«Опасность заключается в том, что многие лидеры гражданского общества в Донецк не вернутся»

Сергей Ткаченко, руководитель Донецкой областной организации Комитета избирателей Украины - одной из авторитетнейших НГО области, в интервью ПЦ «Весна» рассказал, как зачищалось гражданское поле региона, благодаря чему сепаратизм овладел умами населения и какие шаги должно будет предпринять гражданское общество при возвращении региона к обычной жизни.

- Сергей, Майдан в Киеве стал точкой отсчета в новейшей истории Украины, поставив перед каждым новые вызовы. Расскажите, чем занималась Ваша организация до этих событий.

- Наша организация работает в Донецкой области с 1996 года. И если до 2000-го основной нашей целью было наблюдение за выборами, все процессы, связанные с избирательными кампаниями, то с 2002 года в наших стратегиях появилась работа по развитию органов местного самоуправления, с другими демократическими процессами, появилось медиа-направление, была создана редакция общественно-политических новостей и так далее. То есть выборы – это один из главных приоритетов, но уже не единственный. Безусловно, за эти годы мы стали активными участниками всех процессов, которые развивались на территории Донецкой области и до и после всех этих событий.  
И тут нужно сказать, что Донецкая область очень специфичная, и эта специфика отобразилась в период Майдана и вылилась в процессы, которые мы наблюдаем на востоке Украины в данный момент. Эта специфика, в первую очередь, объяснялась тем, что в Донецкой, Луганской областях сформировался конгломерат местных элит, симбиоз органов местного самоуправления, государственной власти, милиции, прокуратуры (я говорю о периоде до Майдана), политических партий, которые поддерживали этот процесс. Практически противостоять этой системе давления простые граждане и многие общественные организации попросту не могли. Эта система очень многих выдавливала с территории региона и попросту убивала активность, мотивацию людей что-либо менять, бороться за собственные права.

- Насколько Ваша работа изменилась с началом Майдана, что эти события привнесли в Вашу деятельность?

- Специфика нашей работы заключалась в том, что все программы, касающиеся наблюдения за выборами, развития демократических процессов, в течение последних нескольких лет наталкивались на жесткое противостояние, мы постоянно входили в конфликт с органами государственной власти в Донецкой области. Еще задолго до этих событий у нас были программы, имеющие значительную поддержку на уровне органов местного самоуправления городов и районов области, мы проводили конкурсы мини-грантов для общественных организаций и инициативных групп граждан. То есть социальные проекты, не входящие в разряд противостояния, не выявляющие всякие коррупционные схемы и тому подобное, приветствовались органами местного самоуправления, органами государственной власти. Потому первое, что произошло, - все эти социальные программы прекратились.
Произошла резкая категоризация общества, госорганы стали резки в отношении к большинству общественных организаций, вернулось старое позиционирование нас как грантожоров, агентов иностранных спецслужб. Эта риторика очень сильно прогрессировала, насаждалась в средствах массовой информации. Говорить о том, что у нас были какие-то точки соприкосновения, взаимопонимания, уже не приходилось. Если ты не был прогосударственной общественной организацией - ты был врагом. Произошло резкое деление на своих и чужих. И здесь уже говорить о каких-то социальных программах не приходилось, наше основное внимание сконцентрировалось на борьбе с режимом. Майдан, затем февральские законы, признававшие нас шпионами, иностранными агентами и далее – это уже было противостояние.             

- Как это сказалось на отношении населения к Вашей организации?

- Эта категоризация со стороны органов государственной власти сильно повлияла на отношение к нам населения. Здесь также произошел некий разлом. Люди, которые поддерживали действующую власть, держались за Януковича и Партию регионов как за внешнюю опору, были напуганы сложившейся ситуацией. Опять-таки, чем Донецкая область отличается от других: жители региона очень сильно привыкли рассчитывать на внешние опоры. В свое время, после Советского Союза и Коммунистической партии, этими внешними опорами были руководители промышленных предприятий, на которых они работали, таковыми были местные мэры. То есть, люди перестали думать самостоятельно, все время ждали, что им покажут, кого надо любить, кого нужно слушать. Сложившаяся система постоянно насаждала такие стереотипы, и люди воспринимали их как само собою разумеющееся, знали, что за них объяснят, как необходимо вести себя в той или иной ситуации. И когда Янукович убежал, а Партия регионов рухнула, исчезли эти внешние опоры – население перестало понимать, кому доверять, на кого ориентироваться, а найти опору в себе не могло, потому что никогда этого не делало. Доверять собственному мнению, делать собственный анализ ситуации не получается, а извне уже никто не давал ориентиров. Таким образом внутри большинства людей организовалась черная дыра, которую заняло сепаратистское движение, что мы сейчас наблюдаем на территории Донецкой и Луганской областей. В большей степени этим объясняется тот факт, что часть населения восприняла идеи сепаратизма.  

- Во времена Майдана в Донецке также проходили акции…

- К сожалению, они были не настолько многочисленны, как в других регионах. Во время киевского Майдана местные элиты еще были в расцвете сил – они довлели, они определяли повестку дня, они прикладывали все возможные усилия (в частности, областная администрация и губернатор Шишацкий), чтобы дискредитировать участников общественных движений, которые принимали участие в донецких акциях в поддержку Майдана. И противостоять на тот момент этой машине было довольно сложно. Потому что местные элиты – это спайка криминалитета, органов госвласти и местного самоуправления, силовых ведомств. Гонения на участников проукраинских акций в Донецкой области были со стороны Службы безопасности Украины, прокуратуры, подключались всякие криминальные элементы, которые избивали активистов, обливали зеленкой и так далее. Конечно, психологически был очень дикий прессинг, когда ты понимал, что не защищен никем и рассчитывать можно только на себя, своих друзей и коллег.         

- Насколько изменилась ситуация в регионе после победы киевского Майдана?

- Если говорить о каких-то переломных моментах, то ситуация в марте-месяце продемонстрировала, насколько эта государственная репрессивная машина -  кажущаяся очень сильной, монолитной, со вседозволенностью поглощающая все свободное пространство - эфемерна. Все рухнуло очень быстро. И началась мимикрия. Представители госорганов и местного самоуправления, которые до этого давили все инакомыслие, в первую очередь начали приспосабливаться под ситуацию. Давление на гражданских активистов с их стороны резко уменьшилось. Но возникла другая паника. Многие лидеры органов местного самоуправления начали пытаться манипулировать толпой, насаждая в отношении Киева формулировку "хунта". Психоз по поводу «Правого сектора», который приедет и будет захватывать органы государственной власти, обладминистрации, длился несколько недель. Тогда милиция, активисты стояли в оцеплении областной администрации, а их постоянно кормили информацией в стиле «едут восемь автобусов «Правого сектора» из Киева и сейчас они захватят администрацию».  Массовый психоз нагнетался, нагнетался, нагнетался, но в итоге лопнул, как мыльный пузырь. И на почве этих устрашающих ожиданий, морального, психологического истощения начали прорастать идеи сепаратизма. У части представителей местных элит возникли месседжи о федерализации. Что касается проукраинских сил, то в феврале – начале марта они неплохо консолидировались. Довольно масштабные проукраинские митинги начали проходить по всей Донецкой области. И если взять непосредственно Донецк, то в начале марта там был расцвет консолидации проукраинских сил. На площади Ленина в центре Донецка собиралось до 10 тысяч человек с украинской символикой - для Донецка это было неслыханно со времен независимости. И на этот момент под украинскими флагами уже собирались и бизнесмены, и члены Партии регионов, и общественные организации - все, кто понимал, в чем заключается угроза для Донбасса, для всей Украины. И так было до трагических событий, когда началось непосредственное противостояние с пророссийскими активистами, которые заехали в массовом количестве с территории России.    

- Как действовали НГО в Донецкой области до провозглашения ДНР и при каких обстоятельствах были вынуждены свернуть свою работу?  

- Как я уже сказал, Донецкую область очень сложно сравнивать со всей Украиной. Счет общественных организаций правозащитного плана, которые занимались вопросами демократизации, шел не на сотни, что можно сказать о других регионах страны, это были десятки по территории всей области. На момент, когда большая часть общественных активистов сосредоточилась на проведении уличных массовых мероприятий, пикетов, митингов, уже началась агрессия и многие из них начали страдать физически. 13 марта в столкновениях с пророссийскими активистами после митинга на площади Ленина был убит общественный активист Дмитрий Чернявский, более 35 человек получили увечья. И с этого момента люди стали уезжать. Сначала немногие, потому что уровень психологической защищенности у каждого разный.
Деконцентрация гражданских активистов в Донецкой области происходила в несколько этапов. В середине марта была первая волна - уезжали в основном те, кто пострадал на площади Ленина, стоя в оцеплении народной самообороны. Многие активисты уехали в течение апреля-мая, потому что уже не чувствали себя в безопасности и опасались за свои семьи.

Продолжение интервью – 9 сентября.