«Химия» — Литва: экс-политзаключенная фигурантка «дела хороводов» рассказывает свою историю
Последние восемь месяцев 24-летняя брестчанка Виктория Лыскович, работавшая раньше бухгалтеркой, провела за станком в цеху по изготовлению шнурков и резинок. Такое «наказание трудом» ей назначили за то, что она танцевала и пела в хороводе на акции протеста в Бресте 13 сентября 2020 года. Викторию вместе с мамой осудили к 1,5 годам «химии» и направили в исправительные учреждения в Витебске и Гродно. В феврале Викторией заинтересовались сотрудники КГБ в связи с телеграм-чатом политзаключенных «химиков». После этого брестчанка в соображениях безопасности убежала с «химии» и покинула Беларусь. Уже неделю девушка находится в безопасности в Литве и пытается адаптироваться к обычной жизни: «без сотрудников милиции и надзора». Виктория рассказала «Весне» про поддержку белорусов, про то, как устроена жизнь и работа на женской «химии» и почему она вынуждена была бежать с исправительного учреждения.
Женские «химии»
В Беларуси осужденные женщины отбывают наказание в виде ограничения свободы в нескольких исправительных учреждениях открытого типа. Женщинам по «политическим» статьям редко назначают «химию», как правило — «домашнюю химию» (ограничение свободы без направления). На данный момент шесть политзаключенных женщин отбывают наказания на «химиях» в Витебске, Гродно, Бресте, Минске.
«Единственная фотография с митингов на телефоне — фото собачки с флагом»
Политическое преследование Виктории Лыскович и ее мамы Елены продолжается уже 1,5 года:
«Все началось 2 октября 2020 года. Мы тогда сидели с мамой на работе и обедали. Мы до этого участвовали в разного рода «городских процессах». И тут в кабинет заходят двое мужчин. Одного из них я узнала — видела раньше его фотографию. Тогда я поняла, что нас что-то ждет. В этот момент нам показывают удостоверение милиции и говорят, что мы задержаны за участие в несанкционированных массовых мероприятиях».
Викторию и её маму доставили в Ленинский РОВД, где составили протоколы по 23.34 (сейчас — 24.23 КоАП) за участие в акции протеста 6 сентября. Их задержали до суда и посадили в разные камеры.
«Мы двое суток сидели по отдельности: я ничего не знала про нее, она ничего не знала про меня. У дежурных я пыталась узнать, все ли нормально с мамой. А мама в свою очередь за меня переживала.
На третьи сутки меня решили перевести в другую камеру. И вот открываются двери в новой камере — и я вижу маму! Всё, мы вдвоём, значит всё нормально».
На следующий день Викторию арестовали на 10 суток, а её маму — на 15 суток. Через пять дней их осудили еще на 15 суток каждую.
«Вторые «сутки» мы получили за участие в протесте 21 августа. После освобождения, когда я выкупила свой телефон, я пролистала свои фотографии и увидела, что единственная фотография с митингов — фото собачки с флагом. И она как раз была сделана 21 августа. Как раз она и сориентировала сотрудников, за какое число нас еще можно осудить».
На 10-е сутки, 15 октября, в изолятор временного содержания к Виктории и Елене пришли следователи с постановлением о том, что они являются подозреваемыми по уголовному «делу хороводов», которое было возбуждено 15 сентября. До их его фигурантами стали еще человек пять.
«Мы сидели и пытались осмыслить, что и как вообще делать. На неофициальных беседах маме говорили, что она якобы меня потянула на митинги. Они решили, что мама меня заставляла туда ходить».
После ареста брестчанки вышли на свободу, но они стали обвиняемыми по «делу хороводов», которое сейчас насчитывает 116 осужденных. Елену допросили еще в ИВС, а Викторию решили не допрашивать.
Доказательство по материалам дела — «жакет типа Шанель»
15 апреля 2021 года начался суд, где помимо Лыскович, судили еще 12 человек, в том числе известную активистку Алену Гнаук, тогда политзаключенного россиянина Даниилу Чемоданова. Суд растянулся на 10 заседаний. На суде Виктория и Елена не признали вину:
«Мы посмотрели на предыдущие две «десятки», которых уже осудили по этому делу, и уже понимали, что нам «светит». Нам адвокат сразу сказал: «Вы должны для себя решить: признавать вину или нет». Он, конечно, не мог дать каких-то гарантий, но сказал, если мы признаем вину и будем вести себя спокойно, то, скорее всего, обойдемся «домашней химией». Не признаем вину — едем на «химию». Но мы с мамой приняли решение не признавать вину, потому что мы до сих пор не понимаем, в чем мы должны были признавать вину. Конечно, мы могли бы признать вину только из-за последствий, но мы не совершили ничего, в чем нас обвинили».
Доказательствами против Виктории по делу, кроме фотографий с местных СМИ и видео с чужого телефона, стала одежда, а именно куртка:
«Как они это называли — «жакет типа Шанель». Наверное, следователь хотел назвать её шинелью. Мы с этого смеялись.
Но это все было доказательствами того, что мы там находились. А доказательств вины — мы так и не увидели. Весь суд Алена Гнаук повторяла: «Покажите доказательства нашей вины».
В итоге, Викторию и Елену Лыскович приговорили к 1,5 годам ограничения свободы с направлением в исправительное учреждение открытого типа («химии»).
«Всю красивую одежду мы оставили дома»
В конце июля в пятницу им позвонил участковый Ленинского РОВД и сказал, что нужно придти и получить направление на «химию».
«Мы думали, что у нас еще есть время — какая-нибудь неделька до отъезда. Но, когда пришли, а нам говорят, что в течении 72 часов нам нужно прибыть в исправительное учреждение. Направление мы забрали в субботу, а в понедельник уже отправились отбывать наказания».
Викторию направили в витебское ИУОТ №10, а Елену — в гродненское ИУОТ №25. Как показывает практика, политзаключенных специально отправляют подальше от дома.
«Мы готовились заранее — что-то прикупали, что можно было бы взять с собой. Мы брали туда из одежды то, что не носили в обычной жизни. Мы понимали, куда мы едем, поэтому всю красивую одежду мы оставили дома.
Мы напаковали сумки-тележки на колесиках и поехали. Обычно люди так в путешествие собираются, а мы вот — на «химию».
«Серое маленькое здание с красно-зеленым флагом»
- Удостоверение Виктории Лыскович. Фото: spring96.org
На поезде с Бреста до Витебска ехать около 14 часов, поэтому до исправительного учреждения №10 Викторию отвез ее друг на машине:
«Находится оно в промзоне. Это такое серое маленькое двухэтажное здание с красно-зеленым флагом, который выступал ориентиром.
Я позвонила в дверь и сказала, что я приехала к ним отбывать наказание. На меня так посмотрели и спросили удивленно: «Вы?!» Потом поинтересовались, что я такого сделала. Я рассказала, что «транспорт блокировала». Когда они проверили направление, то пригласили вовнутрь. Я попрощалась с друзьями и дверь за мной закрылась».
Всего в исправительном учреждение №10 отбывает наказания около 40 женщин. Из них, кроме Виктории, там содержатся ещё две политзаключенные. Остальные — осужденные женщины за неуплату алиментов, «наркотической статье», кражи, переведенные с колонии за убийство и причинение тяжких телесных повреждений и другие. Викторию заселили в комнату на шесть человек.
«Внутри оно выглядело достаточно неплохо — был даже какой-то ремонт. Я думала, что будет хуже. Жить можно, скажем так. Сразу у меня забрали телефон на несколько дней (на пользование телефоном нужно получить разрешение администрации). Посмотрели вещи и отправили спать со словами: «Завтра разберемся». Так прошел мой первый вечер на «химии».
«Восемь месяцев я следила, чтобы на станках нитки не заканчивались»
Викторию определили работать на местное производство, где изготавливают шнурки и резинки. Оно находилось в трех минутах ходьбы от учреждения.
«Это цех со станками, которые производят резинки и шнурки. Там одновременно работает по 40-50 станков. Они все старые, поэтому очень гремят и там сильный шум. Без наушников и беруш там сложно находиться. Если там год поработать, то, мне кажется, оглохнуть можно от этого грохота.
Я бы не сказала, что это меня испугало. Я понимала, что меня не отправят на какую-то супер-работу. И это лучше, чем люди в дождь и снег на улице в этих грядках копались. В цеху тоже было не тепло, но, как минимум, на голову ничего не капало.
Так восемь месяцев я отработала в цеху: следила, чтобы на станках нитки не заканчивались и за качеством».
На работе Виктория зарабатывала 400-450 рублей. При этом, в Беларуси установлен минимальный размер заработной платы — 457 рублей. Из них летом на коммуналку в ИУОТ Виктория отдавала 10 рублей, зимой — около 60 рублей.
«Но что такое 400 рублей? Поэтому можно представить, как жить на эти деньги».
Другие осужденные женщины с этой «химии» работают уборщицами в локомотивном депо, СИЗО, подсобными рабочими на лесопилке, в колхозе, в швейном цеху, на складах Wildberries и других службах доставки.
Каждый день в 6:20 — уборка территории
- Виктория Лыскович. Фото: spring96.org
День Виктории начинался в 6 утра — каждый день всех будила дежурная осужденная. В 6:15 было построение на 40 человек:
«Всех проверяют: называют фамилию, а ты должна назвать имя и отчество. Наверное, мало ли, кто за ночь убежал».
Такая проверка проводилась два раза в день. Каждый день в 6:20 отправляли людей на уборку территории:
«И зимой, и летом, и весной, и осенью. Всю зиму в 6:20, когда темно и фонари нормально не горят, отправляли с лопатой чистить этот снег. Мне было непонятно, почему это происходит именно в такое время, ведь можно это делать хотя бы, когда светло. Но они [сотрудники ИУОТ] это называли частью исправительного процесса».
После работы — ужин и душ: «Как тебе хочется, так и поступаешь».
Как рассказывает Виктория, в ИУОТ №10 очень маленькая кухня, где вмещается максимум восемь человек.
«Там две плиты, два холодильника, два столика на 40 человек. При желании, конечно, вместиться можно. Каждый готовил, как хотел».
В местности «химии» находится один небольшой магазин с небольшим выбором ассортимента, поэтому осужденные заказывают или доставку продуктов, или закупаются в городе.
«Чтобы нас отпустили в магазин, то нужно писать заявление [это для тех, кто стоит на профучётах]. После его одобрения администрацией, нас водили туда с сопровождающим».
Также Виктория вспоминает, что были проблемы с принятием душа:
«Душевая была нормальная, но были проблемы с бойлером. Там очень экономят электричество, поэтому его включали только на три часа вечером. Этого хватало чтобы помыться только нескольким человекам из сорока. Это была серьезная проблема — некоторым приходилось мыться в холодной воде».
«Учетов много, людей тоже, поэтому всем хватает»
Виктория Лыскович, как и другие политзаключенные с этой «химии», стояла на учете как склонная к экстремистской и иной деструктивной деятельности.
«Меня этот учет в принципе не ущемлял, но в город без сопровождения ты не выйдешь. Даже в маленький магазинчик через дорогу я не могла самостоятельно сходить — со мной кто-то должен был быть из сотрудников.
Помню, что «склонных к экстремизму» не выпустили на работу 8 августа (преддверии годовщины избирательных протестов) и 26 февраля (перед референдумом). При этом они ничего не объясняли, а просто сказали: «Вы же понимаете»
Иногда у нас проводили профилактические лекции, на которых спрашивали у нас, политзаключенных: «Ну, расскажите, почему вы выходили на протесты? Для чего это делали?» Замначальника говорил: «Интересно послушать мнение наших экстремистов».
Другие осужденные тоже стояли на учётах как «склонные к побегу», «склонные к распитию спиртных напитков» и других учётах:
«Были просто «склонные к совершению преступления». Надо ж кого-то поставить на учет. Этих учетов много, людей тоже, поэтому всем хватает».
«Скорая ехала 2-3 часа»
Виктория рассказывает, что сотрудники беспокоились касательно оказания медицинской помощи:
«Говорили, чтобы мы обращались в дежурную часть. Они вызвали скорую. Правда, она ехала 2-3 часа. Не знаю, с чем это связано: или потому что это ИУОТ, или потому что они [сотрудники] долго вызвали. Для вызова скорой сотрудникам нужно заполнить кучу бумажек.
Но, в целом, если нужно в поликлинику, то пишешь заявление и на следующий день тебя отводят».
На ИУОТ №10 около 15 сотрудников. Многие из них заняты тем, что сопровождают осужденных в поликлиники, магазины и по другим делам:
«За восемь месяцев я выезжала в город только несколько раз. Когда за тобой кто-то ходит, подгоняет — это не прикольно. Помню, один раз мне нужно было что-то из одежды купить. Мы с сотрудницей ИУОТ на такси ездили».
«Решила после встречи с КГБ не ждать — прийти могли в любой момент»
15 февраля этого года в ИУОТ №10 приезжали сотрудники КГБ. Их визит был связан с возбужденным уголовным делом по ст. 361-1 Уголовного кодекса (организация и участие в экстремистском формировании) по телеграм-чату политзаключенных «химиков» «Волейбол по выходным».
|
Справка: "дело химиков" 14 февраля в списке экстремистских формирований появился телеграм-чат "Волейбол по выходным". Такое решение принял Комитет государственной безопасности. Этот чат объединял политзаключенных, осужденных на "химию". Возбуждено уголовное дело по ст. 361-1 Уголовного кодекса (создание экстремистского формирования или участие в нем). 15 февраля КГБ начал "зачистку" политзаключенных на "химии": их допрашивали, забирали телефоны, задерживали, отправляли на "сутки" за репосты и в СИЗО по новым уголовным делам. |
Сотрудников КГБ интересовали активные участники уже «экстремистского формирования», его создатели и финансирование. Викторию допросили в качестве свидетельницы и забрали её телефон. После этого она решила покинуть «химию» и страну:
«Я понимала, что мне может «светить» колония или могут добавить срок на «химии». Мне не хотелось через это все проходить. Я понимала, что это тоже отразится на моей семье — как минимум, на психологическом состоянии. Нам всем и так досталось. Поэтому я решила не ждать, пока мне что-то "прилетит".
Я решила после встречи с КГБ не ждать — прийти могли в любой момент. Никто не будет разбираться: одно ты сообщение написал или три — добро пожаловать в колонию!».
«Эмоции и чувства скомканы, ведь весь этот путь пройти было сложно»
- Виктория Лыскович. Фото: spring96.org
Виктория уже неделю находится в Литве. Пока она пытается адаптироваться к обычной жизни после «химии»: «без сотрудников милиции и надзора».
«Когда я оказалась по ту сторону границы уже, то сложно было поверить. Расстояние вроде небольшое, но мне уже ничего не угрожало. Сложно было поверить, что такое возможно. Эмоции и чувства были скомканы, ведь весь этот путь («химия» — Литва) пройти было сложно.
Сейчас пытаюсь вспомнить те чувства: вроде головой понимала, что всё уже, но все равно не можешь до конца это осознать. До конца я не могу расслабиться… Возможно, это связано с тем, что мама и все родные там осталась. Не могу прочувствовать, что я на свободе. Потому что есть связь с Беларусью».
На вопрос «Хочется ли домой?» Виктория ответила, что «в Беларусь не хочет, а домой — да»:
«Я столько с мамой не виделась. И с кошкой тоже! Пока по Беларуси я не скучаю. Я там столько негатива пережила, что пока не скучаю…»
«Не надевала бы на «хоровод» красные штаны»
Виктория говорит, что не жалеет о своем поступке — участии в акциях протеста в 2020 году:
«Я себя виноватой не считаю. Если бы можно было повернуть время назад, то я бы на «хоровод» не надевала красные штаны [смеется]. Хотя бы маску еще надела — хоть как-то бы зашифровалась».
Несмотря на это, после смены власти Виктория планирует вернуться в Беларусь:
«В любом случае хотелось бы вернуться домой».
Поддержка и солидарность
По словам Виктории, за восемь месяцев ограничения свободы она получила много писем солидарности — «целую стопку»:
«Приходило очень много писем. Возможно, их было еще больше, но мне не все отдавали. Мне люди из других стран говорили, что отправляли письма, но я их не увидела.
Все письма очень разные. Люди писали, что все будет хорошо и, что встретимся в Новой Беларуси, что мы победим и все в таком роде. Мне, когда их читала, было безумно приятно, что люди поддерживают и не забывают меня. Помимо писем, передавали передачи. Они не боялись и привозили их — за это огромное спасибо!
У меня есть надежда, что все будет хорошо, но непонятно, когда это будет. Я, когда читала эти слова в письмах, то понимала, что когда-то это случится, но точно не в ближайшее время. Рассчитывать на это я не могла. Я понимала, что люди это пишут для поддержки, потому что человеку в таком месте нужно слышать именно такие слова, чтобы не упасть духом».
«Главное, чтобы люди знали, что их не забывают и поддерживают»
Виктория говорит, что важно продолжать писать и поддерживать политзаключенных:
«В первую очередь, важно писать тем, кто находится в колониях. Потому что у них нет доступа ни к чему. Люди вообще отрезаны от внешнего мира и письма — это единственное, что может помочь. Я это по себе знаю. Когда мы в ИВС сидели на «сутках», то люди писали нам. Это чуть ли не единственное, что поддерживало и морально помогало.
Главное, чтобы люди знали, что их не забывают и поддерживают».
Поддержите маму Вики, которая продолжает отбывать «химию» по адресу:Исправительное учреждение открытого типа №25, 231707, г. Гродно, ул. Ленина, 12А |
