"На поле ребят били, на одежде рисовали кресты, мне топтали руку ногой", — экс-политзаключённая Елена Дедюля рассказала про "дело тюков"
52-летняя Елена Дедюля проходила по резонансному «делу тюков». Почти год назад под Дзержинском были задержаны семь человек, которые на поле обрисовывали протестными рисунками тюки с сеном. Группу задерживали жёстко — с автоматами, дронами и избиениями. Через пять месяцев шесть человек по этому делу были приговорены к лишению свободы за "хулиганство", а многодетной маме дали полтора года "домашней химии". Елена Дедюля полностью отбыла срок и вышла на свободу из женской колонии 10 мая. Последние десять лет перед задержанием она занималась воспитанием приемных детей, а потом оказалась в жодинской тюрьме в камере с женщинами, у которых забирают этих детей. Бывшая политзаключённая рассказала "Весне" свою историю преследования, о громком задержании на поле, семи месяцах в жодинской тюрьме и почти двух неделях в гомельской женской колонии.
- Елена Дедюля. Фото: spring96.org
«Пошёл дождик и мы открыли зонтики – бело-красно-белые»
Первый раз Елену задержали в сентябре 2020 года возле костёла на площади Независимости – тогда она с другими женщинами сидели на лавочке и держали бело-красно-белые листы бумаги. Из-за большого наплыва административных дел в судах Елену тогда не успели осудить за два месяца.
«Это первое моё задержание в жизни. За 50 лет я только один раз получила взыскание — штраф в троллейбусе за безбилетный проезд».
Елена объясняет, что она выходила протестовать против вранья:
«Я просто ненавижу враньё и не буду терпеть его ни от кого. На момент событий 2020 года у меня на воспитании находилась 16-летняя девочка из детского дома. И она очень часто врёт всем. И когда меня первый раз задержали, то она очень переживала по этому поводу и спрашивала у меня наивно: «Зачем ты ходишь, чтобы тебя задерживали?» На что я ей ответила: «Знаешь что? Я не потерплю вранья ни от тебя, ни от президента, ни от кого. Если будете врать, значит я буду выступать против этого».
Минчанка продолжила выходить на акции протеста и была задержана ещё два раза. Женщину тогда штрафовали за участие в несанкционированных акциях протесту, хотя до них она даже не успела доходить.
«Мы с подругой шли на женский Марш, но пошёл дождик и мы открыли зонтики – бело-красно-белые. Подъехал бус и нас забрали», – рассказывает женщина про ещё одно задержание.
«Возле тюков нас били, на одежде рисовали кресты нашими баллончиками»
- Куртка Елены Дедюли, которую обрисовали силовики на поле 1 сентября
В рамках уголовного дела Елену задержали ночью 1 сентября на поле. Тогда собралась компания и поехала под Дзержинск разрисовывать «протестными рисунками» тюки сена. Елена рассказывает, что с ними в компании был восьмой человек, хоть задержали и осудили всего семь человек:
«Я так и не понимаю: или это был наш человек и ему удалось сбежать, или это был сотрудник милиции, который с нами ехал в машине.
Нас уже ждали [силовики] на поле. Техники было, как на проспекте, больше десяти единиц точно. Хотя по материалам дела, которые озвучивали в суде, нас задерживали всего три милиционера. Супергерои просто! Было два вида сотрудников: скорее всего, ОМОН и СОБР. Они были с автоматами, над нами летали дроны. Возле тюков ребят били, на одежде рисовали кресты нашими баллончиками, кричали. Мне топтали руку ногой… Слава богу, что земля была мягкая. Это было как в фильме ужасов – рука уходит под землю. Там был торф, и наша Беларуская земля как будто спасала меня. У меня вообще такое ощущение, что это всё время меня кто-то невидимый нёс на ручках и оберегал».
По словам Елены, когда их задерживали на поле, то она не убегала, но её всё равно за «неповиновение» оштрафовали на 60 базовых. В это время она уже находилась под стражей, поэтому штраф пришлось выплачивать мужу.
«Я осталась в гольфике и в тонких капроновых колготках»
После задержания всех семь человек доставили в Дзержинский РОВД
«Там мы ждали до утра. Слышали, как они [сотрудники] паниковали и кричали, что тюки до сих пор не убраны с поля. А там торф, мягкая земля, поэтому техника не могла подъехать к ним.
Когда пришла утром другая смена, то поздравляли предыдущую [смену]. И говорит, что там в группе было восемь человек. Я так понимаю, что это была группа в интернете – я не состояла в них. И сотрудник один сказал такую фразу: «В группе было восемь человек – я первому предложил, и он согласился». То ли кто-то согласился сдавать нас, то ли сами спровоцировали акцию и предложили сами поехать на поле».
По словам Елены, с некоторыми ребятами с компании она познакомилась в машине и уже после задержания. Первые десять суток всех удерживали в ИВС Дзержинского РОВД.
«Нас всех разделили и раздели. Всю верхнюю одежду забрали и сдали на экспертизу. Было очень холодно в ИВС. Десять суток я сидела одна. У меня забрали всю одежду – я осталась в гольфике и в тонких капроновых колготках. Но мне дали простынь, так как я сказала, как я буду ходить без одежды, пока муж смог передать мне передачу прошло двое суток. Четверо суток не давали матрацы, подушки, одеяла – я спала на железе. Но я, как бывшая спортсменка, знаю, как согреться: с первого дня занималась зарядкой».
«Натирали стены слоем хозяйственного мыла»
На одиннадцатые сутки задержанных по «делу тюков» перевели в жодинскую тюрьму, где в сумме (до суда и апелляции) их продержали восемь месяцев. Само следствие по делу шло пять месяцев. Елена поменяла за это время пять камер. Елены рассказывает про условия в тюрьме № 8:
«Горячая вода есть только в женском корпусе. Насколько я знаю, у мужчин не было горячей воды. Женские камеры размещаются на четвертом и третьем этажах, поэтому там нет мышей и крыс. Тараканов мы сами выводили: держали камеру в чистоте и натирали стены слоем хозяйственного мыла, унитазы. Один раз натёрли мылом полы, так у нас на проверки начали приклеиваться сотрудники на проверке. Ребята с первых этажей рассказывают, что у них столько мышей, крыс и тараканов, что справится с ними, они не могли.
Прогулочный дворик у нас полностью был зелёный – во мху. Это полуподвальное сырое помещение с сеткой надо головой. Многие не хотели выходить на прогулку из-за сырости.
Мы старались поддерживать атмосферу в камере – очень много шутили. Несмотря на то, что я сидела не с «политическими», а с обычными женщинами, всё равно старались помочь друг другу».
«У нас не котируется принцип «сохранить семью», главное – наказать, уничтожить»
- Елена Дедюля. Фото: spring96.org
Елена рассказывает, что до того, как привели задержанных женщин по «делу Зельцера», она одна была в камере «политической». Как отмечает бывшая политзаключённая, в основном, она содержалась с обвиняемыми за неуплату алиментов и за бытовое насилие:
«Это женщины, которые себя защищают ножом от насилия мужа. Я долгое время воспитывала детей сирот и теперь оказалась в камере с теми, у кого забирают этих детей. И я была в шоке от нашей системы, с помощью которой так издеваются над людьми. Вместо того, чтобы давать мне на воспитание этих вырванных из детей семей, можно было придумать что-то, чтобы дети остались с мамой. Например, лечение от алкоголизма, психологическая помощь. Это действительно о чём хочется кричать сейчас: «Люди, посмотрите, рабство!» Общество настроено против них, а они уже и не заступаются за себя: «Значыць так і трэба”. Но если бы в тот момент, когда человек оступился, ему помогло общество, то много семей можно было бы сохранить». У нас вообще не котируется принцип «сохранить семью», главное – наказать, уничтожить. Пока женщины сидят в тюрьме, долг за несовершеннолетнего ребенка накапливается. Они выходят на свободу, а на них большой долг вплоть до смерти не выплатить и они не знают, куда себя деть. Им уже и в тюрьме лучше: там они и поели, и поработали. Но это рабсила на швейных фабриках. «Политические» попали в систему, которая оттачивалась у нас 30 лет».
«Было страшно смотреть, как девочки по «делу Зельцера доставали с посылок испорченные продукты»
По словам Елены, количество «политических» в жодинской тюрьме возросло в начале октября-ноября, когда туда перевели задержанных за комментарии по «делу Зельцера»:
«Было страшно, когда девочек за комментарии по «делу Зельцера» завели к нам в камеру после 47 суток карантина, там им не отдавали ни письма, ни посылки, не принимали передачи для них. Женщины просидели карантин в той же одежде, в которой их задержали. Они спали по два человека, даже на втором ярусе. На это было страшно смотреть… Как они получали стопку писем читали и плакали. Как они доставали с посылок испорченные продукты. Когда их привели, то у нас в восьмиместной камере не было для них мест. Но для них это было облегчение режима…»
Бывшая политзаключённая отмечает, что письма в места неволи нужно писать с полными инициалами и рассказывает историю из личного опыта:
«Мне много писем не доходило, но по причине того, что их отдавали моей однофамилице. Оказалось, что в жодинской тюрьме содержалась ещё одна Елена Дедюля (проходящая по статье «неуплата алиментов»). Только у меня отчество Григорьевна, а у неё – Михайловна. Она забирала мои письма и это выяснилось случайно. Моя сокамерница увидела у неё в отстойнике мои письма. На свободе я узнала, что она писала ответы моим подругам типо «Как ты меня нашла? Спасибо, что мне написала. Мне тут тяжело». У неё был шок, что ей начали приходить письма какие-то. Человек начал придумывать, что о нём кто-то вспомнил».
«Я горжусь, что стою на профучёте!»
Елену, как и других политзаключённых ставили на профучёт как «склонную к экстремисткой и иной деструктивной деятельности». В жодинской тюрьме они обозначены коричневыми карточками на дверях:
«И когда идёшь по продолу и знаешь, что здесь наши… Но все воспринимают этот учёт по-разному: кто-то переживает, а кто-то идёт и видит: «Я здесь не одна!» Помню, одна девушка очень переживала, что она экстремистка и причитала: «Ну какая же я экстремистка?» Потом ещё одна говорила: «Я не экстремистка, это случайно!» А я шутила: «Я горжусь, что стою на профучёте!»
«Если бы они видели всю систему сверху, то они не работали бы там»
Бывшая политзаключённая рассказывает, что за эти месяца в заключении она встречала разных сотрудников в системе исполнения наказания:
«Сотрудники выполняют свои маленькие задачи и не видят общей картины. «Я охраняю преступников, а что я плохого делаю?» Да, действительно, преступников нужно охранять, но кого ты охраняешь? Его это не интересует, потому что он выполняет только кусочек маленькой системы. Если бы они видели всю систему сверху, то они не работали бы там. Они просто не видят и считают, что всё выполняют правильно. Я думаю, им не дают видеть, и они разучились видеть.
Разные бывают сотрудники… В камеру как-то заглянул один продольный и спрашивает у меня: «Ну что, исправилась?» А чего я должна исправляться и отвечать ему? Тогда он сказал: «Вату скрути!» Запретил сидеть на матрасе. Есть и такие – с личной инициативой, но их меньше.
Я заметила ещё в жодинской тюрьме такую вещь: когда с сотрудниками нормально разговариваешь, то они не могут ответить плохо. В первое время я заметила по утрам, когда они будят или выводят из камеры, то сотрудники орут на нас матами. Но, когда из камеры выходишь и говоришь: «Здравствуйте!», то они уже кричать матами не могут, потому что чувствуют, что ты относишься к ним, как к человеку. Я каждый раз говорила: «Доброе утро, доброй ночи (спокойной ночи нельзя было говорить заключённым), спасибо, здравствуйте». Наверное, даже с помощью этого выживала».
«В ИВС Столбцов у меня забрали все вещи, даже яблоко»
На суде Елена Дедюля заявила ходатайство о давлении и подала жалобу на имя начальника Столбцовского ИВС. Она рассказала, что тогда произошло:
«Утром 17 числа меня повезли на суд. Я надела колготки, платье. Когда я вернулась с суда, то увидела, что у меня забрали все вещи, даже яблоко, которое лежало на столе. Пришли и спросили: «Где вещи Дедюли?» Сокамерницы, не понимая, что происходит отдали вещи. У меня забрали все продукты, гигиенические средства. Я остаюсь в платье… Но не буду же я в нём ходить! Просить и унижаться я не буду. У меня только вопрос: «Где мои вещи? Верните!» Это нарушение. Я сняла платье и завернулась в простыню. Так я ходила до вечерней проверки. И они, чтобы им было комфортно проводить проверку, вернули мне штаны, майку, трусы и две прокладки. На проверке я спросила, на каком основании у меня забрали вещи – они молчали.
Два дня перед судами нас не кормили. Вечером мне принесли завтрак, обед и ужин одновременно. Если бы у меня не забрали мои продукты – я бы перекусила перед судом. А так, даже яблоко забрали… Сутки ничего не ела, кроме воды.
На суде я заявила о давлении: судья вышла из зала, потом вернулась и просто продолжила процесс. Вечером после суда я написала жалобу на имя начальника ИВС Столбцовского РОВД. После этого прилетел сам начальник и самостоятельно выдал мне вещи. Не отдали только кроссворды, тетрадку, ручку. Начальник ИВС лично водил и в душ после жалобы. Спросил: «Может ещё что-то?»
«На первых днях суда сидели очень серьёзные "полковники"»
31 января суд Столбцовского района вынес приговоры по резонансному «делу разрисованных тюков с соломой» против семи политзаключенных. Судья Виктория Судник признала всех виновными по ч. 2 ст. 339 Уголовного кодекса (хулиганство группой лиц) и назначила всем, кроме Екатерины Арико, год колонии в условиях общего режима – Андрею Арико, Максиму Дубешко, Александру Бобко, Ольге Дубовик, Елене Дедюле, Игорю Мысливцу. Екатерину приговорили к 1,5 года "домашней химии" и освободили в зале суда. Прокурор Ярослав Ларичев просил суд всех фигурантов лишить свободы.
Шестерых политзаключенных по "делу тюков" осудили к колонии. На задержанных силовики рисовали свастику
«Мне рассказали, что суды Дзержинска, Жодино, Минский районный суд отказались нас судить. Но согласился Столбцовский суд.
Нашим делом занималась целая следственная группа! В акте списания у было написано, что 80 тюков были порваны, но про краску не было не сказано ни слова.
На первых днях суда сидели очень серьёзные "полковники", которые возмущались, что очень долго судят нас и что они каждый день будут ездить с Минска. К концу суд ускорился и быстро вынесли приговор. Видимо, указ сверху пришёл. На последних процессах этих "полковников" уже не было».
«В Могилёве после Жодино мне очень понравились дворики для прогулок»
- Елена Дедюля. Фото: spring96.org
В гомельскую женскую колонию Елену повезли 23 апреля через Могилёв – неделю она была в могилёвской тюрьме. Елена переносила сумки в руках с наручниками:
«Сумок было нормально – обжилась. Оставить их же нельзя! Этапы были ночью на поезде. В могилёвской тюрьме нас с Олей [Дубовик], как транзитниц, никто не трогал особо. Мы только вдвоём были «политическими».
В Могилёве после Жодино мне очень понравились дворики для прогулок – они находятся на крыше под солнышком. Там нету этой сырости, по сравнению с жодинской тюрьмой. Мы уже не отказывались от прогулок и ходили каждый день на улицу. Было солнышко, весна…»
«Им, наверное, нравятся 37-е годы, поэтому они там и застряли», – про гомельскую колонию
В гомельской женской колонии Елена пробыла только 11 дней. Её продержали в карантине, она не успела приступить к работе – её срок закончился, и она вышла на свободу.
«Когда приехали в колонию, то у меня забрали почти все вещи. Вроде штаны чёрные, но на резинке была зелёная полоска – нельзя, горлышко на гольфике чуть длиннее нормы – нельзя. Эта всем, не только «политическим», эта загруженная за 30 лет система. Кто-то когда-то поскользнулся на резиновых тапочках – их нельзя уже. Кто-то додумался конвоирам в глаза соли насыпать – теперь её нельзя. Но зато можно приправу «Курка». Вот такой маразм. В ИВС нам не разрешали расчёски, потому что кто-то когда-то сделал что-то с собой. За 30 лет что-то случалось, они всё поотменяли, и теперь ничего нельзя, получается. Сотрудники с этой системой согласны. Если бы они сразу сказали: «А как человеку жить?»
С моих двух больших баулов мне отдали только пять вещей и трусы. Носки у меня оказались нечёрными, поэтому тоже не дали. Одежду там выдают, но она 30-40-х годов: хлопчатобумажные платья, косынка, военный пиджачок, колготки, которые собираются гармошкой, старые грубые тяжёлые туфли. Вещи выдают не чёрные: платья бордовые в цветочек, синие телогрейки. Но эти вещи не растягиваются, сжимают, как будто ты панцирь какой-то надела. Я психологически не могла ходить в этих вещах. Помню, на улице жарко, а по форме ты должна быть в телогрейке. В этом некомфортно! Им, наверное, нравятся 37-е годы, поэтому они там и застряли. Я не представляю, как там люди по пять-шесть лет в этой одежде. Наверное, привыкают…»
Елена Дедюля вышла на свободу 10 мая. Через полтора месяца её снова задерживали – на этот раз сотрудники КГБ. Бывшая политзаключённая вынуждена была покинуть Беларусь.
«Как мне сказала одна «многократка»: «Выходишь из ворот, они за тобой закрываются и как будто там не был». Как будто я смотрела кино или это был сон. Главное, не оборачиваться», – вспоминает своё освобождение из гомельской колонии Елена.
- Политзаключенная Елена Дедюля после освобождения из Гомельской исправительной колонии. Фото: spring96.org
«Если увижу, что будет несправедливость, то буду выходить»
Елена говорит, что не считает, что пройденный путь был зря. Единственное, что она сейчас бы изменила: «Проверила бы, с кем едет на поле».
«Я не чувствую, что я сделала что-то не так. Я сделала то, что велело моё сердце и понимание. И я буду продолжать что-то делать. Я потом это и кгбшникам сказала: «Если увижу, что будет несправедливость, то буду выходить».
Сейчас я не знаю, верю ли я в победу… Мне не нравятся взаимоотношения между лидерами. Пока у нас не появится настоящий лидер, то ничего у нас не получится. А он обязательно появится! Я слышала такую историю, я её немного перефразировала, она очень ярко иллюстрирует нашу ситуацию. Жил когда-то народ на небольшой земле. Люди жили на лошадях – пускай это будет на «Погоне». Была такая особенность у них – они умели спать на лошадях в движении. Один человек вёл ночью отряд, а другие воины спали. За ночь они преодолевали большие расстояния поэтому были неуловимыми. Утром они были выспавшиеся и отдохнувшие и могли вступать в бой. И когда враг это понял, то они убили ведущего, и народ продолжает спать до сегодняшнего дня. Теперь его нужно разбудить, чтобы защитить свою землю. И когда мы тоже найдём своего ведущего, тогда всё будет хорошо. Мы научимся спать на лошадях, доверяя свои жизни лидеру, а когда будет какая-то беда, то будет кому нас разбудить! Беларуский народ должен проснуться и найти своего ведущего вперёд к свободе!».
