Мужчина, который провел пять суток на Окрестина в 2020: "На самом деле мне повезло"
Музыкант Дмитрий Бохан провел на Окрестина почти 5 суток – с ночи 9 августа до вечера 14 августа 2020 года. Сейчас он уехал из страны и находится в безопасности. Молодой человек рассказал «Весне» про задержание, условия содержания в изоляторе в то время, людях, которые были с ним рядом, и про то, почему он вряд ли вернется жить в Беларусь.
«В каждом дворе видели мусоров»
«Я пошел на протесты целенаправленно. Думаю, все заранее знали, чем все закончится, но так же знали, что нужно будет выходить. Ведь хотелось верить «Голосу», а не тем результатам, которые показали официально, – хотелось, чтобы голоса посчитали независимо. Поэтому, когда мы увидели официальные итоги выборов, запаковали с другом рюкзаки, положили туда молочко, двухметровые флаги с «Погоней» – и погнали. Нам казалось мифом, что нас «закроют», но, когда шли к «Стеле», в каждом дворе видели «мусоров» — от их количества становилось не по себе. Но мы видели такие же компании, которые стекались к «Стеле» — поэтому чувствовали себя безопасно. Меня «скрутили» еще не подходе к ней и закинули в автозак. Я понимал, что виноват для этих людей — был не просто «залетным» человеком, а шел бастовать».
«В шестиместной камере было 35-40 человек»
«На самом деле мне повезло. Я видел людей, которые неплохо пострадали от действий правоохранительных органов. Но как только я попал в автозак, я сказал, что у меня больное сердце и назвал несколько диагнозов — меня не трогали. Плюс в «моем» автозаке работали чуваки из внутренних войск — они были не такими жесткими, как омоновцы. Потом меня перекинули в другой транспорт — по дороге я поскидывал белые ленточки с рук. Мой рюкзак был набит неприличными вещами, но из всего забрали почему-то только мою любимую бело-красно-белую кепку Supreme.
- Камера на Окрестина
На Окрестина я простоял во внутреннем дворике на коленях минут 40. Смотрел, как людям с белыми лентами прилетает по рукам, и думал: хорошо, что успел снять свои. Меня закинули сначала в одну камеру, потом – в другую. В шестиместной камере около десяти часов находились 35-40 человек. Мокрые, потные, вонючие, побитые мужики сидели в этой бане. Это было ужасно. Некоторые были в таком состоянии, что я удивлялся, как они могут сидеть без медицинской помощи – это особенно касалось ребят, которые попадали в автозаки с омоновцами. Когда мы просили медицинскую помощь – нам ничего не отвечали. Один мужчина стучал в окно и добивался инсулина – его тоже игнорировали.
Бесконечная ночь и потерянные кроссы
Монолог волонтерки из-под Окрестина — в подкасте "Вясна прыйдзе"
Там был подросток, который шел из музыкальной школы. Был дедушка, который выносил мусор и подошел к автозаку во дворе – спросить, что омоновцы делают. Его тоже «запаковали». Но он легко переносил заключение и рассказывал нам анекдоты. Еще с одним дедушкой была непонятная история. Когда он закашлялся, то у него начался приступ – возможно, эпилепсии. Два мужика вынесли его из камеры – и больше обратно никто не вернулся. Непонятно, что с ним теперь. Хотелось ему помочь, а я не знал, как.
Покормили нас только под конец вторых суток – принесли хлеб. На третьи сутки дали не особо аппетитную кашу. Но я был в таком шоке, что было не сильно до еды. Вода там все время была из-под крана, туалетной бумаги не было».
«Мне повезло»
«А потом у всех начались суды – по описанию ребят, они проходили где-то на окрестинской кухне. Был момент, когда я был готов уже сидеть там всю жизнь: когда пару суток над тобой издеваются морально, пытаются задавить отсутствием информации и еды, дезориентацией во времени, реально появляются такие мысли. Я уже думал, может, флаг нашли или еще что-то. Размышлял, что не так уж и сложно спать головой на кроссовке под кроватью.
Психологическая помощь: Виды психологических трудностей, с которыми сталкиваются пострадавшие от репрессий
Но меня просто амнистировали под камерами ОНТ. В один момент просто двери открылись – и нас всех вывели в коридор, где стояли уже все те, у кого на тот момент не прошли суды. Дали прочитать какой-то клочок бумажки перед государственным телевидением. Я заметил, что вывели всех непобитых: во всей группе был только один человек, по которому можно сказать, что ему что-то прилетело. И ни одного из тех, которые были в первые дни – с синими лицами и вытекающими глазами. Я уже потом понял, что скорее всего, эта съемочная группа приехала, чтобы снять на камеру людей, которые выглядят более-менее цело.
У меня до сих пор нет ни одного документа, подтверждающего, что я сидел в тюрьме. У нас была только бумажка, отрезанная ножницами от А4, что мы выходим по какому-то прокурорскому помилованию – по факту, просто фантик. Я пять дней сидел в плену у государства непонятно зачем».
«Моя родина – это сон»
«Спустя два года я уже остыл и понимаю, что мне повезло. Я получил мало урона, меня можно было снять на ОНТ с кивающей головой – поэтому все нормально. Сразу после освобождения я поехал делать визу. Сейчас я уже два года в другой стране – мне понадобилось столько времени, чтобы добиться примерно такого же уровня, как и в Беларуси. Я выучил новый язык, у меня есть работа, на которой я зарабатываю деньги, и любимое дело – музыка.
А в Беларуси ко мне уже приходили менты около года назад, а еще военкомат просил пройти переосвидетельствование, хотя я не годен. Как поется в песне, «моя родина – это сон». Я еду дальше, у меня другие интересы, к сожалению. Когда в Беларуси все изменится, там нужно будет все начинать сначала – а в этом уже не будет никакого смысла. Возможно, к этому времени у меня уже будет европейский паспорт. Но я бы хотел съездить в Беларусь. Все, что сейчас происходит в стране, какая-то вакханалия, я слышу одинаковую оценку ситуации от людей с разными точками зрения. Но старого Минска больше нет, потому что в первую очередь это были люди».
