
"Я в Беларуси, и хочу, чтобы меня спрашивали по-белорусски".
"Никаких функций в "Вясне", кроме кампании "Правозащитники за свободные выборы", я с 2015 года не имел"
В последнюю очередь на суде допрашивали Владимира Лабковича. Несмотря на то, что на суде был определен порядок допроса правозащитника в виде вопросов и ответов, он начал давать показания, как и коллеги, в виде свободного рассказа.
"У меня не будет такого совершенного выступления, как у коллег. Я полностью поддерживаю то, что было сказано Стефановичем Валентином и Беляцким Алесем. По сути тех обвинений, которые мне были предъявлены, хочу обратить внимание, что из всех материалов дела видно, что по ч. 4 ст. 228 УК я никоим образом денежных средств не перемещал, никому таких указаний не давал, не объединялся в никакую преступную организованную группу ради того, чтобы эти деньги перевозить. В 2014-м году я действительно имел отношение к регистрации литовской организации Pavasaris, я готовил, вел переписку с общественным юристом литовской организации.
Мной эта организация рассматривалась именно как средство легализации на территории Республики Беларусь, возвращение в пределы правового поля Республики Беларусь, чтобы миновать последствия 2011 года, когда Александр Беляцкий был привлечен к уголовной ответственности. Поэтому эта идея и возникла, и эта организация основалась, как средство получения денег для того, чтобы они могли потом декларироваться как доход. Другой никакой деятельности с моим участием не было. В деятельности организации я не принимал участие, на мероприятия организации не приглашался, когда они были, мне об этом просто ничего не известно. И те подписи от Pavasaris, которые есть в материалах дела, я не делал.
Также прошу обратить внимание, что с начала 2015-го года я не входил в Совет Правозащитного центра "Вясна", поэтому никаких функций в "Вясне", кроме кампании "Правозащитники за свободные выборы", я с 2015 года не имел. В функции координатора кампании "Правозащитники за свободные выборы" входила исключительно подготовка официальных аналитических материалов, которые публично были размещены у нас на сайте. Это документы, в которых мы оценивали выполнение республикой Беларусь своих обязательств о свободных, справедливых и демократических выборах, и публиковались на сайте Правозащитного центра "Вясна". И цели компании есть в материалах дела, и они также были озвучены государственным обвинителем. Это две основные цели кампании: оценка, насколько Республика Беларусь выполняет свои международные обязанности, а вторая — помощь государству, властям Беларуси по совершенствованию вопросов, связанных с реализацией гражданами своих избирательных прав. Поэтому в тех наших материалах, что есть, всегда были рекомендации о том, что нужно усовершенствовать в избирательном законодательстве".
Судья Запасник спросила: "Вас просили об этом власти Беларуси или вы по своей инициативе?"
Владимир Лабкович продолжил давать показания на судье:
"Как общественное объединение мы делали это по своей инициативе, так как имеем на это полное право. Это наши желания, которые мы как граждане Беларуси, реализовывали, объединившись в кампанию. Кстати, хочу обратить внимание, что компания часто упоминается в материалах дела — нужно через букву А, а не О. И это есть не какая-то отдельная организация со своей структурой, со своими кОмпаниями и распределением обязанностей. Это деятельность, которая возникала эпизодически.
"Нет ни одного упоминания обо мне, что я каким-то образом взаимодействовал по поводу оплаты штрафов"
Также хочу обратить внимание, ссылаясь на те объяснения, что я давал по поводу тех 2 520 евро, которые были извлечены 4 июля 2021 года на границе. Фактически до 2018 года не занимался деятельностью ПЦ "Вясна", а занимался исключительно деятельностью Белорусского дома прав человека (БДПЧ). И в рамках этой деятельности у меня был договор подряда, по которому я выполнял определенные аналитические функции, по заказу БДПЧ готовил обзорные материалы, за что получал гонорар, который декларировал, оплачивал налоги.
То, что касательно ст. 342 УК, я не буду касаться, насколько он правомочен в этом обвинении, это сказали мои коллеги. Остановлюсь только, что нет ни одного упоминания обо мне в рамках этого уголовного дела, что я каким-то образом взаимодействовал по поводу оплаты штрафов и других выплат, разговаривал об этом, общался. Единственное, это тоже чтобы подчеркнуть период, в 2020-м, который нам там инкриминируется, я фактически не появлялся по адресу на Мержинского, у меня нет там посещений, а на Независимости я не появлялся с момента, как опечатали квартиру в 2013 году. Я там фактически не был. Несколько раз посетил Алеся Беляцкого по частному делу, но абсолютно эпизодически. А квартира была опечатана, по-моему, в 2011 или в 2012 году. Еще по прошлому уголовному делу. И это важно, если посмотреть на билинги, которые тоже есть в материалах дела.
В материалах дела есть, и я это признаю, что я имел отношение к кампании "Правозащитники за свободные выборы" в 2019 и 2020 году. Я отвечал за информационные и технические вопросы. Я не занимался вопросами подготовки финансового отчета, я не знаю, какая сумма была активом. Я не получал с этих проектов никаких зарплат. Те бумаги, которые были будто подписаны от моего имени, я не считаю действительными, так как я никогда их не видел.
С 2015 года я не входил в Совет ПЦ "Вясна", я выполнял функцию юриста, это, кстати, видно и в показаниях Сыса, Лаптенок, Телепуна. Я готовил различные обзоры законодательства, сравнительные анализы. Тогда Беларусь, теперь уже вышла, входила в международное партнерство ассоциаций, и было очень модной вещью сравнение законодательства в шести странах, входивших в Восточное партнерство: Азербайджан, Армения, Грузия, Украина, Беларусь, Молдова. В основном, у меня была специализация, или заинтересованность, касающиеся выборов, то я делал постоянно анализ избирательного законодательства. Например, очень большая работа делалась по документу, который ратифицировала Блеларусь — Конвенции о стандартах демократических выборов СНГ. Я готовил очень хороший анализ, насколько наш Избирательный кодекс не соответствует даже соглашению, к которому присоединилась".
На вопрос, кто чем занимался в организации, правозащитник ответил, что после 2015-го об этом ничего не знал. Кто входил в Совет до 2015 года, кроме обвиняемых, он не помнит. В собраниях участие не принимал, и документы увидел впервые только во время следствия.
Прокурор намекает, что правозащитники между собой сговорились по поводу показаний:
"В рамках взаимодействия и обсуждения между собой не определили роли?"
"С 14 июля [2021 года] у нас не было возможности это обсудить, так как мы находимся в изоляции друг от друга...", — ответил Владимир.
"И от общества, между прочим. Письма не доходят. Ни одного письма за год...", — добавил Алесь Беляцкий.
"Я после первого допроса часа полтора в кабинете следователя делал свои подписи"
Из-за противоречий показаний Владимира Лабковича, данных во время следствия и на суде, прокурор на процессе зачитал протокол его допроса в день задержания 14 июля 2021 года. Правозащитник тогда был в статусе подозреваемого. У Владимира Лабковича спрашивали о деятельности "Вясны", организации Pavasaris, офисах правозащитного центра в Минске, Совете "Вясны". На том допросе правозащитник отвечал без особых подробностей, поэтому сейчас прокурор спрашивает, почему тот тогда не отвечал на вопросы. Владимир сказал на суде, что после задержания ему была не совсем понятной суть обвинений. Что примечательно, в протоколе допроса от 14 июля 2021 года было указано, что устройства правозащитника были не запоролены, но в дальнейших допросах отмечается, что к Лабковичу "были вопросы по электронным устройствам и предложения предоставить пароли доступа".
21 июля 2021 года — через неделю после задержания — состоялся второй допрос Владимира, на котором спрашивали, какие цели и задачи ставила перед собой кампания "Правозащитники за свободные выборы". Тогда он сказал, что кампания была придумана им в 2008 году, но на суде уточнил, что все-таки в 2012-м начал заниматься координацией компании, но отвечал только за отчеты именно о деятельности компании, а не о её финансировании.
"Надо понимать, что этот допрос был после задержания. Я не знал, где мои дети, с кем они", — пояснил противоречия правозащитник.
На заседании прокурор предоставлял Владимиру Лабковичу на осмотр подписи на договорах подряда с наблюдателями кампании "Правозащитники за свободные выборы", но тот отрицал, что это его подписи и рассказал, что он предлагал следователю провести экспертизу, но этого не было сделано. Прокурор отметил, что действительно подписи Лабковича на протоколе допроса и на этих документах отличаются между собой.
"Моих подписей много, которые действительно мои, — почти на каждом листе допроса. Я после первого допроса часа, наверное, полтора в кабинете следователя делал свои подписи на листах сорока для экспертизы. Ничего не мешало провести экспертизу моих подписей".
Протоколы допроса Дмитрия Соловьева и документы, не перечисленные в протоколе обыска
На процессе озвучили три протокола допроса правозащитника Дмитрия Соловьева, которого судят в рамках этого уголовного процесса в рамках специального производства. Напомним, его интересы на суде представляют адвокаты, назначенные следствием. Дмитрий не знает своих защитников и никогда с ними не разговаривал.
Первый допрос Дмитрия состоялся 25 февраля 2021 года — во время его административного ареста. Напомним, во время массового нападения на правозащитников и журналистов 16 февраля 2021 года был задержан Дмитрий Соловьев. Тогда в его квартиру утром ворвались сотрудники ОМОНа и ГУБОПиКа. Они без предупреждения выломали ему дверь. В квартире правозащитники провели обыск и изъяли технику. Также на Дмитрия составили протокол по ст. 23.34 КоАП за пикитирование: на его доме встроен бетонный барельеф с "Погоней". Восемь лет назад дом был построен сразу с этим барельефом, который даже не покрашен. Соловьева арестовали тогда на 12 суток.
25 и 26 февраля 2021 года, во время отбывания 12-суточного ареста, Дмитрия Соловьева допрашивали в качестве свидетеля по делу Леонида Судаленко, Татьяны Ласицы и Марии Тарасенко. Тогда он отказался от дачи показаний по своему состоянию здоровья-у него были проблемы со зрением. Он лишь заявил, что не имеет отношения ни к преступной деятельности, ни к организации и финансированию протестной деятельности, а также не располагает информацией о совершении кем-то этой деятельности.
Уже 2 марта 2021 года Соловьева допросили в качестве подозреваемого по ч. 2 ст. 342 УК. Во время допроса Дмитрий отметил, что сказанное в постановлении о привлечении его в качестве подозреваемого — неправда. Он пояснил, что деятельность "Вясны" не имеет никакого отношения к финансированию протестов, и он не принимал участия в инкриминируемых деяниях. В результате Дмитрий отказался давать показания, воспользовавшись ст. 27 Конституции. У него якобы были извлечены документы о деятельности "Вясны", БХК, кампании "Правозащитники за свободные выборы", Pavasaris. Но он не дал ни одного ответа по поводу того, какую роль выполнял в организации, чем занимался, кто является председателем, какова организационная структура и т.д.
Он сказал, что с Судаленко знаком, но забыл, когда виделись, и ничего о нем не знает. По его словам, Леонид к нему не обращался с запросом на деньги для оплаты штрафов, ничего не знает откуда тот брал деньги и что делал в "Вясне". На вопрос, откуда тогда расписки взялись, сказал, что не уверен, что они находились у него и были найдены во время обыска у него дома, так как в протоколе обыска они не были указаны. Утверждал, что деньги Судаленко не передавал, и на все вопросы насчет денег отвечал, что ничего не знает.
Были извлечены документы в отношении Мацкевича, Русецкого, Телепуна, Сацункевич, Бухеля, Капуцкого и других. Сказал, что об их деятельности ничего не знает. Он вновь отметил, что эти документы не перечислены в протоколе обыска. Деньги лично не передавал, за штрафы не платил, не знает ничего о получении денег перечисленными лицами. На вопрос, являлся ли Алесь Беляцкий председателем, и о других вопросах по поводу него, также воспользовался ст. 27 Конституции.
По расписке от Сацункевич о получении денег сказал, что тоже ничего не знает, не подписывал и денег не передавал. Про Сацункевич что-то слышал, но по расписке ничего не знает. Сказал, что в 2020 году жил на деньги накопленные раньше, а в 2019 получал доход как физическое лицо, но налоги платил.
На допросе заявил, что пароли от техники он не помнит, и не понимает, что от него хотят.
Было установлено, что 1 марта 2021 года он пытался пересечь границу. Сказал, что хотел получить профессиональную помощь врачей в Варшаве. Он не знал, что перед этим должен был прийти в Следственный комитет. Также спросили, зачем тогда с ним пытались выехать дочь и жена, а Дмитрий ответил, что из-за самочувствия.
"Дальше, как известно, Соловьев каким-то способом спешно покинул Республику Беларусь", — зачитал прокурор.
На этом судебное следствие по делу "Вясны" завершено. Судебные прения назначены на 9 февраля в 10:30. Это будет 19-е заседание по делу.
Политзаключенные вясновцы сейчас нуждаются в нашей солидарности! Поддержите их письмами, посылками и денежными переводами: СИЗО-1, 220030, г. Минск, ул. Володарского, 2, Александру Викторовичу Беляцкому, Валентину Константиновичу Стефановичу, Владимиру Николаевичу Лабковичу
Правозащитница "Вясны" Елена Маслюкова комментирует обвинения коллегам:
"Полагаю, что за обвинениями весновцев в контрабанде денежных средств организованной группой стоит очень сложная проблема, которую породили, а после августа 2020 года и углубили, белорусские власти. Я имею в виду свободу ассоциаций, общественную деятельность и доступ к финансированию неправительственных организаций. Согласно международным стандартам, в том числе и в практике Комитета ООН по правам человека, Европейского суда по правам человека, организация, создаваемая группой лиц, признается общественным объединением и пользуется свободой объединений независимо от ее регистрации государством.
Статья 36 Конституции Республики Беларусь также не дает оснований для иного выхода по этому вопросу. Поэтому, отсылки госпропаганды к тому, что обвиняемые будто не зарегистрировали официальное представительство Pavasaris в Беларуси, еще не дает оснований упрекать весновцев в нарушении порядка финансово-хозяйственной деятельности. Тем более, государственное обвинение не нашло времени и не измудрилось продемонстрировать убедительные доводы о том, что весновцы жили не по средствам – их декларации подавали в установленные сроки, и налоги с доходов по гражданско-правовым договорам уплачивались своевременно. Это касается и проверок по соответствию доходов и расходов близких родственников заключенных.
Что касается намеков гособвинителя относительно того, что обвиняемые и еще ряд лиц получали от Pavasaris в один период денежные поступления одинакового размера, с которых был уплачен налог и на которые было приобретено помещение для мероприятий по улице Ложинской – "Тэрыторыя правоў", то важно отметить, что свобода объединений не сводится только к процессу создания ассоциации, а распространяется на все время ее существования.
В содержание свободы ассоциаций входит и возможность требовать от государства признания за объединением имущественных прав, поскольку они являются важной предпосылкой достижения целей деятельности организации. Общественное объединение, учредители которого решили не регистрировать его, может совершать юридические действия, необходимые для достижения целей данной ассоциации, пользуясь правосубъектностью своих членов. И этого не могут не знать и госбвинитель, и следственные органы, и судья, так как все они имеют юридическое образование".
Прослушка в СИЗО и "оперативная разработка" правозащитников с 2020 года. По делу "Вясны" закончили изучать 284 тома